Ахмед, который обычно предлагал лечить все недуги с помощью соблазнительных чернокожих девиц, на этот раз испугался не на шутку. У постели Дмитрия появился Идрис. Он яростно взглянул на евнуха, произнес что-то невнятное, но выразительно провел ладонью поперек горла. Тот пулей вылетел за дверь, и вскоре над больным склонился Роберт Кейнсон.

— Ай-ай-ай, мистер Димитри, — он сокрушенно покачал головой. — Белому человеку в Африке надо постоянно заботится о своем здоровье. Его организму трудно пребывать в такой жаре. Желательно время от времени дышать лондонским или петербургским туманом, бродить по снегу. Сейчас выпейте вот это, а хинин принимайте регулярно. Пусть слуга смазывает ваши пятки этой мазью.

— Он евнух. Скучает без дела, все предлагает обзавестись гаремом.

— Воздержание вещь похвальная, но все хорошо в меру, — улыбнулся мистер Кейнсон. — Эти длинные ночи, когда жара долго не дает заснуть, и обилие острых приправ в местных кушаньях в конце концов отрицательно сказываются на психике. Мужчина может получить нервное расстройство, а, как уверяют опытные врачи, все болезни происходят от тревог и волнений. Принимайте лекарство и через три-четыре дня встанете на ноги в буквальном смысле слова.

— Ваши лекарства волшебные?

— Мы, англичане, торгуем в Африке и Индии почти триста лет и тысячами жизней заплатили за то, чтобы научиться жить и работать в жарких странах. А сейчас отошлите своего евнуха и поговорим…

Мистер Кейнсон вертел в руках коробочку с лекарствами и делал вид, что объясняет их применение.

— Вы хорошо начали, и те, кто послал вас в Борну, сделали правильный выбор, — тихо заговорил он. — Но получилось так, что их интересы совпали с интересами Англии. Поэтому я должен объяснить вам кое-какие особенности местной политики.

— Моя страна тоже имеет собственные интересы, и я буду руководствоваться только ими.

— Не возражаю. Поэтому вы должны знать, что Лондон давно наладил деловые связи с Раббехом. Он оказался одним из самых активных противников махдистов и отвлек на себя их значительные силы. Его решение идти на запад обеспокоило наше руководство, но оно скоро поняло, как выгодно иметь в районе Чада и Нигера лояльного и сильного человека. Прежние правители Борну хотя и были нашими старинными торговыми партнерами, но уже не могли эффективно контролировать трассахарскую торговлю и позволили французским и немецким предпринимателям обосноваться в стране. Кроме того, гордый султан Сокото Абдурахман категорически отказывался вести с нами переговоры. Он называет себя халифом и повелителем мусульман, но все знают капризный нрав этого фанатика, которого прозвали Сырой Глиной за неспособность править твердой рукой.

— Разве среди его советников нет ваших людей?

— Конечно, есть. Но если с конкурентами мы расправимся, действуя на биржах европейских столиц, то обуздать могучего владыку Сокото должны базингеры Раббеха. Ваша задача — помочь им в этом. Необходимое снаряжение скоро получите.

— Значит, практически я буду работать на вашу компанию?

— Конечно, нет, но наши интересы совпадают. Вчера мне довелось ознакомиться с копией ответного послания Раббеха эфиопскому негусу. В нем содержится благодарность за присылку опытного военного специалиста, хотя имя его предусмотрительно не называется. Главное, в послании поддерживается идея Менелика о союзе независимых африканских государств. Не знаю, найдет ли она понимание — в Лондоне, но в интересах большой торговли выгоднее иметь дело с партнерами, которые полностью контролируют свою территорию и несут все расходы по соблюдению порядка, сбору налогов и другим хозяйственным делам.

— Так вы против создания колоний?

— Создание собственных колоний тешит тщеславие некоторых политиков и ура-патриотов. На деле все эти военные экспедиции и колониальная администрация — дорогое удовольствие, и в конечном итоге дают временный результат. Доступ к заморским рынкам и сырью дешевле получать при участии местных вождей и торговцев. Им достаточно выделять часть прибыли. Кстати, и вашим деловым людям выгоднее не связываться с колониями и иметь дело с уже готовой администрацией другого государства. Думаю, что опыт российско-эфиопских отношений доказал это. Легче договориться с негусом, чем тратиться на господина Ашинова и его колонистов.

— Спасибо за лекарства, — сухо ответил Дмитрий, которому в словах англичанина послышалась насмешка.

— Не обижайтесь, к вопросу о колониях мы относимся несколько иначе, чем вы. Для огромной России заморские территории не имеют такого значения, как для маленькой Англии, — улыбнулся мистер Кейнсон. — Разрешите дать последний совет. К вам хорошо относится старший сын и наследник эмира Фадельалла. Вы ровесники и сможете подружиться. Это будет полезно для вашей работы и вашей безопасности.

Англичанин ушел, а Дмитрий задумался над услышанным. Да, выбора нет, и здесь идет своя игра. Но ведь тебя и послали, чтобы узнать, что происходит в этих краях. В уже отправленном письме российскому послу в Аддис-Абебе осторожно намекнул, что местные проблемы оказались гораздо сложнее, чем представлялось раньше. Придется действовать по обстоятельствам. Но в одном этот голубоглазый мистер прав: с сыном эмира надо дружить.

Но еще до полного выздоровления Дмитрия Фадельалла сам навестил его, расспросил о здоровье, передал привет от отца. Слуги принесли изысканные угощения — медовые лепешки и ароматное питье, в котором плавали ломтики ананаса. Не без гордости сын эмира сообщил, что все это приготовила его любимая супруга Хадия. Несколько смутился и, понизив голос, добавил, что она много слышала об удивительном воине с востока и считает, что ему следует оказать честь и пригласить в гости. Конечно, в некоторых странах такое проявление женского любопытства покажется неприличным и Альхаджи Муса может осудить всю эту затею. Но Хадия дочь султана Кути, а в тех краях женщины пользуются большой свободой. Да и в других странах Судана, вдали от святынь истинной веры, многие люди открыто говорят, что зов женщины сильнее заветов Всевышнего.

Не прошло и трех дней, как Дмитрий был гостем во дворце Фадельалла. Впрочем, своими размерами и богатым убранством его покои не блистали, всего было в меру. Кроме двух кровных жеребцов, привязанных у входа, и неплохого набора оружия, хозяин похвастался несколькими книгами по истории и географии, изданными в Каире, и небольшим глобусом немецкой работы. Вновь заговорил о своем желании повидать мир, но тут дворецкий почтительно доложил, что угощение уже подано.

Уселись на ковровые подушки у низкого и широкого стола, за которым распоряжалась хозяйка — большеглазая и смуглая, с правильными чертами лица, очень похожая на арабских красавиц, которых доводилось видеть в Египте. Вся она была окутана пышными волнами кружев и розового шелка, а ее лицо прикрывал прозрачный шарф. Но он поминутно соскальзывал, а унизанные тонкими золотыми браслетами изящные руки часто показывались из широких рукавов. Но чтобы ни у кого не возникло соменений в незыблемости соблюдаемых в доме приличий, за ее спиной черной горой возвышался главный евнух, за поясом которого были заткнуты плеть и кривой кинжал.

Хозяин представил супругу, подробно перечислил всю ее родню, упомянул и предков — древних египетских фараонов. Дал понять, что она является лучшим украшением всей женской половины его дворца, которая не столь представительна, как у самого эмира, но все же содержит не один десяток красавиц. В свою очередь гость церемонно приветствовал хозяйку, довольно коряво произнес арабский стих, весьма целомудренно прославляющий женскую красоту, и растерянно замолчал. Что еще можно сказать в такой обстановке? Все же сидим не у походного костра в компании спешившихся головорезов.

Но по знаку хозяина толстая женская фигура, наглухо закутанная в цветные шали, ввела в комнату двух мальчуганов в красных кафтанчиках с игрушечными сабельками на боку. Они с радостным криком засеменили к матери.

— Будущие базингеры. Оба в нашу породу, такие же черные, как и их дед, — с гордостью произнес Фадельалла.