Фриц (смущенно). Я не хотеть отвечать, ваше высочество. Прошу извинить меня.

Царевна. Хорошо-хорошо, прощайте, принц.

Фриц уходит, царевна плачет.

Жених с Востока. Пока я ехала по вашему прекрасному царству, я успела составить договор и украли два чемодана.

Царь (сокрушенно). Да, у нас народ шустрый, надо держать ушки на макушке.

Министр иностранных дел. Я смотрел договор, ваше величество. Он хочет, чтобы в нашей половине царства земля свободно продавалась гражданам их половины, а гражданами их половины станут его соотечественники, а они все богатые и скоро скупят всю нашу половину.

Царь. Ты по-русски можешь объяснить? Я запутался в твоих половинах.

Министр иностранных дел. В общем, дай ему палец — он руку оттяпает.

Царь. Вот теперь ясно. Я так и думал. Хрен ему, узкоглазому!

Министр иностранных дел. Ваше величество, он прекрасно владеет русским языком.

Царь. А, я хотел сказать, что земелька наша не продается. Мы ее подарить можем — вместе с царевной, это ее доля, так сказать, но не для того, чтобы земельку эту у нас оттяпали. Все, кто там живет, так и останутся. Ну конечно, можно туда близких родственников жениха. Но только самых близких.

Жених с Востока. Для моя каждый мой соотечественник близкий.

Царь. А вот этого не надо. Мы введем эту, как ее…

Министр иностранных дел. Квоту на поселение.

Царь. Вот-вот.

Жених с Востока. Пока оставить дела, я хотела говорить приятное. Я немного привезла подарок, камочки…

Первый министр. Камочки?

Жених с Востока. Это такие из наша страна в вашу страну гам, где растет всякое растение… камочки… камушки…

Первый министр. Ваше величество, он хочет накидать камушков в наш огород. Это опять о территориях.

Министр иностранных дел. Простите, ваше величество, он говорит о саде камней. У них есть такие сады камней, для эстетического созерцания. Садишься и созерцаешь камни, но одного не хватает.

Царь. Украли, что ли?

Министр иностранных дел. Да нет, они так располагаются, что одного не видно. Это наводит на философские размышления.

Царь. А, это вроде как мои министры. Откуда ни посмотришь, а министра культуры не видно, все его кто-то заслоняет. Это наводит на философские размышления…

Первый министр. Просто он тощий очень.

Царь. Зато ты брюхастый. Ну ладно, камни — это хорошо Я чувствую, ты любишь свою родину. И это правильно. Родину надо любить.

Жених с Востока. У меня есть такой стих:

Царь. Ишь ты… Я сам из деревни. Бывало, выйдешь в тронный зал, стоишь посередке, вокруг придворные вертятся, и вспомнишь дуб на опушке, а рядом свиньи копошатся, корни подрывают, желуди жрут. Вот так-то, парень. Растрогал ты меня. Говорят, у вас водку наперстками пьют. Давай-ка хлопнем по граненому наперстку, как у нас принято!

Жених с Востока. Очень большая…

Царь. Давай-давай, не мелочись. От царского кубка отказываются.

Пьют. Жених с Востока пьянеет. Падает на лавку.

Да, хороший парень, но хлипкий. Не потянуть ему полцарства.

Первый министр. Не, не потянуть. Если он что и потянет, так своих граждан к нам на землю.

Царь. Этак лет через десять все царство узкоглазое будет.

Первый министр. Это точно, ваше величество. (Грустно). Хотя, может, оно и к лучшему было бы, они работают хорошо, не то что наши оглоеды.

Царь. Надо жить и работать с тем народом, который нам достался. Другого народа не будет. Эхма! Что же делать? Вот так всю жизнь — надо что-то решать, и не можешь, а потом решишь сгоряча и такое напорешь. И посоветоваться не с кем, все себе на уме! (Запевает.)

Все выходят, жених с Востока остается один. Входит царевна. Жених поднимается с лавки.

Жених с Востока (трезвым голосом, совершенно без акцента). Воды не принесешь?

