Голос глашатая известил, что эти десять рабов также предназначены в дар непобедимому правителю Борну.

— Но их же здесь только девять! — один из придворных довольно громко позволил себе выразить недоумение. Кто-то тут же возмущенно ахнул.

— О великий эмир! Прости мою смелость, но это не ошибка! Счет верен! — Хасан покаянно ударил себя в грудь. — Твой десятый раб это я!

Толпа на площади восхищенно загудела, а лица некоторых вельмож посерели от зависти. Кто бы мог додуматься до такого общенародного доказательства своей преданности повелителю. Ох, далеко пойдет этот рябой бродяга!

— Благодарю за ценные подарки, присланные настоящим другом, — голос Раббеха звучал сильно и четко. Его слова, словно удары гонга, разносились над притихшей толпой. Все знали, что говорит сам Хозяин. Мудрый хаким. И одним в его голосе слышался звон полновесных золотых динаров старой чеканки, а другим свист гибкого бича из буйволовой кожи. Звучал голос Власти, и среди его слушателей не было равнодушных и шутников. — Спасибо, верный Хасан, ты отлично выполнил наше поручение и получишь щедрую награду. Но вот рабов нам не надо. Во всем мире торговля ими запрещена, и наше государство не должно походить на дикие племена. Отныне эти люди свободны! Они получат землю и деньги на обзаведение хозяйством, будут трудиться и платить налоги наравне со всеми жителями Борну!

Последние слова эмира потонули в восторженных кликах. Когда изъявление чувств закончилось, вновь заговорил Хасан.

— Великий эмир, вместе со мной в Борну пришли Альхаджи Муса и его всадники. Они хотят служить тебе.

— Приветствую тебя, Альхаджи Муса. Кто ты такой и где воевал? В нашем войске много славных витязей, и служить вместе с ними большая честь.

— Великий эмир, разреши моим людям пройти строем по площади. Сам увидишь, достойны ли они служить под знаменами Борну. — Говоря так Дмитрий лишь слегка склонил голову, но приложил руку к сердцу. Знал, что весь его вид — бурое обветренное лицо, походная одежда, высокие сапоги со шпорами, кобура с невиданным в этих краях маузером и сабля — ни у кого не оставляют сомнений в его профессии. — Великий эмир, о тайнах военного дела не принято говорить открыто. Где и с кем я воевал расскажу тебе и твоим советникам. После этого ты сам примешь окончательное решение.

Первым на площадь вылетел Айчак, осадил коня у самого помоста, как положено отсалютовал эмиру. Все зрители залюбовались его мужественным видом, английским мундиром с блестящими пуговицами и пряжками, массивными серебряными часами. Шрамы на лице и отрубленные пальцы свидетельствовали — и этот иностранец умеет прокормиться на войне.

— Постой, постой, воин, — произнес Раббех. — Мне знакомо твое лицо. Не тебя ли я видел лет двадцать назад в Джебель Дуда под Сеннаром?

— Верно, великий эмир! Мне доводилось там покупать коней!

Последовал краткий разговор о прошлом. Вспомнили знакомых купцов, зеленые долины Сеннара, закаты над Нилом. Оба растрогались, а все окружающие умилялись. Ну и память у хакима! После стольких лет помнит мельчайшие подробности!

Польщенный всеобщим вниманием Айчак превзошел самого себя. Команду на прохождение рысью проревел громче слона, так что кони стражников испуганно заплясали, а один даже сбросил своего седока. Но этого уже никто не заметил.

Отряд по трое в ряд лихо прошел поперек площади. Шли соблюдая равнение, лица веселые, кони сытые, обмундирование и сбруя почти одинаковые. Сколько репетировали, чтобы добиться такой выправки. Все же некоторые сбои произошли. Но зрители, привыкшие к тому, что пестрые толпы всадников на разномастных конях обычно движутся на манер табуна зебр, ошибок не заметили. Главный же маневр вышел на славу. В центре площади сделали четкий поворот и по заранее очищенному от людей переулку проскакали за стены дворца. После этого опять последовали восторженные крики, пушечная пальба и громыхающая музыка.

Но для некоторых лиц торжества еще не закончились.

В одном из покоев на верхнем этаже дворца послушать беседу с послами собрались ближайшие советники эмира. Под сводчатым потолком, расписанным белыми, черными, красными и зелеными узорами, на расшитых тюфяках и подушках собралось человек тридцать. Кто поважнее, те сели в центре, остальные устроились у завешанных коврами стен. В благостной тишине было оглашено послание негуса. После этого эмир усадил гостей перед собой и стал задавать вопросы о войне эфиопов с итальянцами, разгроме махдистов, положении в Нильской долине.

Сравнивая свои впечатления после тайной встрече в шатре и торжественной церемонии на площади, Дмитрий увидел и третье лицо повелителя Борну. Перед ним предстал не только хитрый хозяин и тонкий политик, но и расчетливый царедворец, умело скрывающий от приближенных свои знания и намерения. Во время этой беседы говорилось очень много общих слов, делались многозначительные паузы и бессмысленные на первый взгляд повторы, а все сказанное можно было понимать во многих смыслах. Практически разговаривал с эмиром лишь один Хасан, остальные придворные только слушали с подчеркнуто сосредоточенным видом, вовремя поддакивали, хмурились или улыбались. Пару простых вопросов Раббех задал и Дмитрию, но на них нужно было отвечать очень кратко. На первый — «да», на второй — «нет».

Поэтому можно было спокойно рассмотреть собравшихся и некоторых из них узнавать по описаниям Хасана и Идриса. Сам же барде сидел за спиной эмира рядом с могучим Суруру и с неподвижным лицом наблюдал происходящее.

А вот на лице Файдулла, старшего сына Раббеха, был написан неподдельный интерес. Он слушал с большим вниманием и один раз даже позволил себе вмешаться в беседу. Отец с одобрением взглянул на этого широкоплечего красавца, согласно кивнул. Второй сын, Наби, не смотрел на послов, но по тому, как он то сжимал, то разжимал свои громадные кулаки, можно было понять, что услышанное не оставляет его равнодушным. Совсем юный Мухаммед, большеглазый и пухлогубый, замер с приоткрытым ртом. Видимо, отец впервые разрешил ему присутствовать на такой важной встрече. Седой и грузный Абубакар, старейший соратник Раббеха, в свое время одержавший решительную победу над войсками прежнего правителя Борну, сидел прищурив глаза, явно думая о чем-то другом. Но худощавый остроносый верховный судья и советник эмира Хайяту то и дело нервно морщил губы. Он — правнук святого шейха Османа дан Фодио, поднявшего под знаменем ислама своих соплеменников фульбе на борьбу с язычниками, основавшего обширный султанат Сокото, прославившегося звучными поэмами и удивительными чудесами — молчал, но слушал с каким-то особенным выражением на лице. Время от времени его бронзовые щеки темнели от возбуждения, а глаза лихорадочно вспыхивали.

В конце беседы именно он не сдержал переполнявших его чувств, стремительно встал во весь рост и восславил Аллаха.

— Сегодня всему миру явились слава и мощь нового Борну и мудрость его повелителя хакима Раббеха! — провозгласил он. — Подвластные ему земли простираются от Нигера до Нила, от пустыни до джунглей. Богатства соседних стран стекаются на благодатные берега Чада, поступь непобедимых базингеров заставляет дрожать печень у всех врагов эмира, казна Борну неисчислима! Сегодня мы все увидели новое свидетельство прозорливой мудрости хакима — повелитель Эфиопии, потомок древнейших царей вселенной, прислал нашему любимому вождю братский привет и щедрые свидетельства своей дружбы! В Диква уже побывали посланцы турецкого султана и короля Бельгии, у ворот нашего повелителя ждут своей очереди представители Франции, Англии, Германии, султаната Вадаи и других стран. На наших рынках продаются товары заокеанских государств от Америки до Индии! Могуч и велик эмир Раббех! Несокрушима его власть, безгранична преданность его подданных. Только гнусные язычники сомневаются в этом, но скоро все они испытают силу Борну…

— Спасибо тебе, Хайяту! — прервал этот фонтан красноречия Раббех. — Твои слова идут от самого сердца. Ты настоящий факих, знаешь наизусть весь Коран и совершил паломничество в Мекку. Придет день, и ты по праву займешь престол своего великого прадеда в Сокото. Но пока ты не можешь, подобно ему, незримо переноситься в дальние страны и города и предсказывать будущее. Не спеши грозить соседям, сядь и успокойся.