И страшно девочке, и чудно: про таких чудищ раньше она только мультики смотрела, а тут их вон сколько, на любой вкус. Но ведут себя тихо. Рядом с монстрами да кикиморами болотными вреды стоят — в прошлом такие, как сама Маша, девочки и мальчики, а сейчас — слуги Бухтеевы. Смотрят на Машу, ехидно похихикивают, весело им!

Вдруг как крикнет Бухтей:

— Испытать её!!!

Тут Малявка засуетилась, подвела девочку к колодцу, что возле норы Бухтеевой стоит. А в колодце вода чёрная-чёрная, как чернила.

— А ну, вспоминай, — приказывает Малявка, — самого вредного из твоих друзей!

— Нет у меня вредных друзей, — отвечает девочка. — И Иринка хорошая, и Светочка, и Алёнка добрая — всегда делится…

— Нет, нам добрые ни к чему, с ними зло творить не получится, вспоминай плохих! Да живо!

Тут вспомнила Маша Егорку соседского, который у неё велосипед отбирал: сам на её же велосипеде катался, а Маше не давал. Только вспомнила она Егорку противного, глядь ― в колодце, как на экране, Егорка и появился. Смотрит Маша, удивляется, а мальчик на экране шоколадку лопает.

— Ну, теперь будем ждать, пока он вредничать начнёт, тогда и мы начнём зло творить, — говорит Малявка.

— А сколько ждать?

— А пока не начнёт.

— А если он совсем вредничать не станет? — спрашивает Маша.

— Ну, тогда Бухтей тебя в лягушку превратит!

Но тут Егорка завредничал. Шоколадку доел и давай у своей мамы вторую выпрашивать.

— Нельзя, — говорит Егоркина мама. — Много сладкого вредно.

— А-а-а! — ноет мальчик. — Хочу ещё!

Тут Малявка вытащила из мешка злючку. Та визжит, брыкается, злою силой накаляется.

— На, — кричит вреда и Маше злючку в руки суёт, — плюнь, дунь, а потом в колодец кидай! Да быстрее!

Маша так и сделала. Злючка в воду бултыхнулась, пошли по воде круги, а когда всё успокоилось — опять стал виден Егорка. Только уж он не просто капризничал, а злился вовсю и вёл себя безобразно: кричал, слюной брызгал, на маму кулаками махал, один раз даже задел!

— Видишь, — кричит вреда, — наша с тобой работа! Сейчас ещё чуть-чуть, и можно будет тащить!

— Кого тащить? — спрашивает Маша, а у самой на душе плохо-плохо.

— Да вот, нового вреду! Ну что, понравилось тебе зло творить?

Маша кивнула, а сама думает: «Так вот почему иногда так бывает: злишься-злишься и остановиться не можешь! А это, оказывается, в тебя злючек кидают! А эту-то злючку я сама и вырастила, и в Егорку кинула!» — на душе у девочки ещё хуже сделалось.

А в это время вода чёрная в колодце вспенилась, аж забурлила.

— Тащи его! Тащи! — закричали кикиморы и вреды из толпы. А монстры зарычали, загудели, говорить-то не умеют, только рычат!

Тут несколько вред подскочили, в колодец сеть закинули и, как рыбину, вытащили из чёрной воды испуганного Егорку.

— А-а-а! — залился слезами мальчик. — Где я? Что же это делается-то?

— Цыц! Кончай мокроту разводить! — прикрикнула на него Малявка. — Не то быстро в мокрицу превратим!

Испугался мальчик, рот рукой прикрыл и тут Машу увидел — глаза от удивления вытаращил, но молчит ― мокрицей стать боится.

Стыдно-стыдно Маше стало, а тут Бухтей к ней повернулся и давай её хвалить:

— Вот, — говорит, — молодец, хорошая вреда из тебя получится! Прошла ты, Маша, испытание, да и лучше многих. Такого злющего мальчишку нашла, что сразу в наше царство забрать получилось. А то с иным возиться неделями приходится. Да и то: притащишь кого, а толку нет. Эх, настоящих-то злющих мало! Иди, руку целуй!

Тут все захлопали, ногами затопали — радуются! Но Бухтей снова посохом костяным о землю стукнул — все расходиться стали: кто — в болото, кто — в кусты, кто — в норы. Через минуту остались с Бухтеем только вреда, весёлая, довольная, Егорка заплаканный да Маша. А у Маши мышка, в кармашке спрятанная.

