— Ладно, пойду я, — хмуро сказал Сергей.

— Так куда ты направлялся?

— Не знаю. До утра где-нибудь посижу, потом звякну тебе на работу. Может, что-то прояснится к этому времени.

— Спички возьми, и здесь бутерброды, пива есть банка. Давай-давай, бери, беглый каторжник.

— Спасибо. Ты тоже поосторожнее. Хотя ты тут вроде ни при чем. Но если здесь замешаны какие-то спецслужбы, они могут и тебя вычислить. Да, ты завтра Эдика предупреди. И вот что. Обязательно скажи Леше, чтобы в больнице организовал охрану. Я за Алину боюсь.

Сергей выкатил велосипед, прикрепил к багажнику пакет с рукописью и едой, махнул рукой Илье и уехал.

Он что, рассорился с Алиной, действительно ударил ее, а потом от этого слегка сдвинулся, думал Илья, и сочиняет все эти истории? Но уж больно художественно. К шизофрении Серега никогда не был склонен. Или что-то действительно происходит загадочное? Но что?

Пришедший в себя после визита Серого милиционер, оставленный в театре, с трудом поднялся наверх, прошел в кабинет Власова и прикрыл глаза, увидев его неподвижное тело и предчувствуя крайние неприятности по службе. Чувствуя, что сделать что-либо он попросту не в силах, спустился, позвонил в отделение и попросил срочно сообщить Клюкину о происшедшем. Потом, набрав «03», вызвал «скорую».

Судебно-медицинский эксперт Марк Абрамович Гершензон сидел неподвижно в старом кресле. Два лаборанта обычно помогали ему — на одного из них старик возлагал большие надежды и обещал передать ему все свои знания. Иначе попросту некому было бы заменить шестидесятивосьмилетнего эксперта. Но сейчас в лаборатории бюро судмедэкспертизы Гершензон был один.

Со стороны могло показаться, что он дремлет, — да и время, три часа ночи, вполне способствовало бы этому. Но на самом деле старик не спал, мозг его лихорадочно работал — может быть, так, как никогда в жизни.

Забрав из театра зеркало, Гершензон сразу направился в лабораторию. Сторож, конечно, по привычке предложил выпить чайку и сыграть партию в шахматы, как делал это уже много лет, хотя знал наперед, что Гершензон откажется вежливо и от того, и от другого. Некоторым исключением из установившегося ритуала сегодня была просьба старого эксперта пропустить к нему человека по фамилии Алиев, который должен прийти ровно в половине четвертого. За несколько лет подобные просьбы звучали трижды, и сторож каждый раз соглашался, зная, что утром ему перепадет награда в виде пары бутылочек спирта. Он никому не говорил про эти визиты, понимая, что это угрожало бы и ему: во-первых, он не имел права пропускать в лабораторию посторонних; во-вторых, он не хотел лишаться и этой скудной награды.

В лаборатории Гершензон снял с зеркала отпечатки пальцев. Он сразу понял, что Руслан был прав — что-то необычное было в этом зеркале, и прежде всего необычной, неестественной была температура его поверхности. Впервые старый эксперт заторопился, интуитивно сознавая, что следы чьих-то рук — это вовсе не главное. Закончив с отпечатками, он измерил температуру на поверхности зеркала, потом полез в сейф, где у него хранились самые ценные приборы. Он достал счетчик Гейгера и убедился, что предчувствия его не обманули: зеркало «светилось», радиоактивное излучение было довольно сильным, хотя и неопасным при недолгом соприкосновении с зеркалом. Но если бы кто-то просидел рядом с ним часов сто, это могло бы плохо для него кончиться. Гершензон сел напротив зеркала и задумался.

