Она пожимает одним плечом и выдувает облако дыма, который висит в тяжелом

воздухе.

— Мне просто было любопытно. Я думала, если ты собираешься это сделать, может быть, я могла бы помочь тебе с выбором кольца. Принять участие в какой-то мере.

Теперь это меня удивляет. Мы с Лючией конечно близки, но из-за нашей разницы в

возрасте мы никогда не были настолько близки.

— Ясно. Я вернулся в Атлетико, и теперь ты хочешь дружить со своим братом, который стал важной шишкой.

Она улыбается мне.

— Так ты устраиваешься на работу?

Я медленно выдыхаю через нос, но сомнения, которые я чувствовал ранее, сомнения, которые сдерживали мои слова, ушли.

— Я не знаю. Но думаю так. Я скажу им в пятницу, хотя бы для того, чтобы просто

быть уверенным.

— Почему бы тебе не согласиться? — спрашивает она.

— Я не знаю. Это может изменить все, не так ли? Я снова буду на виду у

общественности. Им, кажется, понравилось преследовать нас очень много, когда я больше

не был частью команды. Как же им понравится, когда я буду тренером?

Она кусает губу и дает мне сочувствующий взгляд.

— Ты прав, — говорит она, постукивая по сигарете так, что пепел падает на пол.

Она убирает его с края балкона ногой, чтобы избежать у Кармен сердечного приступа. —

Но я думаю, что это небольшая цена, чтобы заплатить за то, что ты любишь, нет?

Я могу только надеяться, что цена останется небольшой.

Глава 3

Когда наступает день четверга, я чувствую себя на сто процентов уверенным в

своем выборе присоединиться к Атлетико. Возможно, никогда не было ничего

отрицательного в этой сделке с самого начала, но я ощущаю, что относился к жизни с

недоверием в последнее время. Когда вы нашли что-то ценное, и прошли через многое, чтобы получить его, то очень сложно не смотреть на вещи с опаской.

Я нахожусь в спальне, надевая голубую шелковую рубашку Prada, когда слышу, как Вера входит в квартиру. Звук щелчка замка, закрывания двери, сбрасывания туфель, ключей, положенных на стол. Это — серия звуков, заставляющая меня чувствовать себя в

безопасности.

Сегодня, тем не менее, в то время как я одеваюсь, чтобы поужинать позже с Боном, моим хорошим другом, которого я не видел в течение года, есть что-то изменившееся в

приходе Веры. Есть какая-то тяжесть в звуках, и когда ее обувь падает на пол, то

приземляется жестко.

— Вера? — спрашиваю я, заправляя свою рубашку в брюки, и выхожу из спальни в

коридор. Останавливаюсь у входа в кухню и гостиную. Она сидит на подлокотнике

дивана, опустив голову с прекрасными волосами, падающими на лицо, и руками на

коленях. Она выглядит разбитой. На мгновение я задумался, может, это жара так ослабила

ее. Даже с кондиционером место душное.

Я осторожно кладу руку на плечо.

— Вера?

Она медленно поднимает взгляд на меня. Она не плакала, ее глаза сухие, но лицо

выглядит очень бледным и вся помада на губах съедена.

— Что случилось? — спрашиваю и сажусь рядом с ней, касаясь руки и бедра.

Она вздыхает и слегка смущенно морщит нос.

— Я думаю, что меня увольняют.

— Что? — восклицаю в очевидном шоке. — Почему? Как? Что случилось?

— Я не знаю, — говорит она устало. – Моя начальница, Патрис, вызвала меня

сегодня и сказала, что моя рабочая виза заканчивается в сентябре. Она сказала, что не

уверена прямо сейчас, собираются ли они подавать на получение еще одной. Есть другой

человек, который начал работать на прошлой неделе, Эми, она из Ирландии и свободно

говорит на испанском языке. Она работает всего один раз в неделю, но я думаю, что они

будут просить ее занять мое место.

— Это смешно, — говорю я, жгучий гнев поднимается по моему горлу и омрачает

слова. — Зачем они это делают? Ты идеально подходишь для компании. Ты радушно

принимаешь людей. Я видел тебя там и знаю это. У тебя очень хорошие успехи с

испанским языком, они должны видеть твои улучшения по сравнению с тем, когда ты

начинала.

Она пожимает плечами, как будто ее покинула всякая надежда.

— Я думаю, нет. Патрис что-то говорила о времени, которое требуется для визы, чтобы ее получить. Они помнят, что в прошлый раз это заняло месяц или два, и что они

привыкли нанимать людей с ЕС. Меньше документации.

Я вне себя. Выпрямляюсь и складываю руки, оглядывая комнату, как будто она

даст мне ответы.

— Ну, они не могут оставить тебя в таком подвешенном состоянии. Тебя

официально уволили?

— Нет, — говорит она. — Патрис сказала, что сообщит мне за несколько недель. Я

предполагаю, что они хотят еще немного разобраться в этом. Я знала, что должна была

что-то заподозрить в самом начале, когда разрешение взяли только на шесть месяцев. Я не

знаю, хотели ли они вообще меня видеть дольше, чем на испытательном сроке.

— Но, Вера, ты была с ними почти год, здесь явно что-то не то. Они же не могут, как бы ты сказала... издеваться над тобой?

— Или трахают мой мозг.

— Они не могут трахать твой мозг или что-нибудь подобное, — говорю я ей, и

начинаю идти к двери.

— Куда ты собираешься? — она быстро выкрикивает, поднимаясь на ноги.

Я хватаю телефон с тумбочки, бросив на него взгляд прежде, чем положить его в

карман. – Я собираюсь поговорить с Патрис.

— Нет, Матео, — говорит она и босыми ногами бежит ко мне. Затем хватает меня

за руку и смотрит умоляюще. — Пожалуйста, не надо. Это не твоя проблема.

Я недоверчиво расширяю глаза.

— Это не моя проблема? Моя, Вера. Ты – моя возлюбленная, мой друг, мое все. Но

чтобы быть здесь прямо сейчас, ты зависишь от них. Я не позволю им забрать тебя у меня.

Она сочувствующе улыбается.

— Я знаю. Но есть и другие способы. Я пойду на другую работу.

— Когда разрешение официально заканчивается?

— Пятого сентября.

— Ты найдешь другую работу в течение двух недель? Я даже не знаю, получится

ли так. Ты не можешь просто перенести разрешение с одной компании на другую.

Она вскидывает руки.

— Тогда я буду работать скрыто на кого-то, пока они не дадут мне новое.

Я не могу не покачать головой. У меня плохое предчувствие в сердце, как будто

кто-то кинул камни туда.

— Это рискованно. Если тебя поймают, то депортируют.

— Значит, не поймают.

Я хватаю ее за руку.

— Ты знаешь, я был бы более чем счастлив, чтобы заботиться о тебе.

Я говорил ей об этом много раз, что она не должна работать, что может делать все, что ей угодно, а я буду заботиться обо всем. Но это, кажется, только злит ее.

— Но я бы до сих пор была здесь незаконно, если бы ты сделал это, — говорит она.

— По крайней мере, таким образом у меня есть шанс. Во всяком случае, может быть, они

не позволят мне уйти. Я просто буду работать очень усердно на них. Докажу, что я лучше.

Я восхищаюсь ее упорством и могу только надеяться, что это будет так легко. Тем

не менее, я хочу поговорить с Патрис. Но, возможно, сейчас не самое лучшее время, когда

я рассержен, и, вероятно, скажу то, о чем потом пожалею. Лас Палабрас, может, и свел

нас, но будь я проклят, если они будут теми, кто разлучит нас.

— Ты хочешь, чтобы я остался дома сегодня вечером? – спрашиваю я ее. — Мы

могли бы выпить немного вина, сходить в кино?

Она потирает губы и быстро качает головой.

— Нет. Ты очень долго не видел своего товарища Бона. Я просто позвоню

Клаудии, и мы пойдем куда-нибудь. И что это за имя такое, Бон?

— Это сокращенно от Бонавентура, — говорю я. — Его мать была француженкой.

И очень странной. Использующей пудру для своего лица с голубоватого кукурузного

крахмала, по словам Бона.

Я вырос с Боном, который жил по улице ниже от нашей в Мадриде, хотя в эти дни

он только приезжал время от времени. А так он — внештатный фотограф, как правило, для некоммерческих организаций, для которых бродит по тропическим лесам или

отдаленным деревням.

— Я действительно не хочу оставлять тебя так, — говорю я ей, притянув к своей

груди и оборачивая руки вокруг нее. — Я ненавижу проблемы, которые не могу сразу

решить.

— Я знаю, — бормочет она в мою грудь. — Может быть, когда наступит

понедельник, все разрешится. Я имею в виду, ты пойдешь на свою новую работу, наверное.

Возможно. Я не был уверен, когда на самом деле начну. Но это не казалось

справедливым, что Вселенная таким образом давала тебе одно, забирая другое. Я знал, что

это был закон равновесия и баланса, но не думал, что просил слишком много, просто

чтобы у нас обоих была работа, и мы были счастливы.

А, может, и было.

Я встречаю Бона в тапас-баре напротив Пласа-Майор. Мощеные улочки заполнены

туристами и пьяными студентами, которых намного больше на выходных. Я пытаюсь

пройти сквозь них, не в силах перенять их энтузиазм. Новости Веры сбили меня с толку, и

мой мозг ухватился за это волнение, я никак не мог перестать думать об этом.

Я нахожу его в самом конце, на темном угловом диване, жующим миску миндаля.

Бону, вероятно, около сорока сейчас, невысокий мужчина по сравнению со мной, но у

него есть способ, как сделать так, чтобы выглядеть выше. Его мать привила ему

правильную осанку, когда он был маленьким мальчиком, и сейчас, в сочетании с тем, что

он носит все только черное, это существенно меняет дело.

— Бон, — говорю я от души, чувствуя, как беспокойство сходит с его знакомого

лица. Его темные волосы прорежены немного сверху, но в остальном он выглядит так же.

Он встает с дивана и пожимает мне руку, а я слегка похлопываю его по спине.

— Матео, — встречает он меня, — ты совсем не изменился. — Он делает паузу, глаза блестят. – Или, может, изменился. Ты, вроде, похудел.

Я хватаюсь за свой живот, хотя знаю, что мои мускулы никогда не менялись. –

Наверное, лучше питаюсь.

Блеск усиливается и он ухмыляется.

— Держу пари, что так и есть. Садись.

Он быстро машет официантке и заказывает нам два пива. Бон всегда был болтуном, и я не останавливаю его, когда он начинает рассказывать обо всех интересных вещах, которыми занимался в течение последних полутора лет. Наконец, после трех бокалов

пива, беседа замедляется, и он упорно смотрит на меня.

— Достаточно обо мне, — говорит он. — Как Хлоя Энн?