Асияр посмотрел на статую своего примарха. Лицо Рогала Дорна скрывалось под капюшоном, а в руках он держал обсидиановый клинок чемпиона Императора.

— Думаете, Дорн простит нас? — спросил он.

— Нас не за что прощать, — возразил Аполлониос. Он не смыл с доспехов кровь после штурма «Когтя Марса» и вонял ружейной смазкой и спекшейся кровью. — Почему мы должны просить прощение за исполнение своего долга?

— Конечно, — ответил Асияр. Кожа и волосы Асияра были бледны до такой степени, что любой, кто видел капеллана впервые, принимал его за тяжелобольного. Асияр был облачен в церемониальную броню традиционного для капелланов черного цвета. На одной половине его лица были вытатуированы очертания собственного черепа, так что с одной стороны космодесантник выглядел умирающим, а с другой — уже мертвым. — Но знал ли благословенный Дорн о пришествии Дениятоса? Предвидел ли он это? Наш повелитель — величайший из всех, кто когда-либо облачался в цвета Испивающих Души. Среди тех, в ком течет кровь Дорна, нет никого, кто смог бы превзойти его. Знал ли Дорн, что все сложится именно так? Или сами примархи были лишь игрушками во власти судьбы, и мог ли лишь надеяться на то, что однажды воин-философ появится?

— Ты слишком много думаешь, брат, — заключил Темискон. В отличие от Аполлониоса он расстался с броней, в которой вел поиски на борту «Когтя Марса» и одел свою излюбленную простую черную броню. Поверх доспеха он накинул тяжелые коричневые одеяния, запятнанные кровью, которую проливал каждый день, подвергая себя многочисленным истязаниям. — Наша задача не искать ответа у звезд. Наша задача — служить.

Темискон покатил хирургическую каталку вниз по коридору к храму Войны. На каталке лежало закрепленное ремнями тело Дениятоса, вокруг которого расположилось множество мониторов, а к внутренним органам были подключены различные приборы из арсенала апотекариона. Грудная клетка Дениятоса была вскрыта, внутренности защищала лишь тонкая марлевая накидка. Реклюзиарху привили донорские органы, но никто не верил, что они долго протянут.

— Ты так и не сказал нам, Асияр, — произнес Аполлониос — зачем его нужно было сюда доставить.

— Затем, что Дениятос не умрет, — ответил Асияр.

Он вынул с одного из свисавших с талии подсумников некое устройство. Выглядело оно как небольшой черный шестиугольник, буквально усыпанный кнопками. Асияр нажал несколько клавиш.

За статуей Рогала Дорна раздался звук запускающегося двигателя и встающих на место поршней. Палуба задрожала от тяжелой поступи.

— Когда «Сверкающая смерть» исчезла, — постарался перекричать грохот Асияр, — вместе с ней канули в лету и находившиеся на борту реликвии, многие из которых ныне преданы забвению. В смутных преданиях нашего ордена я отыскал сведения об одной из их числа и вернулся, чтобы отыскать ее. И преуспел.

Неясный силуэт громыхал в полумраке часовни. Размером он был с танк, но передвигался на двух коренастых ногах, оставлявших глубокие следы в палубном настиле. Квадратный корпус был украшен изображением золотой чаши Испивающих Души и покрыт печатями чистоты и пергаментами с молитвами. Одно угловатое плечо заканчивалось массивным силовым кулаком — четыре пласталевые пластины образовывали бочкообразный кулак. Вторая была заменена пусковой установкой, снаряженной дюжинами ракет. Машина подрагивала в такт рыкам силовой установки.

— Трон Терры, — выдохнул Темискон. — Небеса Марса. Дредноут.

— Единственный, которым располагает орден, — подтвердил Асияр. — И никто о нем не знает кроме нас. Считалось, что он сгинул вместе с братьями на «Сверкающей смерти», но машина выжила. Теперь он наш.

Темискон подошел к дредноуту и почтительно коснулся рукой бронированного корпуса.

