— Возьми меня, — прошептала она. — Пожалуйста, о, Стивен… сделай меня своей…
Он перешел к другой груди, жадно наслаждаясь ее телом.
Колени Эммы широко разошлись, потом она попыталась сомкнуть их — у нее не было сил вынести такое сильное наслаждение — но Стивен помешал ей, подставив плечи. Оставив грудь, он стал прокладывать поцелуями дорожку к внутренней поверхности правого бедра, вызывая дрожь теплыми влажными губами. Потом, схватив ее лодыжки руками, он сполз вниз.
Резко он отдал приказание, и трясущимися, торопливыми руками Эмма раздвинула себя для самого бесстыдного наслаждения.
Он вызвал у нее стон, медленно и сильно проведя несколько раз языком. Потом впился губами так же жадно, как до этого впивался в ее грудь, и бедра Эммы содрогнулась.
Наконец, в судорогах страсти столь сильных, что не оставалось места сдержанности или приличиям, Эмма достигла пика наслаждения. Ее тело сотрясалось под неусыпным вниманием мужа.
Но, полностью удовлетворив ее, он отвернулся. Он долго стоял молча, повернувшись к ней спиной, потом оделся и ушел, не произнеся ни слова.
Несмотря на сладкую истому, Эмма была обижена. Может быть, Стивен уже начал уставать от нее, жалея, что женился в спешке. Возможно, он больше не любит ее.
Она, слишком потрясенная и смущенная, чтобы плакать, заснула.
Устроить в Фэрхевене бал пришло в голову Сайрусу. Вскоре после освобождения Стивена, за обедом он сказал, что, несмотря на эпидемию, ему хотелось показать всему обществу единство всех членов семьи Фэрфакс, то, что они будут вместе отстаивать невиновность Стивена. Эмма удивилась, услышав, что на балу будет и Макон.
В день бала она боялась встретить его, когда, приподняв пышные юбки своего вышитого платья из голубой кисеи, поднималась по лестнице в поисках Стивена.
В коридоре у двери в свою комнату она столкнулась с Люси. К разочарованию Эммы, ее невестка была, как всегда, в черном.
Эмма улыбнулась ей и подавила желание предложить Люси одно из своих платьев для бала. Люси смотрела на нее покрасневшими глазами, словно плакальщица, только что вернувшаяся с похорон.
— Все в порядке? — спросила Эмма, касаясь руки Люси.
Люси кивнула немного безумно, и хотя Эмма понимала, что это молчаливая ложь, она не могла ничего сделать.
Эмма неохотно оставила невестку в коридоре и вошла в спальню, которую делила с мужем. Несмотря на то, что напряжение от ожидания предстоящего суда сказывалось в осанке Стивена, беспокойном выражении глаз и в том, что он стая спать в соседней комнате, Стивен держался хорошо. Они с Гарриком встречались каждый день, чтобы обсудить линию поведения, и иногда вместе уезжали куда-то на несколько часов.
— Нервничаешь? — спросила Эмма, став за его спиной перед зеркалом, когда он, нахмурившись, воевал с галстуком.
— Нет, — солгал он, и Эмма встала перед ним и завязала непокорный галстук.
— Важно, чтобы ты казался уверенным, — тихо напомнила ему Эмма, взяв за лацканы пиджака. Из-за того что она так сильно любила Стивена, она очень старалась отбрасывать собственные страхи и сомнения. — Некоторые из этих людей внизу могут оказаться твоими присяжными.
— Сколько еще меня будут допрашивать? — нетерпеливо прорычал он. — Эмма, могут пройти месяцы, прежде чем начнет слушаться мое дело…
Она встала на цыпочках и нежно поцеловала его в губы.
— Не пытайся сразу решить все вопросы, — сердито сказала она. — Ты должен жить одним днем, одним часом, одной минутой. Мы все должны.
Стивен вздохнул.
— Ты права, — уступил он, нежно обнимая ее за талию и прислонясь лбом к ее лбу. А потом переменил тему разговора. — Ты написала своей матери в Чикаго?
— Да, — ответила Эмма. — Я еще не получила ответ, слишком рано. Я, конечно, написала и Хлое, чтобы она знала, что мы благополучно доехали.
Он поцеловал ее в лоб, потом отступил. В его измученных напряженных глазах светилось лукавство, когда он подошел к шкафу, открыл резные дверцы красного дерева и взял с полки большую коробку.
