Пора выбираться отсюда. И «Путеводитель» забрать. Вот только вряд ли удастся осуществить эти два дела разом.

Форд лихорадочно огляделся по Сторонам в поисках спасительного выхода.

Думай, думай, думай давай! Выход должен был оказаться до примитивности простым и очевидным. Если дурные – можно даже сказать, дурнопахнущие – предчувствия его не обманывают и он вправду имеет дело с вогонами, чем проще и очевиднее уловка, тем лучше.

И вдруг его озарило.

Не надо бороться против системы – следует поставить ее себе на службу. Самая ужасная черта вогонов – их безмозглая готовность сделать любую безмозглую глупость, которая втемяшится в их безмозглые головы. К их разуму взывать не имело смысла ввиду отсутствия оного. Однако тот, у кого достанет духу, может порой использовать в своих целях их слепую, разрушительную страсть к слепому разрушению всего, что попало, включая самих себя. Мало того что их левая рука не ведает, что делает правая; порой и правая рука имеет весьма туманное представление о собственных деяниях.

Осмелится ли он просто послать заветный предмет почтой?

На собственное имя.

Осмелится ли он препоручить черный диск системе, чтобы вогоны сами доставили его ему – и это при том, что в данный конкретный момент они скорее всего разносят здание по кирпичику в поисках его, Форда?

Да!

Он лихорадочно начал упаковывать «Путеводитель». Обернул в бумагу. Наклеил листочек с адресом. На секунду замешкался – спросить совета у интуиции – и решительно сунул посылку в капсулу внутренней пневмопочты.

– Колин! – повернулся он к маленькому шарику, порхающему в углу. – Мне придется бросить тебя на произвол судьбы.

– Как я рад! – откликнулся Колин.

– Желаю тебе получить максимум радости, – сказал Форд. – Ибо я хочу, чтобы ты проследил, чтобы эта посылка благополучно покинула пределы этого здания. Возможно, тебя сожгут, когда обнаружат, и я ничем не смогу тебе помочь. Это будет очень, очень больно, и я ужасно извиняюсь. Ты понял?

– Я весь переполнен радостью, – заявил Колин.

– Тогда ступай! – приказал Форд.

Колин беспрекословно нырнул в трубу пневмопочты вслед за посылкой. Теперь Форду оставалось позаботиться только о себе. Ох, непросто это было… За дверью уже слышался грохот тяжелых сапог, и пришлось принять некоторые меры предосторожности – проверить запоры и придвинуть к двери большой картотечный шкаф.

Его немного смущал тот факт, что до сих пор все шло слишком гладко. Как-то подозрительно. С самого начала он действовал на редкость безрассудно – и пока все сходило ему с рук. Вот разве что ботинок. Ботинка было чертовски жаль, хоть плачь. Ничего, они еще за это заплатят. Сторицей.

Оглушительный грохот. Дверь сорвалась с петель. Сквозь клубы дыма и пыли проступили очертания врывающихся в проем огромных, похожих на слизней существ.

Значит, до сих пор все шло как по маслу? Значит, удача на его стороне? Ну что ж, вот и проверим!

В порыве научного энтузиазма он снова выбросился из окна.

15

Первый месяц совместной жизни они привыкали друг к другу, что оказалось довольно непросто.

Второй месяц они пытались свыкнуться с тем, что узнали друг о друге за первый, – и прошел он легче.

Третий месяц, когда прибыла посылка, тоже не был лишен проблем.

Поначалу проблемой было даже объяснить, что такое месяц. Тут, на Лемюэлле, это представлялось Артуру нехитрой задачей. Длительность суток здесь составляла чуть больше двадцати пяти земных часов, что в принципе означало для Артура возможность лишний час поваляться в постели – КАЖДЫЙ ДЕНЬ! – да еще необходимость регулярно переводить часы, что он делал скорее с удовольствием.

К тому же его вполне устраивало количество солнц и лун. На Лемюэлле и то, и другое имелось в одном экземпляре, что по сравнению со многими планетами, куда судьба закидывала Артура, являлось просто подарком.

