мою юную дочь, пробуждает что-то в моем сердце. Не могу не думать о том, что, несмотря на ее молодость и беспечность, однажды Вера станет заботливой и участливой

мамой.

Когда Хлоя Энн снова оттаивает к Вере, и мы располагаемся к вечеру пиццы и

мультфильмов, мысли в моей голове накапливаются, накапливаются и накапливаются, пока не доходит до момента, пока они становятся всем, о чем я могу думать.

Тем не менее, в данный момент есть другие вещи, которые нужно пережить в

первую очередь.

***

На протяжении четверга и пятницы мы с Верой неустанно следим за новостями в

журналах со сплетнями. Хоть мы и не говорим об этом, мы оба убеждены, что её фото с

Хлоей Энн всплывет где-нибудь.

Когда оно появилось после обеда, в пятницу, на сайте журнала, я почти

успокоился. Поиски окончены. Вот она, проклятая ложь обо всем этом.

К счастью, я нахожу его, когда был дома с Верой, а не в офисе. Педро мог бы сойти

с ума из-за этого, потому что, по словам журнала, это плохо сказывается на имидже

Атлетико, особенно на моем.

Это просто одно фото, но оно говорит в тысячный раз полуправду: Хлоя Энн в

слезах и пытается оторваться от Веры, которая крепко держит ее за руку, вторая рука

Веры показывает поднятый средний палец, и это видно очень четко. Лицо Веры искажено

злостью, брови нахмурены, губы растянуты в презрительной ухмылке. В какой-то момент

я радуюсь, что на ней надето не одно из ее платьев в стиле пин-ап, как обычно, а капри и

достаточно консервативный топ, иначе прессе было бы что ужасного сказать по этому

поводу. Она знает, как нужно выглядеть, когда ездит забирать Хлою Энн.

В статье идет речь о том, как несчастна моя дочь с Верой – канадской разлучницей

– и как сильно поразил ее развод, сильнее, чем родителей. Как всегда, в статье куча

восклицательных знаков, преувеличений и смелых заявлений, которые сопровождают

кучу мусора, опубликованную в таких журналах.

Пока я сижу, уставившись в свой МакБук, взволнованная Вера читает через мое

плечо, и я ощущаю такую ярость, что способен сгореть в ней. Я смотрю на имя автора

статьи – Карлос Круз, который является также фотографом, подозреваю, что это тот, с

прической маллет, и я немедленно начинаю строить планы, как я могу выследить его и

избить до последнего вздоха.

Вера снова извиняется, и я вновь убеждаю, что в этом нет ее вины. Она поступила

правильно – самым милым образом, но папарацци застали ее не в самое лучшее для нее

время, которое всегда является лучшим для них. Я говорю ей, что все это пройдет, что это

не свидетельствует о чем то, чего мы не видели раньше.

Я во все это также верю, правда. И затем у меня звонит телефон. Это Изабель. Я

пялюсь на аппарат, лежащий у меня в руке, и понимаю, почему она звонит. Изабель

видела то же самое. Либо она искала его и нашла самостоятельно, либо кто-то подсказал

ей, но она его видела. Я ставлю ноутбук на колени Веры и встаю. Когда подношу телефон

к уху, моя рука слегка трясется.

— Алло? – говорю я.

Я слышу, как она втянула воздух сквозь зубы.

— Матео, — произносит Изабель, тон ее голоса как будто создан из льда и снега.

— Нам нужно поговорить.

Я прочищаю горло.

— Мы разговариваем.

— Нет, — говорит она, и в этот момент я понимаю, как сильно она сдерживается.

Ее голос звучит низко с металлическими нотками. Она рискует потерять его. — Приезжай

сюда. И тогда мы поговорим.

Я перевожу взгляд на Веру, она смотрит на меня так, будто знает, что происходит.

Я представляю себе, что будет, если я притворюсь, что понятия не имею, о чем хочет

поговорить Изабель, но принимаю решение, что в этом нет смысла. Все равно это

всплывет.

— Хорошо, — говорю я. – Когда? В понедельник?

— Немедленно.

Я – труп. Изабель должно быть не в себе, раз видела статью. Никто не хочет

признавать, что он боится свою бывшую жену, но я боюсь.

— Ладно, — соглашаюсь. — Выезжаю прямо сейчас.

— Оставь шлюху дома, — командует она и бросает трубку прежде, чем я смогу

что-то ответить.

Я сглатываю и несколько секунд пялюсь на телефон, прежде чем настороженно

улыбнуться Вере.

— Изабель. Думаю, она в курсе. Мне надо ехать.

Вера выглядит так, будто хочет протестовать, но она только кивает, костяшки ее

пальцев напрягаются, сжимая ноутбук.

— Ладно, — говорит она тихо. – Мне жаль.

— Вера, прекрати, – говорю я, поднимая руку. – Я больше не хочу слышать от тебя

извинения. — Я вздыхаю. – Почему бы тебе не поискать в интернете ресторан, в котором

мы еще не были? Когда я вернусь, мы пойдем поужинаем, выпьем, займемся сексом.

Правда, хорошо звучит?

Еда, алкоголь, секс – три ее любимые вещи, но предложение даже не вызывает

улыбки на лице, только едва заметное пожимание плечами. Она действительно страдает.

Мне хочется остаться и успокоить ее, но в данный момент у меня такое чувство, что она

именно та, кто может успокоить меня.

Поездка к Изабель и Хлое Энн занимает больше времени, чем должна. Вечерние

пятничные пробки выглядят сегодня особенно сумасшедшими, и я уже вижу двух людей, дерущихся возле своих заблокированных пробкой автомобилей. Жара всех сводит с ума.

Несмотря на то, что кондиционер в моем внедорожнике включен на полную мощность, я

представляю себе, что бы случилось, если бы он сломался. Я тоже, наверное, выпрыгнул

бы из машины и начал захватывать мир, стоять на крыше автомобиля и бить кулаками в

грудь.

Прошедший месяц был адским.

Когда я добрался до дома, моего старого дома, ощущал себя, как плохо смазанные

часы. Я делаю глубокий вдох и направляюсь к парадной двери. Маленький передний

дворик, как всегда, безупречен, по нему вы никогда не догадаетесь, что здесь живет

маленький ребенок. Конечно, это все заслуга Изабель.

Я нажимаю на звонок вместо стука. Странно вообще делать и то, и другое, вместо

того, чтобы просто войти. Этот дом был моим на протяжении семи лет. Сейчас этот дом

чужой.

Когда Изабель открывает дверь, она представляет собой воплощение неукротимой

ярости. Несмотря на то, что копна ее светлых волос аккуратно зачесана на одну сторону, и

она одета в простое платье, выставляющее на показ результаты длительных занятий йогой

и пилатесом, плечи напряжены, лицо красное, а взгляд острый, как лезвие, готовый

пустить кому-нибудь кровь. Уверен, когда она откроет рот, ее язык будет таким же.

— Изабель, — говорю я искренне, хотя тоже не улыбаюсь.

— Ты опоздал, — кипит она.

Я смотрю на часы и пожимаю плечами.

— Пробки. И я не знал, что мне нужно было приехать к определенному времени.

Ее глаза сузились.

— Мне трудно поверить, что ты о чем-то не осведомлен.

И так мы подобрались к предложениям с двойным значением. Пришло время

встретиться с этим лицом к лицу.

— Зачем ты позвала меня сюда, Изабель?

Я захожу в прихожую, которая все еще пахнет лимонами и полированным деревом, и она захлопывает за мной дверь.

— Ты прекрасно знаешь, почему ты здесь.

И затем она превращается в шквал из наиболее занимательных, выразительных

оскорблений и ругательных слов, которые я когда-либо слышал, каждое из них

выстреливает в меня, как из пистолета. И, как обычно, отскакивают от меня. Я

практически впечатлен тем, как она меня называет, покрывая высказываниями типа

«плохой отец», «кризис среднего возраста» и «угроза нашей дочери», пока она не

приплетает имя Веры во все это и тогда она уже достигает моего предела.

— Она не просила его об этом, — бросаю я, пытаясь себя контролировать. – Она

просто водила Хлою Энн за мороженым.

— Моя дочь не переносит лактозу! – кричит она в ужасе.

Я хмурюсь.

— Что? Нет, это не так.

— Да, именно так! И знаешь ли ты, как много сахара в мороженом? У меня не

будет жирной дочки, заработавшей диабет еще до похода в старшую школу.

Мои брови взлетают вверх.

— Изабель, серьезно?! Она – ребенок, дети едят мороженое, и у нее нет и никогда

не было непереносимости лактозы. Ты постоянно кормишь ее сыром. Ты расстроена

больше из-за снимка?

Она делает шаг ко мне, разжимая ладонь, и я не уверен, собирается ли она в своей

обычной манере дать мне пощечину. Я стою твердо, не отводя взгляда.

— Ты выставлял меня дурой снова и снова. Знаешь, все судачили о Вере на

прошлой неделе, о ее танцах с тем парнем в клубе, и я была счастлива. Правда, была

счастлива, потому что она заставила тебя выглядеть дураком хотя бы раз. Но потом там

появились ваши новые совместные снимки, где вы ходите на ужин, на прогулку и потом –

снимок моей дочери с этой жалкой маленькой потаскухой, и постоянно журналы пишут о

твоем разводе, все время напоминая о том, как ты отбросил меня в сторону, чтобы

получить на своем члене молодые губы толстой иностранной шлюхи и…

— Заткнись! — срываюсь на нее, делая шаг к ней, оказываясь прямо перед ее

лицом. — Закрой свой ебальник и держи свои гнусные слова при себе, потому что это уже

становится действительно мерзким!

Она не успокаивается:

— Это уже мерзко! — она вскидывает руки. — Ты окунул мою дочь в эти помои!

— Она и моя дочь тоже! — рычу я. — Ты думаешь, меня это не беспокоит?

Она окидывает меня презрительным взглядом.

— Думаю, ты благодаришь Бога каждый раз, когда я выгляжу как идиотка.

Уверена, вы благодарите его часто в последнее время.

Я отворачиваюсь, закрывая руками лицо и испускаю отчаянный стон.

— Изабель, пожалуйста. Просто послушай меня. Ничего из этого не было сделано

намеренно, это просто случайность. Ты знаешь, что мое возвращение в Атлетико

некоторое время повлечет за собой повышенное ко мне внимание, но скоро все

закончится.

— Все это время, — произносит она тихо, изменение в тоне ее голоса режет слух и

я вынужден посмотреть на нее. — Все это время у тебя была возможность что-то с собой

сделать, но ты не делал. Пока не оставил меня. И даже до теперешнего времени.

Я нахмурился, озадаченный.

— Ох, Изабель. Я владел рестораном до недавнего времени, чрезвычайно

успешным, к которому меня подтолкнула ты. Я абсолютно уверен, что это считается как