Так и было. Высокий пехотинец армии Народа Пучин уносил их все дальше от Мореленда, с той же быстртой и легкостью, с какими ребёнок тянет пойманный за ниточку воздушный шарик…

Те из нас, кому довелось испытать на себе подобное несчастье — при исполнении воинских обязанностей угодить в сети врага, который буксирует вас за собой, беспомощных, словно плавучие надувные шарики, смогут в полной мере оценить ощущения четырёх ребят, с которыми приключилась эта ужасная беда.

Сделанная из переплетённых нитей волокнистых водорослей, сеть оказалась очень крепкой. Все попытки её разорвать были тщетны, а разрезать, к сожалению, оказалось нечем. У них не было при себе даже устричных раковин, зазубренные края которых могли бы как-нибудь помочь их беде, или, в конце концов, послужить каким-никаким оружием, и положение их оказалось воистину плачевным. Они превратились, по выражению Кити, в «кучу-малу из рук и ног», и как-то разобраться в этой куче, не нанеся друг другу увечий, было крайне сложно.

— Давайте выбираться по очереди, — предложила Мэйвис после нескольких минут болезненного и бесплодного барахтанья. — Сначала Фрэнсис. Выбирайся отсюда, Фрэнс, и посмотри, сможешь ли сесть на кусочек сетки, на котором нет нас, а за тобой попробует Кити.

Совет оказался превосходным, и когда ему последовали все четверо, оказалось, что они вполне могут бок о бок уместиться на том, что приближённо могло бы зваться полом, хотя сжимающиеся «стены» сети по-прежнему норовили вытеснить кого-нибудь вверх, если этот кто-то был недостаточно осторожен.

К моменту, когда с рассаживанием было покончено, и они получили возможность как следует оглядеться, картина вокруг полностью переменилась. Прежде всего, сам по себе весь мир стал гораздо темнее, хотя та его часть, в которой сейчас находились дети, была гораздо светлее, чем море в том месте, где их поймали в сети. Удивительное было ощущение — словно смотришь на ночной Лондон с верхушки собора Святого Павла. Всюду носились какие-то сияющие штуки, похожие на трамваи или омнибусы, а огоньки поменьше, весьма напоминающие кэбы или экипажи, точками расцвечивали чёрные просторы до такой степени, что в местах их плотного скопления темнота исчезала, растворяясь в серебристом мерцании.

Были и другие, с огоньками, похожими на иллюминаторы больших лайнеров. Один из них стремительно направился в их сторону, и голову Кити посетила дикая идея: «а что, если, потонув, корабли продолжают жить и плавать под водой, как, например, она сама и остальные». Очень может быть. Но как бы там ни было, а то, что приближалось, было отнюдь не одним из тех кораблей, поскольку, когда оно подплыло ближе, то стало похожим скорее на толстущую рыбину с рядами фосфоресцирующих чешуек вдоль гигантских боков. Проплывая мимо, рыбина распахнула челюсти, и на мгновение все зажмурились, решив, что им пришел конец. А когда снова осмелились их открыть, рыба-великан была уже далеко. Тем не менее, оказалось, что Кити расплакалась.

— Лучше бы мы совсем не приходили! — проныла она и остальные не могли не почувствовать, что в её словах есть доля истины. Как могли, они успокоили её и себя, старательно изображая полууверенность в том, что всё закончится хорошо. Как я заметила раньше, в мире существуют вещи, настолько ужасные, что даже если Вы и найдёте в себе смелость встретиться с ними лицом к лицу, то сначала Вам покажется, что такого просто не может быть. Сама идея творческой справедливости, в которую все мы верим в глубине сердца, делала невозможной даже мысль о том, что детей, которые так благородно (а они все чувствовали, что это было благородно) защищали своих друзей, Народ Русалок, ждут такие ужасные последствия. И когда Бернард принялся расписывать им превратности войны, он делал это так неубедительно, что Фрэнсис посоветовал ему заткнуться.

— Но что же нам теперь делать? — всхлипнула Кити, в двадцатый раз за всё время, пока пехотинец тащил за собой полную несчастного улова сеть.

