Ее имя всегда заставляет меня улыбаться.

— У нее все хорошо. Идет в школу в сентябре. Она довольно взволнована этим.

— А Изабель?

Мое лицо сникает.

— Ты, конечно же, знаешь, что мы разведены.

Он кивает и откидывается на спинку сиденья.

— Я знаю. Но хотел бы услышать это от тебя. Мы почти не общаемся больше, Матео, так что я знаю только то, что слышал от других людей. Или то, что я прочитал в

интернет-изданиях.

— Понимаю. — Я смотрю на Бона и задумываюсь, что он скажет, поймет ли. Я не

уверен, является ли то, что он видел и слышал, чем-то похожим на правду. Я прочищаю

горло. — Ну, мы с Изабель в разводе. Я встретил другую женщину.

— Более молодую женщину. Канадку.

— Да, — говорю я ему. — Она – все для меня. Ее зовут Вера.

— У нее чертовски много татуировок, — указывает он, как будто знает ее. Это

беспокоит меня.

— Так и есть, — признаю я. – Как ни странно, мне нравятся они.

Бон невесело смеется.

— Ты, Матео Казаллес, со всем своим стилем и элегантностью, любишь женщину, покрытую татуировками. Я бы подумал, что это отстойно для тебя.

— Я думал, что этот бар отстойный, все же я здесь, с тобой, Бон.

Он опускает голову.

— Ты пытаешься меня оскорбить?

— Это ты пытаешься меня оскорбить.

Он опустошает свое пиво.

— Да ну, это просто наблюдение, не более того. Мне интересно. Кому нет? Мы все

хотим знать о женщине, которая заставила великого Матео жить в скандале и отказаться

от своей прекрасной, стильной жены.

Существует грань его словам. Бон никогда не был поклонником Изабель, поэтому я

уверен, новости первоначально восхитили его. Он наклоняется вперед, покручивая пиво

обеими руками.

— Правда ли, что ей всего двадцать три?

Я ощетиниваюсь, ненавидя эти сплетни, ненавидя, что люди знают о ней из других

источников.

— Ей двадцать четыре сейчас.

— А тебе почти сорок, да? Довольно большая разница в возрасте.

— Ты завидуешь?

Он пожимает плечами.

— Может быть. Я – не фанат женщин с татуировками, хотя видел многих в

различных частях мира. Скажи, Матео, ты счастлив?

— Я никогда не был так счастлив.

Он оценивает меня внимательно, прежде чем сделать еще один глоток. У меня

начинает немного болеть голова.

— Ты кажешься счастливым. Должен сказать, когда я впервые услышал об этом, то

не поверил. Я собирался позвонить тебе, но решил, что это было, вероятно, тем, что меня

не касалось. Если ты хочешь пройти через ранний кризис среднего возраста, то это не мое

дело. Это случается с каждым человеком.

— Это не кризис, — процеживаю я сквозь зубы.

— Я вижу, — говорит он, — и это удивляет меня. Ты по-прежнему с ней, да?

Я могу только кивнуть. Мое сердце начинает колотиться.

— Я должен сказать, что удивлен. Обычно такая интрижка не длится долго.

— Это никогда не было интрижкой.

Его губы изогнулись.

— О, конечно. Ты находишь молодую киску в своей рабочей поездке, оказываешься с ней в постели, твоя жена узнает и разводится с тобой, но это никогда не

было интрижкой.

Я прикладываю все усилия, чтобы не ударить по столу кулаками.

— Все не так произошло.

— Нет? — интересуется он. – Так расскажи.

Он — придурок, и я не могу понять, почему. Он всегда любил провоцировать меня

и раздражать, но на сей раз это более личное. Возможно, впервые, это личное.

— Я встретил Веру, в то время как был на языковой иммерсионной программе. Я

влюбился в нее. Ничего не произошло... — И это не так, кое-что произошло. Я переспал с

ней. Я нарушил супружескую верность, чего поклялся никогда не делать. Но мне слишком

стыдно в этом признаться ему, не тогда, когда я чувствую, что он использует это против

меня. — Но я также понимал, что то, что у нас было с Изабель, было неправильным, это

было не то, чего мы хотели, и что наш брак был закончен. Когда Вера вернулась в

Ванкувер, я покончил с этим.

— Но Вера, должно быть, приехала еще до того, как вы развелись окончательно.

Я кивнул.

— Да. Может быть, я был несколько нетерпелив. Но я не мог терпеть, что она так

далеко от меня.

— Я не виню тебя, — говорит он. — Я видел фотографии. Даже те, топлес. Я не

мог оторваться от этих грудей.

Мои глаза сузились в щели.

— Если ты скажешь что-нибудь еще, то, черт возьми, не думай, что я не достану

тебя через этот стол и не задушу.

— Старик, — говорит он со смехом. — Импульсивный Матео. Мне было

интересно, когда он вырвется наружу.

— Следи лучше за собой, — предупреждаю его, мне совсем не смешно. Я

указываю на него пальцем. — Мое отношение к Вере самое серьезное. Она, возможно, моя будущая жена, о которой ты говоришь такое.

Его глаза расширяются от удивления, а затем затуманиваются чем-то сродни

жалости.

— О, боже. Ты не можешь быть серьезным.

Лучше бы я ничего не говорил. Это было чем-то, что было только в моей голове, потом и у Лючии, а теперь и у Бона.

