— Как же мне тебя не знать: мы с тобой в одном доме жили, — отвечает мышка, — ты в своей комнатке наверху, а я в своём подполе внизу. Меня Малявка Бухтею на угощенье взяла, да не удержала, я от неё убежала. Только мне домой надо, к деткам моим — мышатам родным!
— Взяла бы я тебя с собой, мышка, только сама не знаю, как отсюда выбраться… — заплакала девочка.
— Не плачь, Маша, — говорит норушка, — пока ты Малявке служила, я повсюду шныряла — кое-что узнала: есть тут в Поганом царстве берёзка стройная, зимой и летом зелёная. Только не простая это берёзка, в неё Фея лесная обернулась, чтоб детей вызволять, несчастным помогать. В проклятом царстве сотворила она полянку ясную, отыскала слова чудесные, что злую силу Бухтееву ослабляют. Как ступишь на эту полянку, умоешься в родничке чистом, что рядом с берёзкой из-под земли бьёт, слова волшебные скажешь, то и окажешься дома.
— А какие слова? — обрадовалась Маша.
— Сейчас я тебе этого не открою. А то вдруг без меня назад вернуться задумаешь!
— Что же ты меня предательницей считаешь? — возмутилась Маша.
— А не обижайся, — отвечает норушка, — мы, мыши, от людей-то натерпелись, отсюда и недоверие. Так что поторапливайся, пойдём место заветное искать.
Но не успела Маша ответить, как вдруг поднялся вокруг писк да визг: это злючки Машин голос услышали, стали еду требовать. Испугалась Маша, помчалась прочь, дороги не разбирая, и мышка за ней следом несётся, попискивает, еле успевает.
А кругом темно, ничего не видно. Вот и угодила бедная девочка в болото, прямо в трясину. Трясина чавкает, Машу затягивает, та кричит-вырывается, но только сильнее тонет. Мышка маленькая рядом на кочке сидит, от страха пищит, а помочь ничем не может. Вдруг слышит Маша — топот: это Малявка, злючками разбуженная, нагнала беглянку.
— Ах ты, негодная! — кричит Малявка. — Вот я тебя не стану вытаскивать! Нет тебе больше веры!
— Прости меня, вредушка! — плачет Маша. — Мне домой хочется, к мамочке! Вытащи меня, Малявочка, отсюда, да пожалей, домой отпусти! Пожалуйста!!!
— Как бы не так, — отвечает та. — Мне за тебя награда обещана, хочешь-не хочешь, а я из тебя вреду сделаю! А чтоб ты не сбежала, я к тебе сторожей приставлю! А то ишь какая прыткая оказалась!
Малявка Машу из трясины вытянула, а потом ногой топнула, в ладоши хлопнула, на своём тарабарском языке заклинание пролопотала, и тут же явились перед ней две жабы огромные, диковинные, с Малявку ростом. Смотрит Маша, а у жаб из пастей раскрытых клыки торчат, и рычат они, как псы сторожевые. Страшно девочке, ещё страшнее мышке-малышке. Только жабы на мышку внимания ноль, а к Маше будто приклеились: рядом прыгают, страшных глаз с неё не спускают.
Привела Малявка Машеньку назад, в нору свою тёмную. Дверь на замок закрыла, а возле двери сторожей оставила. Заплакала бедная девочка слезами горючими, плачет-рыдает, дом родной вспоминает, да клянёт царство Поганое, ненавистное!
А и не было раньше царства Поганого. Стоял на его месте лес волшебный, дремучий, с дубами огромными, берёзками стройными, ручьями чистыми, птицами певчими. Зверья разного было там множество. Были и чудища — в волшебном лесу без них нельзя! Но хоть и ужасны те были на вид, но худого не творили, а, напротив, за лесом смотрели, в порядке его содержали, Фею лесную слушались. А Фея лесная в колдовском лесу главной была.
Но ещё была эта Фея молоденькой и доверчивой. Не уследила она, как самый хитроумный из чудищ болотных из-под власти её вышел, стал якшаться с колдунами чёрными, злому колдовству обучаться. А как заметила она, что худо в лесу — поздно уж было, огромную силу тот набрал. Хотел он сам в лесу царствовать и зло творить — много в нём злости-то скопилось. Бухтеем чудища того звали...
Вот и начал Бухтей колдовать, чудный лес себе подчинять. Ушёл из леса ясный свет, сумеречно стало в нём, неуютно. Засохли деревья, не стало полянок ягодных, болота всё кругом заполонили. И птицы, и звери покинули неприглядное место. А чудищ лесных да кикиморок болотных подчинил себе новоявленный царь — кого колдовством, а кого подачками.
