Она медленно кивает.

— Хорошо.

Ухмылка расползается на моих губах. Внезапно все перестало казаться

невозможным.

— Значит, в понедельник ты идешь в Лас Палабрас и увольняешься, заставив их

пожалеть об этом. Забираешь свои помады и все свои вещи. Никогда не оглядывайся.

Держи голову высоко как звезда, коей ты и являешься. Затем мы обратим свое внимание

на образовательную программу, это именно то, что нам нужно.

Она ерзает.

— И ты уверен, что это нормально? Остаться здесь нелегально?

— Вера. Им нужно будет переступить через мой труп, чтобы увезти тебя, —

ответил я. – Кстати, всегда хотел спрятать нелегала. Ты знаешь, как кого-то неземного?

— Вот так вот, — говорит она.

Я задумчиво поднимаю голову.

— Что ж, я старый.

Ее лицо становится грустным, и она отводит взгляд.

— Я правда сожалею об этом.

— Я знаю.

Она скользит прохладными кончиками пальцев по моей щетине на щеках, челюсти, как будто чувствует меня впервые.

— Ты не старый. Ты идеальный. Более того, ты идеален для меня. Я не смогу и не

буду хотеть тебя другого, чем ты есть сейчас.

— Старого?

Она с нетерпением поднимает брови.

— Красивого мужчину.

Думаю, я могу жить с этим.

Глава 6

В следующую среду, во второй половине дня, я работаю допоздна, потому что

Уоррен был вынужден уехать в Великобританию по срочным семейным делам. Это не

должно было стать проблемой за исключением того, что среда – это мой день с Хлоей

Энн. Несмотря на то, что Педро позволял мне долгое время уезжать рано, в конце концов, я только наблюдатель, сегодня он не разрешил. Я склонялся позвонить Изабель и сказать, что сегодня не смогу забрать малышку, но поймал себя на мысли, что она может

использовать это против меня, может подумать обо мне как о ненадежном и плохом отце, хотя я прикладываю все свои усилия, чтобы не соответствовать такой оценке.

Это то, о чем я думал до того момента, пока Вера не сказала мне, чтобы я об этом

не беспокоился. Она заверила меня, что позаботится об этом. Хлоя Энн утром по средам

ходит в некоторое подобие летнего лагеря, так что у Изабель весь день предоставлен ей.

Вера неоднократно ездила со мной в этот лагерь в полдень, чтобы забрать Хлою Энн. Она

даже была за рулем раз или два, так что я не беспокоюсь о том, как она будет вести

внедорожник по узким мадридским улицам с ненормальными водителями.

Когда примерно к шести вечера я добрался домой, то застал там картину, которую

совсем не ожидал увидеть.

Хлоя Энн сидит перед телевизором, глядя в него большими остекленевшими

глазами. Вера сидит на балконе, попивая пиво.

Должен заметить, мое первое впечатление было не очень хорошим. Не думаю, что

Вера будет такой нянькой, которая усадит моего ребенка перед телевизором, чтобы она

смогла пойти пить пиво. Предполагалось, что она и Хлоя Энн продуктивно проведут

время вместе. Это важно для меня, важнее, чем для любой из них.

— Привет, дорогая, — говорю я Хлое Энн, присаживаясь рядом с ней. Я перевожу

взгляд на окно и вижу, что Вера уже заметила меня. Я целую голову дочки. — Как ты?

Она дарит мне милую улыбку и возвращает свой взгляд к телевизору, по которому

идет какой-то отвратительный мультфильм. Они уже не делают таких мультфильмов, как

раньше.

— Отлично, папа, — отвечает она.

Я киваю и сажусь на пол рядом с ней.

— Просто отлично? – спрашиваю я, складывая руки на колени и переводя взгляд с

нее на телевизор. – Почему Вера на балконе?

— Не знаю, — отвечает она, слегка пожимая плечами.

— Как сегодня дела в лагере? – спрашиваю дальше.

— Отлично, папа, — отвечает она и на мгновение мне кажется, что телевидение

украло ее душу, но затем смотрит на меня и улыбается более искренно. — Сегодня мы

должны были изображать мини-зоопарк.

— Могу поклясться, что ты была пандой.

— Я пыталась, — говорит Хлоя Энн, надувая губки. – Но они сказали, что в этом

зоопарке панды не разрешены. Я была козочкой. Это было весело.

— Это прекрасно, дорогая. — похвалил ее и поднялся на ноги. Я смотрел на нее

несколько минут, на светло-коричневые волосы, рассыпавшиеся по ее спине, на когда-то

аккуратные косички, которые Изабель заплела ей утром, а теперь с выбившимися и

спутавшимися прядями, затем направился к балкону.

— Все в порядке? — спрашиваю Веру, проходя через скользящую дверь.

Она не смотрит на меня, её внимание приковано к квартире на противоположной

стороне улицы, и она сглатывает, челюсти напряжены.

— Все нормально.

— Похоже, что не все так отлично, — сказал я, присаживаясь напротив. – Иначе ты

звучала бы как Хлоя Энн.

Вера переводит свой взгляд на меня, и ее глаза полны тревоги. Она выглядит

изможденной, лицо землистого оттенка.

— Что случилось? — интересуюсь, при этом мой взгляд метнулся к гостиной, проверяя на месте ли дочь.

— Много чего, — произносит она хриплым голосом. — У меня был плохой день.

— Хлоя Энн в порядке?

Она кивает.

— Да, с ней все хорошо. Мы... поссорились, думаю.

Мои брови поднялись.

— Поссорились?