Когда-то он мечтал о другой работе, хотел стать ученым. Конечно, по сравнению со многими работниками всяких НИИ его труд был гораздо продуктивнее, полезнее, интереснее, но этот труд имел чисто прикладной характер. И к тому же, как и всякий мало-мальски честолюбивый человек, Гершензон мечтал о славе, а не просто о популярности в провинциальном городке. На все эти мечты он, правда, махнул рукой лет еще Двадцать назад, но теперь, при встрече с таинственным зеркалом, они вспыхнули с новой силой. Он с горечью понимал, что со своим скудным набором техники он, по сути, больше ничего не сможет сделать. Это зеркало надо везти в серьезную лабораторию, им должны заниматься не одиночки, а группа ученых. Сознавая все это, старик сидел напротив зеркала, глядя на собственное отражение, и тихо бормотал любимые строки:

Он вспомнил ночные визиты Алиева. Кроме них, были и встречи днем, обычно на тихом и безлюдном городском кладбище. Они заканчивались почти одинаково: из рук собеседника в руки Гершензона переходила некоторая сумма, а потом, в тиши лаборатории, он писал заключение судмедэкспертизы, которое удовлетворило бы клиента. Речь не шла об особо грубых нарушениях вроде сокрытия убийств. Просто иной раз требовалось установить, что водитель был трезвым, хотя на самом деле это было не так. Или что девица, оказавшаяся в компании молодых людей, вовсе не подвергалась насилию, а просто решила подзаработать шантажом. Гершензон спасал людей от тюрьмы или от большого срока заключения, а заработанные таким образом деньги вез в областной центр в двух конвертах. Погостив денек у одной из дочерей, денек у другой, он совал конверты двоим внукам, получая взамен благодарные и смущенные взгляды. Деньги были небольшими.

И в эту ночь речь шла о таком же визите. Человек, назвавшийся Алиевым, был на самом деле братом содержавшегося под стражей Сулейманова. Ночью тот на пустынном шоссе совершил наезд на неизвестного, отчего последний скончался. Кем был этот неизвестный, установит следствие, а Гершензон должен доказать, что водитель не был пьян, а пострадавший, скорее всего, сам неожиданно выскочил на шоссе из-за кустов и попал под машину из-за собственной неосторожности. Но дело обстояло вовсе не так, и старый эксперт нынешней ночью мог рассчитывать на гораздо более крупное вознаграждение. Однако ситуация изменилась. Что-то произошло вдруг с немного жалким и немного продажным провинциальным экспертом.

Мысли его неожиданно были прерваны: в кабинет, постучавшись, заглянул Кузьмич, сторож.

— Абрамыч, — сказал он удивленно, — там до тебя пришел Серега из газеты.

Гершензон даже приподнялся в кресле. Тут же взглянул на часы. До визита Алиева оставалось всего полчаса. Неужели этот газетчик узнал что-то? Но это невозможно.

— Что ему надо среди ночи? — спросил Гершензон.

— Не знаю. Говорит, пусть выйдет на пару минут, или меня, говорит, пропусти.

— Ну, пропусти, — раздраженно сказал эксперт. Спустя минуту в лабораторию вошел Калинин.

— Здравствуйте, Марк Абрамович, — прерывисто дыша, сказал он. — Я пришел у вас зеркало забрать.

Гершензон изумленно уставился на него.

— С какой стати? — спросил он.

— Так нужно. Поймите…

— Кому нужно, с вашего позволения?

— В первую очередь — вам, — четко и с расстановкой сказал Калинин. — Это зеркало может принести вам неприятности.

— А не наоборот? Между прочим, вас, молодой человек…

— Я знаю, меня подозревают в преступлении, которого я не совершал. На зеркале есть мои отпечатки пальцев. Да, я его трогал. Ну и что? Я не скрываю, что был там и говорил с Алиной. Так что это зеркало ничего не доказывает. Я хочу его забрать, потому что с ним связана какая-то чертовщина. Алина гляделась в него, теперь она в больнице. Саибов стал стрелять в горожан, Власов совершенно изменился, да и я сам… Короче, тут что-то нечисто и, пока мы не знаем, в чем дело, вам нужно от этого зеркала избавиться. Мы его собираемся вернуть туда, где нашли.