Даже жабы разбежались, знать страшных сторожей к пленнице решили больше не приставлять, доверие оказали. Одна Малявка осталась начальницей. Её-то Бухтей, видно, щедро наградил, что-то такое ей на языке непонятном поганинском сказал, что Малявка аж подпрыгнула от радости.

— Ну, — говорит, — Маша, ты меня не подвела, и я тебе обещанное дам. Пойдём, отведу тебя к берёзе зелёной да чистому роднику. Хоть мне и видеть-то всё это противно, да я поодаль постою. Хочу, чтоб силы ты набралась побольше, работы у нас с тобой много!

Маша рада-радёхонька, а мышка в кармашке ещё сильней радуется, аж извертелась вся — домой хочет, к мышатам! Вот пошли они. Маша старается Егорке потихоньку, знаками всё объяснить, с собой его забрать.

Только он злится на Машу, знаки понимать не хочет, а хочет девочку толкнуть побольнее да посильнее. Рассердилась и Маша. «Ах так, — думает, — оставайся же ты в Поганом месте! А мы с мышкой сами домой отправимся!» И знаки подавать перестала.

Недолго шли они, берёзка та недалеко от Бухтеевой норы оказалась. Смотрит Маша — стоит берёзка стройная да зелёная, одна такая в Бухтеевом царстве. Все остальные деревья корявые, гнутые. И такой красивой девочке берёзка показалась, что аж слёзы у неё на глаза навернулись.

Тут слышит она — мышка пищит, хочет слова волшебные сказать. Нагнулась Маша ногу потереть, будто о камень зашибла, а мышка в этот момент ей слова быстренько и сказала. Простые слова, а самой никак бы не догадаться:

Не хочу служить злодею!

Все преграды одолею,

Буду в мир добро нести.

Злая сила, отпусти!

Вот подошла Маша к березке. На чудесной полянке воздух свежий, лесной. Вдохнула девочка полной грудью, надышаться не может. К родничку нагнулась, личико умыла, студёной вкусной водицы напилась.

«Оставайся, Егорка, раз такой глупый и вредный!» — решила девочка и сказала заветные слова. Да так громко сказала, что и Малявка, поодаль стоявшая, услыхала. А Маша и не боится больше вреды, думает сейчас же дома оказаться, далеко от Поганого царства. Только слова-то волшебные сказаны, а Маша-то всё тут: домой не вернулась, а себя выдала!

— Ах, ты, гадкая! — кричит Малявка. — Меня обмануть вздумала! Так вот же быть тебе лягушкой болотной! Сейчас Бухтей узнает твоё предательство — в квакушку противную обратит и проглотит! А ну-ка, быстро пошли к Бухтею!

— Не пойду! — плачет Маша, упирается, за берёзку хватается.

Малявка-то Маши меньше, сколько не пыжится, а оторвать от берёзки упёршуюся девочку не может. Уж и колотит бедную, и за косы таскает — терпит Маша, рук не отпускает.

Тут Малявка и говорит Егорке:

— А ну, давай, помогай тащить! А после выпытать надо, откуда обманщица слова волшебные узнала!

Стоит Маша, дрожит, боится, а на Егорку ещё больше злится, думает: «Буду кусаться, не дам себя к Бухтею отвести! Вот получишь ты у меня, противный Егорка!»

Тут слышит — мышка на плечо вскарабкалась и на ухо давай пищать:

— Вспомнила, ещё вспомнила! Слова волшебные тогда только действуют, когда их с добрым сердцем говорят, а ты, Маша, вон как злишься, аж щёки трясутся. Ты не злись, успокойся-ка, авось и попадём домой! А?

Тут березка зашелестела листвой, будто тоже говорит: «Не злись, Маша!» Да как же не злиться, когда зло берёт? На вреду противную, на весь мир Поганый, да на мальчишку соседского, который вреде помогать готов!

А только Маше зря показалось, что Егорка с Малявкой заодно. Он-то стоит, от страха ничего не понимает, только головой крутит. А как вреда его к Маше подталкивать стала, так совсем мальчишка в рёве зашелся, стал от вреды отбиваться:

— А-а-а! — кричит. — Отстань от меня! Где моя мамочка родненькая? Где моя комнатка с новым компьютером? Домой хочу-у-у!!!

Тут Маша вспомнила, как тяжко ей было в Поганом царстве очутиться. Это сейчас пообвыкла она немножко, но и то тошнёхонько. А мальчишка-то тут новенький, вот и страшно ему.

И ведь это она, Маша, виновата, что Егорка тут очутился. Стыдно ей стало, аж уши запылали, жалко ревущего Егорку.

Подбежала к нему девочка, обняла, что есть силы:

— Прости меня, Егорушка!