Конферансье Феликс Дадаев был Дадаевым только "по матери". По отцу он был Рисман и долгое время носил эту фамилию. Однако фамилии с окончанием на «ман» приносили одни неприятности, и однажды, намучившись, Феликс твердо сказал: "Моя фамилия теперь – Дадаев. Запомните все: нет такого артиста: Рисман! Есть артист Феликс Дадаев!"

На первых же гастролях, только приехав в город, он побежал смотреть афиши. Со всех стендов и тумб большие красные буквы сообщали: "Конферансье – Феликс ДадаеР!"

Говорят, что даже могучего Кобзона доставали: смени, мол, фамилию, легче жить будет! И он однажды, совсем еще молодым человеком, дрогнул. Тогда еще не было Кобзона, а был дуэт: "Кобзон и Кохно". На одном из концертов Иосиф сказал конферировавшему Олегу Милявскому: "Я придумал себе псевдоним: Иосиф Златов. Так и надо объявить: "Иосиф Златов и Виктор Кохно!". "Хорошо, хорошо, – сказал Милявский, вышел на сцену и объявил: "А сейчас на сцене – молодые артисты! Поет дуэт – Виктор Златов… и Иосиф Кобзон!" Больше фамилия «Кобзон» не менялась никогда. И слава Богу!

В «застойные» годы большая бригада Росконцерта едет на БАМ. Директор программы Ира Петухова задает «звездам» традиционный вопрос о дополнительных условиях. Лев Лещенко такое условие выставляет: "Смотри, – говорит, – Ира, чтобы в отеле туалет был в помещении!" Ира связалась с Тындой и строго-настрого наказала проследить, чтобы был в помещении.

Прилетели в Тынду, поселились в одноэтажный барак, гордо называемый в поселке "гостиницей". Лева, побродив по коридору, задает Петуховой резонный вопрос: "Где?.." Ира бежит к местному администратору, и та указывает ей на хилый сортирик в ста метрах от барака. "Убью!" – кричит Петухова. – Ты мне сто раз обещала, что будет в помещении!" "Глаза-то разуйте! – та в праведном негодовании тыкает в сторону домушки у забора. – Обещала в помещении – он и есть В ПОМЕЩЕНИИ!!!"

Был такой певец во времена советской эстрады – Кола Бельды. Помните, все пел: "Увезу тебя я в тундру…" и "Чукча в чуме ждет рассвета!"? Внешностью и правда обладал совершенно чукотской! Как он сам рассказывал, его русская жена вставала рано, а он просыпал все на свете. Он ей как-то попенял: встала, мол, сама, а со мной ни слова ни скажешь! И она смущенно ответила: "Коль, мы недавно живем, я еще к тебе не привыкла: никак не могу понять, спишь ты или это… уже глаза открыл!"

Кола Бельды немного заикался в разговоре. Близкие рассказывали, что ему иногда звонил композитор Модест Табачников, имеющий тот же речевой дефект, и приглашал: "Коля, приход-ди, Сер-г-гей Михалков тоже п-пойдет… П-посидим, поз-за-а-икаемся!.."

Эту историю я услышал от актрисы Тамары Кушелевской, проработавшей много лет с Аркадием Райкиным.

60-е годы. Театр Райкина в Англии – компания «Би-би-си» пригласила сниматься на телевидении. Часть миниатюр артисты вызубрили по-английски, в другие вмешивается переводчик, остроумно введенный Райкиным в ткань спектакля. График работы очень плотный, в середине дня один перерыв на обед. Обедать, по единогласному решению, все ездили в гостиницу: там каждый в своем номере кое-что клевал по мелочи, экономя каждую копеечку.