— Мы не должны терять время, — сказал он.

Аполлониос и Асияр открыли саркофаг дредноута. Внутри в замысловатой паутине из трубок и проводов располагалось кресло, подходившее по размерам для Астартес. Вокруг кресла находилось несколько десятков зондов и шприцев.

Темискон бережно перенес Дениятоса в кресло дредноута. Темискон провел некоторое время, перенимая науку апотекариев ордена, в надежде на то, что превратности судьбы не отыщут его в такой дали от поля боя. Эксперимент не оправдал ожиданий, но полученных им навыков оказалось достаточно для подключения зондов и проводов дредноута к интерфейсам тела Дениятоса. Имплантированный в грудную клетку Дениятоса черный панцирь был практически полностью разрушен Асценианом, но апотекарии сумели заменить утраченные порты подключений.

Два других капеллана молча наблюдали за процессом. По всем внешним признакам Дениятос был мертв. Глаза не открывались, зонды втыкавшиеся в тело не вызывали кровотечения. Одна лишь вера твердила им, что лежавший в кресле дредноута человек еще жив.

Ритуалы и операции помещения космодесантника внутрь дредноута были сложны и длительны. Темискон трудился три дня, остальные перемещались между «Сверкающей смертью» и другими кораблями флота, доставляя материалы из апотекариона, ладан и священные писания из реклюзиама. Когда все было готово, тело Дениятоса едва можно было разглядеть среди проводов и трубок. Лицо полностью скрывала дыхательная маска и закрепленная на глазах электроника.

Темискон закрыл саркофаг. Звук, прокатившийся по часовне, напомнил звон далекого соборного колокола.

— Будем молиться, — произнес он.

Три капеллана преклонили колени и стали безмолвно повторять заученные из «Боевого катехизиса» молитвы. В этом состоянии место и время утратили для них всякий смысл. Они могли быть где угодно и везде одновременно, их разумы работали над поведанными Дениятосом великими истинами. Над их долгом. Смыслом существования. Великим планом, частью которого они были. То была очистительная молитва, позволявшая сбросить оковы человечности и познать истину о том, чем они в действительности являлись.

Их мысленные упражнения были прерваны изменившимся тоном работы двигателя дредноута. Где-то внутри машины вспыхнули огоньки. Силовой кулак сжался, а саркофаг провернулся на шарнире, словно осматривая местность, в которой оказался.

— Я живу, — раздался рычащий искусственный голос из вокс-говорителей, установленных в верхней части корпуса. — Я вижу. Я вижу, братья мои.

Три капеллана продолжали стоять на коленях. Их молитвы были услышаны.

— Владыка реклюзиарх, — сказал Темискон. — Мы ждем твоих распоряжений. Что нам делать? Как мы можем послужить?

— Я знал, что это время придет, — ответил Дениятос. — Ведите меня в Оружейную палату.

Капелланы повели Дениятоса вниз через многочисленные палубы «Сверкающей смерти». Призраки ордена взирали на них с подозрением, по-прежнему не доверяя живым, не смотря на то, что Асияр заключил с привидениями перемирие. Движения Дениятоса были медленными и неуверенными, поскольку он только привыкал к своему новому механическому телу. Темискон бормотал молитвы защиты, пока Астартес шествовали по древним коридорам и корабельным палубам сборов — местам, где давно уже сгинувшие поколения Испивающих Души постигали пути войны.

В Оружейной палате когда-то хранились некоторые реликвии ордена. Многие были спасены после катастрофы, постигшей «Сверкающую смерть». Некоторые были навсегда потеряны в варпе — предметы древних клятв, записанных в истории ордена. Реликвии содержались в сейфовых ячейках, каждая размером с ящик из морга, на внешней стороне стенки была нанесена история хранившегося внутри оружия или фрагмента брони. Сейфы занимали целую стену, разместившись позади стоек с броней, оружием и дуэльных клеток, в которых предыдущие поколения Испивающих Души практиковались с излюбленным оружием.