— Они же могут сбежать, любовь моя, — вмешался кто-то беспокойно, — или, может быть, они кусаются…

— Окунанья, — сказал первый голос, — будь наготове с четырьмя моими женщинами. Берите пленных по очереди. Каждого из них хватайте и держите, пока моя августейшая особа не выразит удовлетворения.

Сеть открыли, и огромные сильные руки ухватили Бернарда, оказавшегося ближе к горловине сети, и стали осторожно, но необыкновенно крепко удерживать его в вертикальном положении. Ни одна из охранниц не могла стоять ровно из-за своего хвоста.

Прямо перед пленниками, на троне восседала высокая и величественная Королева, очень красивая и очень грустная, а рядом с ней — Король (королевскую чету они сразу узнали по коронам), не такой прекрасный, как его жена, но всё же совсем непохожий на остальной неуклюжий и неповоротливый Народ Пучин. Он тоже был печален. Они были облачены в мантии из роскошнейшей ткани из водорослей, расшитые драгоценными камнями, а короны были просто верхом великолепия. Их трон был сделан из цельного чистой воды ярко-кровавого рубина с пологом из ниспадающих зелёных водорослей, украшенных топазами и аметистами. Королева поднялась и, сойдя по ступеням трона, что-то шепнула той, кого назвала Окунаньей, и та, в свою очередь, передала приказ другим четырём внушительным леди.

Все пятеро действовали с поразительной синхронностью: одним точным движением они сняли с пленников волшебные мундиры, и ещё одним движением отняли такие удобные хвосты. Принцесса и четверо детей стояли теперь на своих десяти ногах.

— Какие забавные маленькие создания! — совсем незлобно произнёс Король.

— Тише! — прервала Королева, — возможно, они понимают, что ты говоришь. По крайней мере, эта девчонка-русалка точно понимает.

Дети пришли в настоящую ярость от такого непочтительного упоминания о своей принцессе. Но сама она оставалась совершенно непоколебима.

— А теперь, — начала Королева, — будете ли вы отвечать на вопросы, пока вам не уничтожили память?

— На одни — ответим, на другие — нет, — сказала Принцесса.

— Это человеческие дети?

— Да.

— Как они попали в подводный мир?

— Морская магия. Вам не понять, — надменно отвечала Принцесса.

— Они сражались против нас?

— Да! — выкрикнули разом Бернард и Мэйвис, не дав ответить Принцессе.

— И, между прочим, весьма успешно, — добавил Фрэнсис.

— Если вы раскроете численность армии морелендцев, вам вернут хвосты и мундиры и отпустят. Будете говорить?

— Разве такое возможно? — был ответ Принцессы. — Я русалка и Принцесса Королевского Дома. И никогда не предам свою страну.

— Нет, полагаю, что не предашь, — рассудила Королева. И, секунду помолчав, добавила, — поднесите чашу забвения!

Чаша забвения была необычайно сладка. У неё был вкус ирисок, кокосов, ананасового мороженого, и сливового пирога, и ещё цыплячьего жаркого с лёгким привкусом лаванды и розовых лепестков и самого что ни на есть лучшего Одеколона.

На вечеринках детям приходилось пробовать чаши сидра и чаши с шампанским, но ни то, ни другое им не понравилось, однако, чаша забвения была просто восхитительна. Это был кубок опалового цвета, сказочно-розовых, перламутровых, зеленоватых, голубых и серых оттенков, а по бокам были выгравированы изображения красивых спящих людей. Кубок передавался из руки в руку, и когда каждый отпивал достаточно, Высокий Лорд Чашеносец, очень симпатичная, неразговорчивая рыбина, сдерживающим жестом касался чаши и передавал её дальше, держа кубок в своих плавниках. Таким образом, один за другим, чашу испили все. Кэтлин была последней.

На четверых из пятерки питьё не подействовало, но Кэтлин менялась у них на глазах, и хотя они были подготовлены к тому, что глоток забвения заставит её всё позабыть, было просто ужасно наблюдать его ужасающее действие воочию.

Рука Мэйвис покровительственно обнимала Кэтлин, но в тот момент, когда напиток был проглочен, Кэтлин отбросила эту заботливую руку и отпрянула. Это ранило больнее ножа. Потом она взглянула на братьев и сестёр, а это так невыносимо, когда глаза любимых людей смотрят на вас, словно на незнакомца.

Было условлено, что теперь, пока пленники все ещё в сетях, они должны делать вид, что чаша забвения возымела действие, держаться спокойно и выглядеть как можно тупее. Но Мэйвис не могла перенести эту холодность своей дорогой Кити, а этого никто в расчёт не взял.

Поэтому, когда Кити глянула на Мэйвис как на чужака, который ей, пожалуй, неприятен, и увернулась от её руки. Мэйвис не смогла это стерпеть, и, прежде чем Принцесса или братья смогли её остановить, душераздирающе воскликнула:

— О, Кити, дорогуша, да что же это такое? В чём дело?

В довершение ко всему, оба мальчишки очень громким и отчётливым шёпотом возмутились: «Замолкни, Мэйвис!», и лишь Принцесса сохранила достаточно самообладания, чтобы промолчать.

Кити обернулась и глянула на сестру.

— Кити, дорогуша… — снова позвала Мэйвис и остановилась, потому что на её месте никто не сможет повторить слово «дорогуша» кому-нибудь с взглядом Кити.

Она отвела глаза, в то время как Кити обратила взгляд на Королеву… и не только взгляд, но и стопы, чтобы прильнуть к королевскому колену так словно это было колено её родной мамы.

— Дорогое маленькое создание, — промурлыкала Королева, — видите, она совершенно ручная. Я, пожалуй, сделаю её своим любимым зверьком. Ах ты мой славный, маленький зверёк!

— Не смейте её забирать! — закричала Мэйвис, но Принцесса снова шикнула на неё, Королева восприняла её вопли с презрительным равнодушием, а Кити примостилась у ног своей новой хозяйки.

— Что же до всех остальных, — сказала Королева, — то совершенно очевидно, что напиток забвения пока на вас не подействовал. Посему, я не могу отдать вас в подарок моим отличившимся дворянам, которые ждут от меня какой-нибудь домашней зверушки. Завтра попробуем забвение ещё раз. А пока… Тюремщик, кандалы!

Вперёд выступил высокий житель Пучин с кислой миной на лице. Через его руку были перекинуты чешуйчатые хвосты, от первого взгляда на которые сердца детей встрепенулись, поскольку они надеялись, что хвосты были их собственными. Но стоило надеть хвосты, как они сразу поняли свою горькую ошибку.

— О, да, — сказала Королева, — это ненастоящие хвосты. Вы не сможете ни снять их, ни плавать с ними, ни ходить. Впрочем, с ними можно передвигаться ползком по дну океана… В чём дело? — обратилась она к Тюремщику.

— Этой заключённой не подходит ни один хвост, — заявил Тюремщик.

— Я принцесса правящего Русалочьего Дома, — сказала Фрейя, — и ко мне не пристанут ваши оскорбительные фальшивые хвосты.

— Ну, так бросьте их всех в темницу, — велел Король, — такие же угрюмцы, как и все остальные пленники, не правда ли?

Темница была огромным зданием и расширялась кверху, отчего казалось, что она едва балансирует на дне морском, но на самом деле с обоих концов она была подпёрта огромными скальными глыбами. Заключённых приволокли туда в сетях, а этот способ передвижения настолько беспорядочен, что только когда Тюремщик оставил их в покое, они обнаружили, что на самом деле тюрьма — это корабль: огромный лежащий на дне корабль, совершенный до мелочей, словно только сегодня покинул док. Казалось, вода ничуть не испортила его. Их заперли в гостиной, и утомлённые напряжённым днём пленники улеглись на удобные подушки из красного бархата и крепко уснули. Даже Мэйвис, которая поняла, что Кэтлин нашла в лице Королевы друга, и потому опасность ей не грозит.

Принцесса сомкнула глаза последней. Ещё долго она смотрела на спящих детей.

— О, ну почему, почему они никак до этого не додумаются? — вымолвила она, — и почему нельзя мне им об этом говорить?

Ни на один из вопросов ответа не было, и, наконец, Принцесса уснула сама.

Должна признаться, что разделяю удивление Принцессы тем, что дети не провели ночь, повторяя на все лады «Услышь меня, прекрасная Сабрина…». Ведь на каждое заклинание, конечно же, откликнулся бы какой-нибудь из жителей Мореленда, и таким образом можно было бы без труда сколотить маленькую армию, одолеть с ней Тюремщика и сбежать на свободу.