— Матео, Матео, Матео, — говорит Бон со вздохом. – Прекрати держаться за свою

молодость, старина. Этот тип женщины хорош для того, чтобы несколько раз затащить в

постель. Может, много раз. Она сбавила тебе десяток лет, трахая тебя. Это сделало свое

дело, ты великолепно выглядишь. Но на этом все. В этом и состоит главная ценность

данного типа девушек. Все, что тебе следовало сделать, это позабавляться с ней и никогда

не рассказывать Изабель. Теперь ты развелся из-за пустяка. Ты действительно думаешь, что можешь взять и жениться на этой Вере? Ты не можешь. Хватит морочить голову себе.

То, как вы встретились, ты же знаешь, что такое не длится долго. Ты должен перестать

лгать самому себе и позволить этому быть тем, чем оно есть.

Я даже не знаю, как реагировать. Но точно знаю, что он не прав. Я уверен, что он

не прав. Тогда почему я чувствую нить сомнения глубоко внутри себя?

Он продолжает, по-видимому, устав.

— Я знаю тебя, Матео. Ты всегда хочешь сделать все правильно. Такой

благородный иногда, что прям скучно. Вот почему этот маленький эпизод обеспокоил

меня. Это не похоже на тебя, не на того, которого я знаю. Но сейчас ты чувствуешь, что

из-за того, что разрушил вполне приемлемый брак, ты должен держаться за эту девочку, быть с ней, создавая из нее ту, которой она не является. Ты должен научиться отпускать.

Ты не можешь жениться на двадцатичетырехлетней канадской девочке в татуировках. Из

этого ничего не выйдет, и ты будешь заперт в мире несчастья даже хуже, чем в первом

случае. — Бон постукивает рукой по столу. — Ты должен начать меньше думать своим

членом, а больше головой. Отпусти ее и найди кого-то другого своего возраста, своего

уровня.

Он встает и извиняется, что ему надо в туалет, прежде чем я могу сказать что-

нибудь. Бон когда-то был моим другом, но теперь я не уверен, так ли это. Похоже, что это

больше, чем всего-навсего беспокойство. Может, он говорил с Изабель? Ревнует или

просто не одобряет?

Не знаю. Но, без сомнения, мне не стоит слушать это.

Подхожу к официантке и протягиваю ей сто евро, чтобы оплатить счет. Затем я

покидаю бар, и Бона.

Когда я приезжаю обратно в квартиру, Вера еще не вернулась. Длительная

прогулка не повлияла никак, чтобы успокоить нервы, на самом деле, жара, кажется, сделала только хуже — так что я наливаю себе большой стакан виски, который спасает

меня в редких случаях, и сажусь на балконе. Дует легкий ветерок здесь, а суета улицы

снизу отвлекает меня.

Бон неправ. Вот и все. Хотя кое в чем прав. Верно, я всегда старался поступать

правильно, вероятно, поэтому и был с Изабель так долго — и я очень забочусь о

репутации, будь то моей семьи или своей собственной.

Но вещи меняются. Иногда все, что требуется для человека, чтобы потерять себя, найти другого. Возможно, это не так уж и хорошо, быть постоянно благородным, проявлять первым беспокойство. Может быть, это было тем, в чем я нуждался, найти Веру

и отпустить человека, которым я так старался быть, и просто, наконец-то, быть самим

собой.

Мне только жаль, что это так трудно.

Я сижу на балконе довольно долго, слушаю людей, болтающих на улице, рев

машин, проезжающих мимо. Когда виски начинает клонить меня в сон, встаю и

возвращаюсь внутрь, как раз вовремя, чтобы увидеть, как Вера спотыкается об порог

парадной двери.

Она пьяная, ее грудь почти вываливается из декольте платья, волосы растрепаны в

разные стороны вокруг ее лица.

— Веселишься? — спрашиваю, когда она небрежно наклоняется к тумбе в

прихожей и безрезультатно пытается скинуть свои туфли. — Держись, — говорю ей

нежно и присаживаюсь рядом с ней. Она опирается на меня, в то время как я стягиваю ее

туфли и ставлю их на обувную стойку под крючками для одежды.

— Спасибо, детка, — произносит она нечленораздельно, а я чувствую ее вес своей

спиной. Я оборачиваю руки вокруг ее талии и держу ее крепко, пока выпрямляюсь. Ее

макияж расплылся, и она криво улыбается мне.

— Не за что, — говорю я ей, внимательно всматриваясь в нее. — Где вы, ребята, были?

Она пожимает плечами.

— Я на самом деле не помню. Мы встретились с Рикардо в каком-то баре. Он был

там со своими друзьями.

Беспокойство зарождается у меня внутри. Мне очень нравится парень Клаудии, Рикардо, но пару раз я встречал его друзей, и они не смогли произвести на меня

впечатление. Они, без всяких сомнений, были молодыми и дерзкими, как многие

современные испанцы, пытающиеся возродить Сида Вишеса (прим.: британский

музыкант, известный прежде всего как басист панк-рок-группы Sex Pistols). Мне не

нравилось, что Вера ходила с ними, но опять же, я бы туда точно не пошел. Прыгать и

плясать в баре — это больше не для меня, но это определенно было для Веры.

— Я вижу, — говорю. — Похоже, вы хорошо провели время.

Она пожимает плечами.

— Много коктейлей и танцев. Обычно дело.

Она пытается снять с себя платье, и я помогаю ей, расстегивая молнию. Она

совершенно голая под ним, но на этот раз у меня нет никакого интереса, чтобы трахнуть

ее. Вместо этого, во мне растет беспокойство, и я смотрю на ее тело, задаваясь вопросом, почему кто-то вроде меня заслуживает его, если у меня даже нет желания выйти с ней и ее