– Где у вас радио?

– Там, – он недоуменно показал на вагончик, над которым торчала загогулина направленной антенны.

Я поднялся и решительным шагом зашагал в сторону городка. Макаллен семенил следом. Возле вагончика я с удивлением увидел бойца Русской армии. Он отдал мне честь, и представился.

– Сержант Серых.

– Сержант, с кем я могу отсюда связаться?

– А вам с кем надо? – совершенно не по уставу ответил он.

Я решил не обращать внимания. Не на плацу.

– В Лумумбу могу радировать?

– Капитан Бобров на третьем канале. Но там через ретранслятор, разговор с задержкой до двадцати секунд.

– Спасибо сержант.

Бобров ответил мгновенно, будто ждал.

– Бобёр, – без приветствия сказал я. – Это Струна. Сообщи наверх, что я хочу передать шахту в кратере Сухова в распоряжение Русской Республики.

Сначала я думал, что это задержка такая долгая, но, когда в динамике раздались глубокие вздохи, понял, что Серёга просто не может подобрать слова.

– Струна, прости. Я не смог тебе сказать. Не нашёл смелости.

– Ладно. Ты про шахту понял?

– Я-то понял. Ты уверен?

– Абсолютно. Конец связи.

Я повернулся к молчаливо стоящему за плечом Макаллену, и сообразил, что тот ничего не разобрал. Говорили-то мы по-русски. Поэтому просто указал на стоящего в дверях Серых и пояснил.

– Вот, с ними теперь договаривайтесь. Я передаю шахту в распоряжение Русской Республики.

И вышел мимо застывшего маркшейдера.

На улице меня поджидал доктор Семёнов. Что же они все на меня накинулись, зло подумал я, но всё-таки повернулся к Андрею Александровичу, и вопросительно поднял подбородок.

– Идём, – коротко скомандовал он и зашагал в сторону каньона. Я молча поплёлся следом.

Не говоря ни слова, мы прошли вдоль реки, и оказались в странном месте. Часть деревьев была повалена, часть расколота, а на немногих целых не осталось ни одного листика. Прямо передо мной валялся булыжник, весом не меньше центнера, расколотый пополам.

Доктор дал мне время всё осмотреть, потом достал из кармана какой-то прибор, и сделал пять шагов вперёд. Устройство истошно заверещало.

– Как ты это сделал? – спросил Семёнов.

– Что? – не понял я.

– Здесь никогда не было эфиропотока. После твоей истерики, согласен, вполне обоснованной, весь лес на пятьдесят метров мёртв, а из земли бьёт мощный фонтан эфира. Ты понимаешь?

Я помотал головой.

– Гена, – доктор подскочил ко мне и потряс меня за плечи. – Мы же теперь можем в нужном нам месте посадочную площадку сделать! Даже если это временно, сели, взлетели, а там пусть пропадает. Надо будет – ещё сделаем.

– Андрей Александрович, – раздельно сказал я. – Надеюсь, вы помните, при каких обстоятельствах появился этот поток?

– Да, Гена, да. Но не думай, никто не собирается вторично подвергать тебя подобным переживаниям. Мы всё тщательно исследуем, и научимся вызывать подобный эффект без душевных потрясений. Я предлагаю тебе лететь со мной.

Это у меня горе, а у остальных жизнь продолжается, печально подумал я.

– Гена! – с воодушевлением воскликнул Семёнов. – Вы поймите, что сейчас никак нельзя зацикливаться на вашем горе. Иначе всё может кончится не просто депрессией, а даже паранойей. Вам следует найти себе серьёзное, важное занятие. Такое, которое будет занимать все ваши мысли и всё время. И я предлагаю вам именно то, что нужно. Решайтесь.

Я представил себя, сидящем на камне возле креста, заросшего, грязного и голодного. Будто мне в жизни ничего уже не надо, кроме собственной печали. Картина получилась страшная. Тогда я махнул рукой, и сказал:

– Поехали.

Волгоград 2017