Эмма сидела на кровати, и он принес коробку и положил к ней на колени. Она удивленно подняла глаза.
— Что…
— Драгоценности моей матери, — объяснил Стивен, и, хотя голос у него был. взволнованный, тон был почти небрежен. — Это все, что она имела за годы, проведенные с моим отцом, кроме меня, конечно. Во время оккупации они были спрятаны в винном погребе.
— Не понимаю, — произнесла Эмма, удивленно глядя на него.
— Теперь они твои, — ответил он, махнув рукой, словно выражая свое понимание, если она не захочет носить их.
Эмма медленно подняла крышку, и ее взгляд натолкнулся на мерцающее бриллиантовое колье, украшенное дюжиной камней. Под ним были жемчужины, блестевшие молочным блеском, и аметистовое кольцо, такое широкое, что закрыло бы палец от сустава до ладони. Были браслеты из изумрудов и рубинов, серьги с топазами, окруженными бриллиантами.
Эмма была так потрясена, что со стуком захлопнула крышку и уставилась на Стивена ошеломленными глазами.
Он нежно забрал у нее шкатулку, открыл и достал колье. Потом надел это великолепие ей на шею и застегнул.
Эмма моргала, когда он поднял ее на ноги.
— Тебе они не нравятся? — спросил Стивен низким глухим голосом, стараясь встретиться с ней взглядом.
— О, конечно, они мне нравятся, — прошептала Эмма, пальцами касаясь широкой ленты из безупречных камней у себя на шее. — Просто я, ну, я никогда не ожидала, что у меня будет нечто подобное…
Его светло-карие глаза смеялись, когда он заглядывал ей в лицо.
— Даже как у Уитни из Витнивилла? — поддразнил он.
Эмма хмыкнула и стукнула его по плечу.
— Даже как у Уитни из Витнивилла.
Палец Стивена приподнял ее подбородок.
— Когда-нибудь их будет носить наша дочь.
Его слова немного приободрили ее, хотя и напомнили, что ставится на карту. Счастливые плодотворные годы, проведенные вместе. Дети, которые могут и не родиться. Смех и слезы, которые они могут больше не разделять. Горло у нее сжалось, и шкатулка с драгоценностями побледнела в сравнении со всем, что она потеряет, если Стивена сочтут виновным и повесят.
— Ну, ну, — хрипло укорил ее Стивен, читая в глазах жены ее мысли. — Кто это только что приказывал мне жить мгновением и пусть будущее само заботится о себе?
Эмма глубоко вдохнула, выдохнула и кивнула. Она была готова встретиться лицом к лицу с людьми, приехавшими в Фэрхевен. Стивен убрал шкатулку в шкаф и предложил ей свою руку.
Они спускались под руку по лестнице, лучезарно и уверенно улыбаясь, скрывая свой страх перед будущим.
Они станцевали первый танец, а потом Сайрус повел Эмму по залу, с гордостью представляя гостям как свою новую внучку, а Стивен возобновлял старые знакомства.
Хотя она и очень надеялась, но избежать Макона не сумела и оказалась в его объятиях, когда он пригласил ее на вальс. Помня желание Сайруса хотя бы казаться дружной семьей, Эмма улыбалась натянутой улыбкой и с трудом переносила навязанные прикосновения.
Явно наслаждаясь ее сомнениями, Макон снова принялся повторять свой план сделать Эмму своей любовницей.
— Думаю, мы начнем в день похорон, — говорил он, ухмыляясь при виде гневного румянца, вспыхнувшего на щеках Эммы. — Тебе нужно будет утешение.
Эмма дрожала от негодования, но, не переставая улыбаться, ответила:
— Я бы скорее стала любовницей болотной крысы, чем твоей!
Макон откинул голову и засмеялся. Эмма рассердилась, понимая, что люди, возможно, принимают их разговор за ухаживание.
— Твой характер делает тебя еще привлекательнее, — говорил он. — Я сломаю его, уверяю тебя, если прежде его не сломает смерть Стивена на виселице.
Во рту Эммы собралась слюна, но у нее не хватило духу плюнуть в лицо Макона.
— Может быть, повесят не Стивена, — выпалила она, повинуясь какому-то дикому, непродуманному импульсу. — Возможно, к суду привлекут настоящего убийцу.
Поняв ее намек, Макон побледнел от ярости и замолчал.