— Мы хотим поехать в модный магазин, где заказывает себе одежду Люси, — велел ему Сайрус.

Кучер кивнул, и карета снова поехала.

Вскоре с Эммы снимали мерки для платьев и юбок, вечерних туалетов и блузок — все самого высшего качества и по последней моде. Смешно, подумала она, она бы с радостью носила мешковину, лишь бы быть со Стивеном.

Гаррик Райт был лучшим другом Стивена в школе Святого Матфея во время войны и в то время, когда Стивен прожигал жизнь. Теперь Гаррик был его адвокатом. Несмотря на свою репутацию и красноречие ему понадобилась целая неделя, чтобы добиться освобождения своего клиента под залог.

— Я смог наконец убедить судью Уиллоуби, что, если ты захотел вернуться и рискнуть собственной жизнью, чтобы снять с себя подозрение, непохоже, что ты убежишь, если он выпустит тебя под залог, — рассказывал Гаррик Стивену, когда они вышли на свежий воздух под яркое голубое небо. — Он согласился, и Сайрус заплатил залог.

Стивен распрямил плечи, чувствуя себя так, словно последние семь дней провел в тесном шкафу. Он улыбнулся, увидев деда, выходящего из кареты.

— Где Эмма? — сразу спросил он.

— Дома, — мгновенно ответил Сайрус. — Я не хотел обнадеживать ее, пока не был внесен залог.

Стивену до боли хотелось коснуться жены, лечь рядом с ней, обнять ее. Он не мог дождаться возвращения в Фэрхевен и быстро сел в карету. Гаррик и Сайрус последовали за ним.

Гаррик, высокий блондин с прозрачными серыми глазами, сел напротив Стивена, рядом с Сайрусом, и спросил:

— Кто еще мог убить Мэри? — скорее спрашивая себя, чем своих попутчиков.

Стивен бросил взгляд на деда, откашлялся и сказал:

— Макон мог сделать это. Бог знает, он не задумываясь подставил бы меня.

Сайрус беспокойно задвигался на сиденье, никак не комментируя услышанное. Хотя большой любви между дедом и старшим внуком никогда не существовало, Сайрус очень ревниво относился к родственным узам. Ему была явно неприятна мысль, что Макон мог быть виновен не только в убийстве, но и в лжесвидетельстве.

— Не было ли у него какой-то причины для этого? Убить для того, чтобы обвинить кого-то другого, слишком большой риск.

Как всегда, Гаррик размышлял трезво.

— Именно это нам и надо выяснить, — угрюмо ответил Стивен. Ему было тяжело принимать участие в этом, столь важном, разговоре. Не проходило и минуты за прошедшую неделю, чтобы он не думал об Эмме, не жаждал сладкого утешения, которое получал от ее присутствия. — Я приехал сюда не для того, чтобы быть повешенным, — добавил он после долгой паузы. — Я хочу создать жизнь для себя и для Эммы.

— Ты должен, — вздохнул Гаррик, — воспользоваться предоставленной возможностью. Честно говоря, я бы не посоветовал тебе возвращаться. Все можно было бы уладить, находясь в безопасности.

Когда они добрались до Фэрхевена, Стивен обдуманно не торопился выходить из кареты, задержав взглядом Гаррика. Когда Сайрус ушел и они остались одни, Стивен сказал:

— Выясни, был ли Макон как-то связан с Мэри, кроме ее романа с Дирком.

Гаррик кивнул, и осторожная улыбка тронула его рот, когда, взглянув в направлении элегантного дома, он спросил:

— Это Эмма?

Обернувшись, Стивен увидел в дверях жену, одетую в золотистое шелковое платье.

— Да, — почти беззвучно ответил он, не имея сил ответить громко. Он вышел из кареты и встал рядом, просто глядя на Эмму, запоминая каждую черту лица, каждую линию тела, сохраняя в памяти образ солнечного сияния, запутавшегося в ее великолепных красновато-золотистых волосах.

На ее лице отразилось множество чувств, прежде чем она бросилась вниз по ступеням к нему в объятия.

Стивен крепко обнял ее и на миг закрыл глаза, наслаждаясь ее близостью.

— Я люблю тебя, — произнес он, проводя нежно губами по ее виску, и она задрожала в его руках, потом со страхом посмотрела на него, словно не веря, что он действительно рядом с ней.