— Не подрались.

— Конечно, нет, но о чем ты говоришь?

Она тяжело вздыхает, и ее плечи опускаются.

— Все это началось, когда я забирала ее. Я стояла там с остальными. Ну, знаешь, с

родителями. Я приехала рано, так что ждала, пока все закончится. Все дети стояли в кругу

и разговаривали, а мы просто стояли рядом. Все друг друга знали. Но одна девочка

подошла ко мне и начала говорить по-испански. И я не совсем поняла. Я имею в виду, ухватила суть, но сказала ей, что я не очень хорошо говорю по-испански, что еще учусь.

Она спросила, почему я была там. После этого она заговорила по-английски. Я ответила, что приехала за Хлоей Энн.

Она тяжело вздохнула, и мое сердце уже болит, потому что я знаю, куда Вера

клонит.

— И девочка говорит: о, интересно. И я знаю, что она пытается представить себе, что у не говорящей по-испански женщины, такой, как я, ребенок делает в этом лагере, так

что я сказала ей, что это не мой ребенок. И даже после этого все было отлично, ребенок

просто кивнул в понимании и так далее. Но потом эта ебаная сука, которая как бы, блядь, слушала все, о чем мы говорили, подошла со своей сумкой Balenciaga и в лабутенах, со

своим выдроченным йогой телом, и начала быстро что-то говорить на испанском девочке, которая после посмотрела на меня так, как будто я, блядь, белый мусор.

— Мне жаль, — наконец говорю я, но Вера не останавливается.

— И, думаю, все могло бы быть отлично. Я имею в виду, можно только

представить, что говорит эта женщина, но я могу изобразить глухую и сохранить лицо.

Так что я стою там с этой застывшей улыбкой на лице. Потом детей отпустили, и Хлоя

Энн подходит как раз в тот момент, когда эта тетка продолжает выливать все это мерзкое

вранье. Я думала, что это выветрится из ее головы, но не выветрилось, потому что когда

позже мы были в машине, и Хлоя Энн... Она поворачивается ко мне и говорит что-то типа

«почему ты пытаешься стать моей мамой» или «ты мне не мама» и...

Из глаза Веры скатывается слеза, но когда я потянулся, чтобы стереть ее, то она

подняла руку, останавливая меня.

— И я пыталась сказать Хлое, что я не мама, но я ее и папин друг. Но мой

испанский, я не уверена, что она поняла. А затем она начала плакать, говоря, что хочет

свою маму и папу и что она ненавидит меня.

— Ох, Вера. Эстрелла, – говорю я ей.

— Но это еще не все.

— Нет? Что еще могло случиться?

— Я так плохо себя чувствовала из-за всего этого, что по пути домой остановилась

возле лавки с мороженым и сказала Хлое Энн, что она может выбрать себе, что пожелает.

Это не остановило ее слезы, но она пошла со мной в лавку, и я купила ей мятное с

шоколадной стружкой, а потом... — она останавливается, чтобы вытереть глаза. — Потом, когда мы уходили, появился этот ублюдок и начал нас фотографировать. Хлоя Энн

разрыдалась сильнее и я показала парню средний палец, просто, блядь, наорав на него, чтобы убирался.

— Хорошо, — говорю я ей, положив руку на ее голое колено и сжимая его. – Я рад, что ты так поступила.

— Да, но теперь это появится в газетах.

Я пожимаю плечами, делая вид, что это не имеет значения. Не хочу усиливать

комплекс вины Веры.

— Может быть, да, а, может, и нет. Означает ли это, что они следили за тобой?

— Не знаю, — она говорит нерешительно. — Это была твоя машина, возможно, они знают, что искать.

— Фотограф ничего тебе не сказал?

Она покачала головой.

— Нет, он только сделал фото. Когда я начала кричать, он съебался, как я его и

просила. Но все равно мне кажется, что это травмировало Хлою.

— Она в порядке, Вера. Она в квартире смотрит мультфильмы. Она рассказала мне, что сегодня в лагере была козочкой. Это все, что задержалось в ее голове.

— Она ненавидит меня, — Вера выплевывает слова, признавая поражение.

— Нет, нет, нет, — отвечаю я и беру прекрасное лицо Веры в руки. — Она не

ненавидит тебя. Она – моя дочь, а ты моя любимая, и между вами только любовь. Она

просто маленькая и все. Хлоя Энн в порядке. Я должен беспокоиться только о той

женщине в лагере. Я поговорю с ними, не переживай из-за этого.

Вера зажмуривает глаза.

— Матео, пожалуйста, — говорит она с болью в голосе, — не пытайся решить еще

одну проблему. Просто отпусти их. Позволь этим сукам говорить то, что они хотят.

— Есть разница между говорить то, что они хотят, и говорить это в присутствии

моей дочери. Я не позволю, чтобы Хлою Энн кормили ложью о тебе и обо мне. Это

нечестно по отношению к ней или к нам, или даже к Изабель. — Я отпустил ее и встал. –

А теперь заходи в дом и мы закажем ужин. Ты можешь сказать Хлое Энн, что она может

заказать все, что хочет.

Вера выглядит неуверенно, но я беру ее за руки и поднимаю на ноги.

— Прекрати здесь прятаться и иди внутрь. Ты увидишь, Хлоя Энн в порядке.

На какое-то мгновение мне кажется, что Вера собирается разбить лагерь на балконе

и остаться в нем навсегда, но она откидывает волосы назад, распрямляет плечи и

марширует мимо меня в квартиру. Тот факт, что она ведет себя так, пытаясь впечатлить