— Нажмём свои перламутровые пуговицы, — с надеждой предложил Фрэнсис. — Тогда мы станем невидимыми и неосязаемыми, и, может быть, нам удастся сбежать. — Он потеребил похожую на мрамор жемчужину.

— Нет, не надо! — воскликнул Бернард, хватая его за руку, — как ты не поймёшь? Если мы это сделаем, то никогда не сможем выбраться из сети. Они не смогут ни увидеть, ни пощупать нас. А просто решат, что сеть пуста, и тогда, возможно, повесят ее на какой-нибудь крюк или вообще выбросят в болото. — И оставят там на много-много лет. Теперь понимаю, — сказала Кити.

— Но в таком случае мы сможем вмиг свои пуговицы расстегнуть. Ведь сможем же? — предложила Мэйвис.

— Ага, конечно, — согласился Бернард, но на самом деле ничегошеньки они не могли(.

Наконец, пехотинец, прошагав по улицам мимо гигантских скальных дворцов, миновал грандиозную арку и оказался в зале, размерами с собор Святого Павла и Вестминстерское аббатство вместе взятые.

Множество жителей глубин, которые до этого, рассевшись на каменных скамьях вокруг грубо вытесанных столов, ели какую-то странную светящуюся пищу, вскочили с мест, и послышались крики: «Какие новости?»

— Четыре пленника, — объявил пехотинец.

— Поверхностный люд, — добавил Полковник. — И я приказываю доставить их лично к Королеве.

Он пересёк холл и поднялся по широкой лестнице, ступени которой были сделаны из чего-то настолько зелёного и прозрачного, что это могли быть лишь стекло или изумруд, и я не думаю, что это было стекло, разве возможно изготовлять стекло в морских пучинах? Под ступенями были светильники, которые сияли сквозь безупречную зелень так чисто и прекрасно, что Фрэнсис начал мечтательно:

Услышь меня,

Прекрасная Сабрина,

Сквозь тихую, прозрачную волну…

И почти сразу в сети стало несравнимо тесней, и все четверо оказались в объятиях плачущей от радости и облегчения Фрейи — своей ненаглядной Русальей Принцессы.

— Ой, я не собирался… милая принцесса, я вовсе не… — начал Фрэнсис. — Это просто изумрудные ступени навели меня на мысли о прозрачности…

— Я заметила, — сказала она, — но, если б вы только знали, что я пережила… вы, наши гости, наши благородные рыцари, отважные защитники, и вдруг превратились в пленников, в то время как все остальные в безопасности! Я-то как раз надеялась, что вы меня всё же позовёте! И по-настоящему горжусь, что вы этого не делали, что у вас хватило мужества не звать меня, пока это не вышло совершенно случайно.

— Мы как-то не додумались Вас звать, — чистосердечно призналась Мэйвис, — но я все же надеюсь, что мы бы этого не сделали, даже если бы додумались.

— А почему вы не нажали на свои перламутровые пуговицы? — спросила Принцесса, и тогда они поведали ей причину.

— Мудрые дети, — похвалила она, — но в любом случае нам всем придётся воспользоваться волшебным зельем, не позволяющим потерять память.

— А я не буду! — заявила Кити. — Не хочу я помнить! Если бы я ничего не помнила, то забыла бы даже, что надо бояться! Пожалуйста, позвольте мне забыть всё, что я помню! — Она растроганно прильнула к принцессе, которая шепнула Мэйвис: «Может быть, это к лучшему» — и они позволили Кити поступить по-своему.

Остальные едва успели проглотить своё зелье, как пехотинец бросил сеть на громадный стол, который казался высеченным из цельного алмаза, и тут же рухнул ничком, уткнувшись носом в землю. Таков был местный обычай приветствия повелителя.

— Пленные, Ваше Величество, — провозгласил он, поднявшись. — Четыре юных представителя Поверхностного Народа, — вещая, он обернулся к сетке, на мгновение запнулся и добавил изменившимся голосом. — И там есть кто-то ещё! Готов поклясться, сначала его там не было!

— Откройте сеть, — произнёс сильный, нежный голос, — и заставьте пленников подняться, чтобы я могла как следует их разглядеть.