Вдруг однажды импресарио торжественно объявляет: "Сегодня, господа, вы не поедете в гостиницу, сегодня вы будете обедать здесь на "Би-би-си", в нашем ресторане!" Лица актеров вытягиваются, возникает мертвая пауза. Каждый стискивает в кармане потной ладошкой мизерные суточные, выданные на поездку Советской страной, понимая, что только на один обед их и хватит. Увидев окаменевшие физиономии, менеджеры заволновались: "Не беспокойтесь, господа: это лучший ресторан, прекрасная кухня, здесь обедают все звезды нашего искусства!" После этого состояние труппы приблизилось к обморочному, и все взоры обратились к мэтру. "Черт с ними, с деньгами, – прошипел Райкин, – позориться не будем! Заказывать все самое лучшее и дорогое! Вперед!" Все ринулись за столы. И только артист В. вдруг закричал, заскандалил: "Какого дьявола! Это личное дело каждого! Мне надо жене купить, дочери купить – чего я буду валюту тратить!" "Дурак, – ему говорят, – Райкин сказал "вперед!", значит "вперед!"" "Плевать! – стоял насмерть артист В. – надоело стадом быть! Никакой Райкин меня не заставит есть, если я не хочу!" Сел отдельно от всех и громко сказал официанту: "Уан ти! Один стакан чаю! И без сахара!" И еще пальцами показал для верности: сахару, мол, сыпать – не надо!..

Понесли еду. Но какую! Труппа пировала. Ясно было, что денег все равно не спасти, поэтому гуляли от пуза, как артисты умеют! Заморские вина рекой лились! При каждом новом блюде труппа громко обсуждала предполагаемые ощущения артиста В. с его чаем и жадностью. Обед закончился, принесли счет. Райкин взглянул, посчитал в уме, облегченно вздохнул: "Хватит!" – и сказал, сколько на каждого. Все полезли за деньгами, и тут вскочил импресарио. "Ноу, ноу, – заулыбался он и покачал пальцем, – импосибл: все за счет фирмы!" Грянуло русское "Ура!". На артиста В., больше всех в труппе любившего выпить и пожрать, было жалко смотреть.

Я учился в Щукинском училище одновременно с Костей Райкиным, позднее познакомился и подружился с обаятельнейшей Катей, но никогда не был знаком с их великим отцом. И вот однажды это вдруг случилось. К тому времени Райкин, измученный инфарктами и инсультами, уже еле ходил. Его жена Руфь Рома лежала при смерти – ей оставалось жить несколько месяцев. Но, выходя на сцену, артист чудесным образом преображался: выпрямлялась спина, загорались глаза и… на полную катушку, при битком набитом зале, с еще большим успехом, чем в молодости!

На одном из таких спектаклей я не выдержал и понесся за кулисы. Райкина вели со сцены под руки. Где-то там еще бушевал зал, но он уже потух, лицо совершенно побелело… Меня ему представили: вот Боря Львович, актер, режиссер… Я начал сбивчиво выражать восторг, он же, не слушая, повторил, еле шевеля синими губами: "…Актер… режиссер… да". И вдруг так отчетливо спросил: "А женаты?" Да, говорю, женат. "А давно?" Да лет пятнадцать уже, говорю. "Все на одной?" Да, Аркадий Исакович, все на одной. "Да, да, – покачал головой Райкин, – вот и я всю жизнь на одной. – Знаете что? – вдруг сказал он, как будто только меня и ждал, чтоб это сообщить, – знаете что? Женатому человеку плохо дома, холостому – везде!"

Концерт в Колонном зале в 60-е годы. Очень именитый состав: Аркадий Райкин, Елена Образцова, Шульженко, замечательный чтец Антон Шварц… Молодой конферансье подходит к Райкину: "Аркадий Исакович, я так волнуюсь: как о вас сказать…? Можно, я так: "Человек, который не нуждается в представлении, король комиков, Чаплин наших дней…"" Райкин поморщился: "Ну, если вам так нравится – пожалуйста". Через пять минут конферансье снова: "А можно, я лучше назову все ваши звания?.." Райкин: "Бога ради, как вам хочется…" Перед самым выходом подбегает: "Все: иду вас объявлять! Я придумал! Я ничего не буду говорить! Сделаю большую паузу,…а потом громко скажу: Аркадий! Райкин!!". Райкин не возражал. Конферансье кинулся на сцену, подержал заготовленную паузу, набрал полную грудь воздуха и рявкнул: "АНТОН ШВАРЦ!!"