И стал Бухтей деток неразумных к себе забирать — злыдней и вред из них делать, царство своё множить. И было бы царство Бухтеево огромным, если бы не Феюшка лесная. Пожалела она деток малых, пожалела лес свой прекрасный и решила во что бы то ни стало свет волшебный вернуть, а с ним и жизнь былую, счастливую.
Долго думала кудесница, где же найти тот ясный свет, что тёмную силу Бухтееву пересилит, книги премудрые читала. И нашла, наконец, ответ: свет волшебный из маленьких светиков появляется. А светики эти рождаются от добрых дел, детками совершённых не с умыслом, а бескорыстно. Вот и осталась Фея лесная в тёмном царстве, чтоб деток вызволять да светики копить. А чтоб не погубил её Бухтей — взрастила волшебница росточек, который нельзя извести, да и обернулась берёзкой стройной.
Маша в Поганое царство попала, а Феюшка уж знает и спасти её мечтает. Да непросто это. Ну, а что же Маша?
Проснулась утром бедная пленница — некуда деваться, нужно на испытание идти. Пошли они: впереди жаба скачет, за ней Малявка вприпрыжку, потом Маша идёт, плачет, спотыкается. За Машей вторая жаба прыгает, подгоняет, ворчит, в оба глаза глядит.
Только не видит жаба, что у девочки в кармашке мышка-малышка сидит и Машу поучает: «Не перечь Малявке, — говорит, — а притворись своей, да выведай, где берёзка зелёная да родничок заветный в Поганом царстве!»
Утерла Маша слёзы, шагу прибавила, поравнялась с вредой и давай к ней подлизываться:
— Не сердись, Малявочка, верой-правдой тебе служить буду! Хочу стать такой, как ты — вредой настоящей! Только тяжко мне здесь с непривычки: дух тяжёлый и водица мутная. Мне бы хоть разок чистой водицы попить — силы бы и прибавились!
— Давно бы так! — обрадовалась вреда. — Будешь делать, что я скажу — так и я тебе послабление сделаю. Вот угодишь Бухтею, испытание пройдёшь — так и быть, свожу тебя чистой водицы попить.
— А где же тут чистая водица?
— А под берёзой постылой, заколдованной!
— Какой такой заколдованной?
— А вот какой: обратилась в берёзу одна Фея лесная, бестолковая! И сама не своим делом занимается, и Бухтею великому — помеха! Раз выгнали тебя — так и убирайся! Нечего в нашем царстве торчать — злому делу мешать! Мы ту берёзу как только ни изводили, а она на другой день снова вырастает, проклятая! Ничего её не берёт — ни огонь, ни топор, ни Бухтея заговор!
— А как же берёзка эта злому делу мешает?
— Тебе этого знать не надо! — рассердилась вдруг вреда. — Ишь, какая любопытная! Молчи, давай, да поторапливайся — Бухтей ждать не любит! А как придём — смотри на него ласково, глаз не прячь!
Вот привела Малявка Машу к своему царю. «Как же глаз не прятать, если боязно смотреть на чудище этакое!» — думает девочка, но вреде не перечит.
А Бухтей и вправду, ох и страшен да толст! Разжирел от царской жизни. А ведь не был он раньше таким, а был всего лишь упитанным. Тело его, как и положено болотному лешему, покрыто было зелёной осокой — травой болотной. Но от чёрного колдовства высохла трава, вздыбились на теле Бухтея колючие стебли. Страшен он стал... Глянул он на девочку и как давай бухтеть: «Бухти-бухты, бухти-бухты!»
— Чего это он? — спрашивает Маша шёпотом, а сама к Малявке жмётся, боязно ей, но уж не так, как в первый раз.
— Молчи! — шипит Малявка. — Это он силу злую набирает!
Набрал Бухтей силу, смрад от него пошёл такой, что терпеть невозможно, а терпеть-то надо. Вот Маша и терпит. А Бухтей тем временем к ним направился. Кинулись ему навстречу жабы, давай возле ног вертеться, ручищи страшные лизать. И Малявка подбежала, к ручище припала. Похвалил её Бухтей.
— А ты что же, Маша, рук своему царю не целуешь? Или не хочешь быть в моём царстве? — грозно спрашивает чудище.
— Иди, иди! — подскочила вреда к девочке и ну толкать к Бухтею.
И боязно Маше, и противно ручищу грязную целовать, но ничего, выдержала. А царь вместо посоха жёлтую кость держит. Как стукнул он оземь этой костью, так земля задрожала, и со всех сторон потянулись к нему твари его подданные: кто из нор вылезает, кто из болота, кто из кустов продирается. Окружили Машу, смотрят на неё, перешёптываются.