— Ребенка не будет, — потерянно прошептала она, выговаривая слова, как будто этот факт был для нее непереносимо тяжелым бременем.

Он жаждал утешить жену, прикоснуться к ней и обнять без посторонних глаз.

— Ничего, — мягко произнес он, и это было все. Через минуту они вошли в дом.

Никто из них не заговаривал, пока они не вошли в свою комнату с массивной кроватью, кружевными занавесями и красивым видом в сад.

Заперев дверь, Стивен обернулся к Эмме и вновь заключил ее в объятия.

Он был таким сильным и надежным. Эмма, раскинув руки, прижалась к нему и откинула голову в ожидании поцелуя.

Он был полон сдерживаемого голода. Обхватив губами ее рот, он проник в его глубины языком, и оаа приняла его с легким горловым стоном.

Стивен поднял руку к округлости ее груди, большим пальцем проводя по соскам, пульсирующим под низко вырезанным новым шелковым платьем.

— Я думал только о тебе, — еле слышно шептал он, проводя губами по ее губам. — О, Боже, Эмма, — ты так нужна мне.

Она раздвинула его пиджак и расстегнула пряжку ремня неловкими пальцами. Он подхватил ее под ягодицы и прижал к себе, пока она расстегивала ему рубашку. Она чувствовала его твердую мощь и трепетала в предчувствии, что скоро она будет глубоко внутри нее.

Распахнув его рубашку, она провела ладонями по груди, покрытой волосами, и ощутила, как затвердели его соски у нее под руками. В муке желания она прошептала его имя.

Он отпустил ее, чтобы заняться пуговицами сзади на платье. Когда он расстегнул их, то спустил верх из нежного шелка с ее плеч. Под платьем ничего не было, так как вырез был очень большой, и он громко вздохнул при виде ее возбужденной груди.

Эмма чувствовала, что он весь дрожит, понимала, что он борется с желанием взять ее быстро, яростно, без любовной игры. И Эмма хотела, чтобы ее взяли как женщину первобытного воина.

Он стащил ее платье по стройным округлым бедрам, прикрытым накрахмаленной нижней юбкой.

Стивен улыбнулся и освободил ее от отделанной лентами, пышной юбки. Эмма стояла перед ним в пене белого атласа и золотого шелка вокруг ног, одетая только в изысканные панталоны и черные бархатные туфельки.

У панталон были завязки из розовых лент, но Стивен не стал развязывать их, а хрипло прошептал:

— Сними их.

Эмма быстро развязала ленты и сбросила панталоны, перешагнув через них. Мягкий ветерок из окна ласкал ее атласную кожу, когда она встала перед ним, обнаженная. Грудь напряглась до болезненности, и она инстинктивно прикрыла ее руками.

Стивен развел ее руки и открыл всю своему взору. Его теплый взгляд согревал ее, словно она была под солнцем.

— Как красиво, — сказал он.

Он подвел жену к шезлонгу под волнующимися кружевными занавесями у окна и положил ее; ступни ее едва касались мягкого персидского ковра. Он не отводил от нее глаз, пока снимал рубашку, сбрасывал сапоги и освобождался от брюк и носков.

Позолоченный солнечными лучами, Эмме он казался совершенным в своей красоте, подобно мужчине из греческого мифа. Символ его мужественности гордо и твердо напрягся, и Эмма, хотя и покраснела, не могла отвести от него глаз.

— Дай мне ребенка, — прошептала она.

Он подошел и сел верхом на шезлонг, коленями касаясь Эммы. Взглядом своих глаз он сжигал ее, руки ласкали грудь, пока она не всхлипнула и не выгнула спину.

Стивен засмеялся ее яростной реакции, проводя руками по талии, вдоль бедер. Его пальцы сомкнулись внизу живота, завершая круг над шелковой путаницей волос, под которой трепетала ее женственность.

Теперь он поднял правое колено Эммы так, чтобы ее ступня опиралась на его бедро. То же он проделал с другой ногой. Она напряглась и закрыла глаза, когда почувствовала, как он проник за шелковую завесу.

Тремя средними пальцами он проник в нее, а большой палец ласкал твердый влажный холмик, оказавшийся совершенно открытым ему.

— Стивен, — взмолилась она.

— Ш-ш-ш, — сказал он и наклонился, чтобы припасть к груди, продолжая ласкать ее тело.