Царевна. А я думала, вы смертельно пьяны. (Приносит ковшик воды.)

Жених с Востока. Спасибо. (Пьет.) Ты кто такая?

Царевна. Царевна.

Жених с Востока (долго смотрит на нее). Ясно… Я думал, девка придворная.

Царевна. Таких уродин при дворе не держат. А зачем вы притворялись пьяным?

Жених с Востока (понимает, что разоблачен, но его явно тянет на откровенность — тем более что он практически отвергнут). Так хотелось вашему отцу.

Царевна. По-моему, он по-хамски с вами разговаривал, а вы подлаживались под его хамство.

Жених с Востока. Да. Так надо. В другой жизни я бы его пополам разрубил.

Царевна. Почему вы все говорите о какой-то другой, выдуманной жизни? Ведь жизнь одна и другой не будет. Почему нельзя в этой жить по-настоящему?

Жених с Востока. Нельзя, царевна. Это только простолюдины могут себе позволить. А нам надо думать о государстве, о народе.

Царевна. И ради этого все ломать в себе?

Жених с Востока. За это платят, царевна, платят властью. А иначе кто бы терпел наши прихоти? Вы простите, что я так откровенен с вами. Но мне все равно уезжать, как у вас говорят, несолоно хлебавши.

Царевна. По-моему, вы не очень этим удручены.

Жених с Востока. Ошибаетесь.

Царевна. Неужели вам нужна такая жена, как я? В конце концов, должны быть у человека какие-то чувства.

Жених с Востока. Я не человек, я политик. А для чувств есть свои отдушины. Моему народу нужна земля. Поэтому мне нужны вы.

Царевна. Еще никто так цинично не говорил со мной.

Жених с Востока. Простите, царевна. Ваш отец обидел меня, а я обидел вас. Это неправильно. Прошу вашего прощения. Вы такая… вы не можете лгать, и поэтому рядом с вами люди тоже становятся искренними. Уж не знаю, хорошо это или плохо. Но женщина должна уметь лгать и притворяться. Я так думаю. Еще раз простите меня, ваше высочество. (Кланяется и уходит.)

Царевна брела по своему любимому саду, всегда безлюдному и тихому. За ним протекала речка с переброшенным деревянном мостиком, а дальше начинались поля, и там царевна встречалась иногда с деревенским пастухом, единственным существом, не напоминавшим ей о ее уродстве. Впрочем, подумала она, ведь он и не пытается как-то изменить наши отношения, сблизиться со мной. Конечно, очень может быть, что его вообще не интересуют женщины, но, скорее всего, именно я не интересую, его как женщина. Царевна решила спросить его сегодня об этом, но горечь от возможного неприятного ей ответа уже переполнила ее, и она даже стала задыхаться от невыносимости этой жизни. Царевна медленно брела по любимой тропинке, и вдруг за большим кустом на повороте мелькнула чья-то тень и послышался шорох. Царевна не испугалась, но все же замедлила шаг. Это могло быть какое-то животное, но они обычно не боялись ее и уж тем более не стали бы подкарауливать в кустах. Пройдя поворот, она пошла дальше не оборачиваясь, хотя уже слышала позади торопливые мелкие шаги. Наконец они приблизились вплотную, она резко обернулась и даже вскрикнула от ужаса: ее преследовал невероятно безобразный карлик. Уродливое, сморщенное лицо с многодневной щетиной, тщедушное искривленное тельце, массивный горб, рахитичные ножки и ужасно злобный взгляд желтых выпученных глаз — вот что увидела царевна и невольно начала отступать назад, пока не наткнулась на ствол дерева. Она прижалась к нему, а карлик приблизился вплотную, и она ощутила зловонный запах, исходивший от него. Ростом карлик едва доходил ей до груди, и ручки у него были слабенькими, но царевна оцепенела от ужаса и понимала, что не сможет сопротивляться ему, что бы он ни делал. Карлик остановился, когда его крючковатый длинный нос почти уперся в ее грудь. И он заговорил, не поднимая глаз: