Вошел конвойный, и англичанин вышел с ним из кабинета.

Когда шаги их смолкли в коридоре, полковник отворил вторую дверь, и оттуда вышли капитан и высокая худощавая женщина в форме лейтенанта административной службы.

– Ну, что? – спросил полковник.

– Фальшивка! Он такой же англичанин, как я бухарский эмир, – сказал капитан.

– Да. Это не англичанин, – с довольно сильным акцентом проговорила женщина.

– Почему? Первым говорите вы, капитан Баев, – сказал полковник.

– Немцы, захваченные в Гвоздинце, опрошенные мною, не знают его. Начальник оперативного отдела тоже ничего не знает о нем. Майор фон Кауниц сказал, что «Смит» двое суток подряд жил на квартире полковника Фишера, а Фишер, как вы знаете, начальник военной разведки четвертой армии.

– В качестве кого он находился у Фишера?

– Неизвестно. Сам Фишер убит, а его люди разбежались во время боя. Майор фон Шенк, помощник Фишера, показал на допросе, что «Смит» прибыл с Востока и «пробирался» как раз на Запад, то есть не к нам, а от нас.

– Куда же?

– Вероятно, в Берлин.

– Сегодня же пришлите майора ко мне… ну, а при чем же тогда филиппинец господин Сайкс? И зачем этот Смит ссылается на людей из торговой миссии?

– Не знаю, – сказал капитан. – Кроме всего этого, человек, бежавший из плена, не может выглядеть таким упитанным. Костюм его должен быть изодран и грязен, ведь он полз по лесу, прятался в болоте, скрывался в кустах. Он же одет не хуже нас с вами. Его могли переодеть немцы, но тогда почему? Ведь он – английский офицер, бегущий из плена, стремящийся к русским. Зачем они будут его одевать и заботиться о нем.

– Все? – спросил полковник.

– Все! – ответил капитан.

– Теперь прошу вас, товарищ Гаррисон, – обратился полковник к женщине.

– Он не англичанин. Он не так выражается по-английски, как должен говорить настоящий англичанин. Он выговаривает слова верно, но манера разговора, интонация у него – иностранца. Он говорит по-английски хорошо, иногда даже слишком правильно выговаривая слова, чего никогда не будет делать лондонец или уроженец Соутгемптона. Затем фамилия Смит так сильно распространена у нас в Англии, что разведчику любой страны лучше всего взять себе именно эту фамилию… С него легче затеряться в миллионе Смитов, нежели, скажем, среди Гобсов или Перкинсов. Затем… – женщина замолчала.

– Что «затем»?

– …Это уже мое личное мнение, но мне кажется, что этот «Смит» поляк… Его выговор и некоторые интонации в шипящих буквах английского языка дают мне основание предполагать это.

– Не немец? – спросил полковник.

– О нет! – воскликнула собеседница. – Немцы, даже долго прожившие в Англии, никак не могут расстаться со своим германским произношением. Нет, это поляк, – решительно закончила она.

– То же самое пришло в голову и мне, – сказал полковник. – И именно в тот момент, когда он сказал, что их фирма работала и в Польше. Эта маленькая ошибка «Смита» может послужить кончиком нити, по которой мы распутаем клубок. Благодарю вас, товарищи, я позову вас снова, когда встретится в этом нужда.

Капитан и женщина ушли, а полковник сел за бумаги, то и дело отмечая красным карандашом нужные ему строки.

В комнату вошел лейтенант, начальник внутреннего караула управления.

– Товарищ полковник, арестованный моется в бане, на теле его никаких знаков, татуировки или прочего не замечено, белье чистое, тонкое, носки совершенно свежие, видно, что менял он их день или два назад…

– Хорошо! Заканчивайте купанье и позовите майора Горева.

Лейтенант ушел, полковник снова занялся бумагами, но вошедший майор помешал ему.

– Выяснили?

– Так точно. Польский корпус стоит на отдыхе в местечке Зворки.

– Запросите немедленно, есть ли за последние дни побеги из частей, исчезновения, дезертирство и прочее. Если есть, кто такие, все приметы, где произошло ЧП, в чем причина побега. Выясните срочно местопребывание филиппинского подданного коммерсанта господина Сайкса, находящегося в Москве и известного торговой миссии. Выполняйте. Сведения нужны к утру, не позже десяти часов.

Майор вышел, а полковник еще долго сидел над «делом» британского летчика Смита, так подозрительно залетевшего в Гвоздинец.

Все это происходило в те самые дни, когда я и генерал находились в Иране. Обо всем этом мы, конечно, узнали значительно позже, когда узлы одной и той же интриги стали одновременно распутываться и на Западе, и на Ближнем Востоке. В тот самый день, когда я был с визитом у мистрис Эвелины Барк…

…Но, не забегая вперед, будем продолжать наш рассказ в том порядке, в каком происходили события.

Утром, часов в одиннадцать, генерал зашел ко мне в кабинет и сказал:

– Александр Петрович, только что у меня был наш уважаемый хозяин Таги-Заде. Прекрасные манеры, великолепный костюм, замечательный маникюр и при этом неплохо говорит по-русски. Учился когда-то в русской гимназии в Тифлисе. Знаете, что ему надо?

– Нет, – ответил я.

– Он просит разрешения сегодня же переделать и отремонтировать кое-что в европейском доме, в комнате, занимаемой вами.

– Не понимаю, – удивился я, – зачем понадобилось ему это? Комната в прекрасном состоянии, паркет новый, краска совершенно свежа. Я решительно воспротивлюсь этому и попрошу не трогать мой кабинет.

– Нет, нет, – быстро сказал генерал. – Пожалуйста, не делайте этого. Пусть тешится наш уважаемый Таги-Заде. В конце концов это его дом и воспротивиться было бы просто неудобно.

– Но рабочие помешают нам…

– Нисколько! Хозяин обещает в одни сутки закончить всю работу. Он меняет в этой комнате ореховую обшивку стен на новую из красного дерева, а также мебель и письменные столы… На все это потребуется несколько часов. Так вы, Александр Петрович, уж не мешайте симпатичному Таги-Заде проявлять свое восточное гостеприимство.

Генерал многозначительно посмотрел на меня и… улыбнулся.

– Хорошо, – согласился я, понимая, что затея нашего хозяина не случайна и не является прихотью расщедрившегося богача.

– Я скажу Сеоеву и дежурным, чтобы комнату, предназначенную к перестройке, очистили к двенадцати часам. Все столы и шкафы с бумагами опечатать и вынести в зал, где поставить караул. Дежурному офицеру прикажите понаблюдать за рабочими, чтобы не разбредались по дому. Сеоев тоже пусть присматривает за ними. – Генерал взглянул на часы. – Скоро завтрак, после него я поеду кое-куда, вы же не забудьте, что сегодня четверг и ваш визит к очаровательной даме необходим для дела.

Генерал уехал. Кабинет был очищен, и человек двенадцать рабочих возились в нем. Они бистро сняли плинтусы, переборки и обшивку стен, оголили подоконники, отвинтили планки у подножия каминов, разобрали цветной карниз. Дело спорилось. Было ясно, что пять-шесть часов такой работы – и отремонтированная комната будет готова. Может быть, она станет и нарядней, но мне было жаль моего уютного, уже обжитого кабинета.

Я переоделся и поехал с визитом к очаровательной «простушке», мистрис Барк. Изящная записная книжка с застежками из слоновой кости лежала у меня в боковом кармане.

«Дрожке» подвез меня к прекрасному зданию и, остановив своих разбежавшихся одров у нарядного подъезда, повернув ко мне улыбающуюся физиономию, доложил:

– Инджо, саиб серхенг[7].

Выйдя из экипажа и взглянув еще раз на визитную карточку, я убедился в том, что Эвелина Барк жила здесь.

В вестибюле почтительный и довольно развязный швейцар-перс в обшитой галунами «пехлевийке» сказал мне, что госпожа Барк дома. Он позвонил. Через минуту на площадке лестницы показалась миловидная девушка лет двадцати двух, одетая в нарядное платьице с лентами на талии и в белоснежном кружевном чепце, то есть так, как испокон веку одеваются английские горничные, камеристки и наперсницы из «хорошего, респектабельного дома».