Планета делала полный оборот вокруг единственного солнца за триста дней, а это значило, что год здесь тянулся не слишком долго. Луна делала оборот вокруг Лемюэллы примерно девять раз в год, что тоже было кстати: это значило, что за месяц здесь можно больше успеть. И наконец, планета не просто напоминала Землю, она была скорее ее улучшенной копией.

Рэндом, напротив, казалось, будто она в плену у какого-то бесконечного, навязчивого кошмара. Она билась в истерике от того, что местная луна нарочно вылезает на небо – ей назло! Вылезает каждую ночь, а как только прячется, ей на смену появляется солнце. Снова и снова, без конца!

В принципе Триллиан предупреждала Артура, что Рэндом, возможно, окажется трудно привыкнуть к более регулярному образу жизни чем тот, который она вела до сих пор. И все же к вою на луну, например, Артур оказался не готов.

Если честно, он вообще не был готов ни к чему такому.

Его ДОЧЬ?

ЕГО дочь? Они с Триллиан не… нет, ведь правда, ни разу? Что-что, а это он помнил точно. Может, Зафод?

– Разные биологические виды, – ответила на это Триллиан. – Когда я решила завести ребенка, то прошла кучу разных обследований и анализов, и они сказали, что могут найти мне только одну пару. Я проверила и оказалась права. Они обычно держат такие сведения в тайне, но я добилась.

– Ты хочешь сказать, что обратилась в банк ДНК? – выкатил глаза Артур.

– Да. Но Рэндом появилась на свет вовсе не так случайно, как можно подумать по ее имени[4]. Ведь ты был единственным донором вида Homo sapiens. Правда, доля случайности есть – я о том, что мы с тобой посетили один и тот же банк.

Артур не сводил изумленного взгляда с понурой девочки, неловко притулившейся у двери.

– Но когда… как давно?..

– Ты хочешь знать, сколько ей лет?

– Да.

– Зря хочешь.

– Не понял.

– Я хочу сказать, я сама этого не знаю.

– ЧТО-О?

– Ну, по моим подсчетам, выходит, что я рожала ее лет десять назад, но она наверняка старше. Видишь ли, я же мотаюсь туда-сюда по времени. Работа такая. Я, конечно, старалась по возможности брать ее с собой, но не всегда получалось. Я отдавала ее в детские сады в параллельных временных зонах, но сам понимаешь, сейчас так трудно выбрать подходящее время. Оставляешь ее утром, а к вечеру и не знаешь, на сколько она повзрослела. И тут уж гадай не гадай, все равно точно знать не будешь. Как-то я оставила ее в одном месте на несколько часов, а когда вернулась, она уже была совсем взрослой девицей, почти на выданье. Что могла, я сделала, Артур. Теперь твоя очередь. Мне пора на войну – вести репортаж.

Десять секунд, прошедших с момента отлета Триллиан, показалось Артуру самыми долгими в его жизни. Вы и сами наверняка знаете, что время – штука относительная. Вы можете преодолеть сотни световых лет, и, если при этом вы перемещались со скоростью света, по возвращении выяснится, что вы состарились на несколько секунд, а вот ваш брат (или сестра)-близнец – аж на двадцать, тридцать, сорок или Зарквон знает сколько лет: все зависит от того, как далеко вас носило.

Как правило, такие временные эффекты здорово действуют на психику – особенно если вы раньше и не подозревали о наличии у вас брата (или сестры)-близнеца. За мизерные секунды отсутствия как-то трудно приготовиться ко всем неожиданным изменениям вашего семейного положения, которые обнаруживаются по возвращении со звезд.

Десяти секунд молчания никак не могло хватить Артуру на то, чтобы коренным образом пересмотреть свои взгляды на жизнь и на себя самого в свете внезапного появления совершенно незнакомой ему дочери, о существовании которой он еще утром совершенно не подозревал. За десять секунд можно улететь куда угодно далеко и быстро, но завязать прочные семейные узы за такой отрезок времени никак нельзя, поэтому, глядя на упрямо уставившуюся в пол девочку у двери, Артур не ощущал ничего, кроме беспомощности и отчаяния.

вернуться

4

Random (англ.) – случайная.


Перейти на страницу:
Изменить размер шрифта: