В часовне Дорна было всего два космодесантника. На всем флоте Испивающих Души не было более сокровенного места, часовня была построена в самом сердце флагмана ордена — «Славы». На колоннах были вырезаны имена павших за прошедшие столетия Испивающих Души, а на запрестольном образе был запечатлен примарх ордена, Рогал Дорн, спасший израненного Императора во время кульминации Ереси Гора. Часто здесь бывало людно и шумно во время проведения кровавых ритуалов ордена, но сегодня это было тихое и медитативное место.
*У меня кровь стынет в жилах, при подобных упоминаниях имени примарха в таком контексте. Они высмеивают нас!
Горозий стоял перед кафедрой, с которой читал лекции послушникам, чьи кельи были расположены неподалеку. Он был облачен в типичную для капелланов Астартес иссиня-черную броню, цвета ордена украшали только один наплечник. На нем не было череполикой маски, также являвшейся атрибутом его службы, но факт того, что Дениятос общался с реклюзиархом лицом к лицу, говорил сам за себя. Кожа Горозия была цвета жженого дерева, глаза маленькие и темные, а челюсть широкой и волевой. На одной стороне лба была установлена металлическая пластина, где были перечислены все сражения, в которых участвовал реклюзиарх. Вскоре там закончится место.
— Не все сумели пройти испытание, — продолжил Горозий. — Некоторые даже не вернулись. Такова цена просвещения. Ты смог вернуться. И вернулся, не провалив испытание. Так что реклюзиам приветствует нового студента, соискатель Дениятос.
Дениятос закрыл глаза и выдохнул.
— Я давно ждал этого момента, — ответил космодесантник. — Именно на Терре я осознал, каким путем мне следует идти. Путем капеллана.
— Ты будешь снят с должности капитана, — сказал Горозий. — Ты должен отстраниться от боевых братьев. Начиная с этого момента, твой ранг будет зависеть лишь от служения в качестве капеллана. Ученичество должно поглотить тебя также полно, как и битвы.
— Я понимаю, — кивнул Дениятос. — Воля самого Императора вплетена в нелегкие судьбы всех нас, и именно Его воля привела меня сюда. Я должен быть обособлен, чтобы принять этот жребий.
Горозий положил руку на наплечник Дениятоса.
— Добро пожаловать, брат, — произнес реклюзиарх, его лицо немного смягчилось, если такое вообще было возможно. — Я чувствую, что выпавшее тебе на борту «Смерти» испытание было суровым, как и любое другое, и все же ты преуспел.
— Благодарю, реклюзиарх.
— Твое служение начинается прямо сейчас. Прежде чем взять крозиус и вернуться на поле боя, ты должен долго учиться и медитировать с мыслями о душе ордена. Какую форму примут твои обряды, соискатель Дениятос?
Дениятос взглянул на реклюзиарха. Где-то в глубине глаз собеседника жило понимание такого уровня, которым так жаждал обладать Дениятос. Более всего на свете он желал понять. В какой-то момент битвы за Дворец Экклезиархии, он осознал, что нести смерть и разрушение врагам Императора — лишь половина долга. Он должен был обрести и понимание. Он должен был сражаться на духовном уровне также хорошо, как и на физическом.
— Я буду писать, — ответил Дениятос.
— Писать? — переспросил Горозий.
— У меня… у меня много мыслей, — пояснил Дениятос. — И они складываются в некую схему в моем разуме. Но я желаю выстроить их и придать форму, которую смогли бы понять братья. Я должен записать их, после чего создать из этих текстов средство, которым можно будет вдохновлять и просвещать братьев.
— Похвальная цель, — произнес реклюзиарх. — Но трудновыполнимая. Многие соискатели пытались переложить дух Испивающих Души на пергамент и терпели неудачу. Изыскания тех из них, кто подобрался к цели ближе остальных, должны быть тщательно изучены тобой. Тебе стоит прочесть «Кольца…»
— «Кольца злобного разума»? — закончил за него Дениятос. — Я читал их. Мои комментарии находятся на полках архива ордена. «Тринадцатая сфера». «Духовные комментарии после кампании на Магнакаруме». Я читал все это и многое другое тоже. В этих произведениях в основном освещены вопросы образа действий Астартес и философии войны. Но я готов внести свой собственный вклад, реклюзиарх. Придание телу ордена понимания, будет той задачей, выполнив которую, я посчитаю себя достойным вступления в ряды капелланов.
— Ты нескоро станешь капелланом, соискатель Дениятос.
— Я понимаю, реклюзиарх, и рад этому. Мне нужно многое написать.
Горозий отступил на шаг и осмотрел Дениятоса. По меркам Астартес тот был ветераном, но в качестве капеллана Дениятос вновь был новичком, познающим азы ремесла.
— Если такова твоя судьба, — высказался Горозий наконец, — значит ты должен пройти этот путь, чтобы обрести ее. Воля соискателя принадлежит ему самому, в отличие от Астартес.
— Благодарю, реклюзиарх, — ответил Дениятос, салютуя. — Я клянусь перед тобой в том, что пройду этот путь до конца.
— Я слышал твою клятву и принимаю ее, — ответил Горозий. Этот ритуал считался среди Испивающих Души обязательным. Никакого наказания не было предусмотрено за нарушение клятвы, ибо в истории ордена не было сведений о таких нарушениях.
Дениятос вновь оказался в келье послушника. Каменный пол для сна, образ Рогала Дорна на стене, стойка под снаряжение и сундук для свитков и книг. Вот и вся обстановка.
Дениятос без брони сидел на полу перед разложенными листами пергамента. На коже виднелись мертвенно-бледные отметины и ушибы, полученные им на «Сияющей смерти». Заживали они медленно, словно раны нанесенные мертвецами не желали сдаваться перед напором сил жизни.
Дениятос обмакнул перо в чернильницу и положил перед собой первый лист пергамента.
«Боевой катехизис» вывел он.
Как можем мы познать качества людей, из которых были созданы?
Рассматривая, брат мой, величайших из них.
Воин Фиделион был величайшим из всех, кто когда-либо брал в руки лазган. Он сражался у врат самой Терры, и, невзирая на бушевавшую вокруг смерть, ни разу не проявил слабость и не дрогнул. Люди, являвшиеся свидетелями его деяний, удивлялись тому, что один единственный человек является вместилищем такой доблести и отваги.
Рассмотрим Фиделиона и то, что выделяло его из рядов товарищей. Он понимал страх, но никогда не поддавался ему, вместо этого Фиделион принимал страх и отбрасывал, как недостойное чувство. Он всегда помнил, что бегство — гораздо более верный путь к смерти, чем сражение с врагом лицом к лицу. Встречая свирепых и чудовищных противников, он сражался с ними не из ужаса перед смертью, но через некоторую отрешенность, позволявшую рассматривать врагов как задачи, которые необходимо решить. Прочие люди смотрели на него с благоговением, потому как им он казался кем-то большим, чем обычный человек. Фиделион был для них таким же чужаком, как и враги, с которыми приходилось сражаться.
Теперь сопоставим Фиделиона с Астартес.
Какими качествами обладает Фиделион из тех, что недоступны Астартес? Астартес не ведает страха. Он не сомневается в победе. Даже будучи окруженным со всех сторон бесчисленными противниками, он не видит поражения, но лишь задание, которое необходимо выполнить, долг, который должен быть исполнен даже на пороге смерти. Кем был бы Фиделион среди Астартес?
И вот мы приходим к ответу. Как можем мы понять природу человека? Ответ, брат мой, в том, что даже величайший человек сопоставим лишь с самым слабым из Астартес, с едва начавшим свой путь послушником, в лучшем случае.
Более вероятно то, что даже возжелай он, то ни один орден не пустил бы его в свой монастырь.
Лучшие представители человечества — всего лишь дети, подходящие для превращения в Астартес.
Вывод первого урока напрашивается из этого заключения. Астартес должен быть обособлен от человеческой расы. Он — не человек. Он — нечто большее.
Таким образом, мы начинаем видеть истинную природу служения Испивающего Души своему Империуму.