Больше сдерживать дыхание я был уже не в силах и поэтому поскакал вперед. Оказавшись рядом с нашим проводником, я схватил его за воротник.
– Нам нужно ехать! Пора сматываться отсюда!
Руутер полез в карман и что-то вытащил оттуда.
– Съешьте это!
– Еда? Да ты с ума сошел! Я не голоден! А ты – ходячая куча дерьма! Из-за этого мерзкого запаха меня сейчас вывернет наизнанку.
– Это орехи бата, – пояснил Руутер. – Их едят, чтобы отбить запах.
– Что-о-о?
Посмотрев на его ладонь, я разглядел в ней несколько черных орешков в форме полумесяца. Взяв один, я быстро его сжевал. После чего почувствовал, что запах уменьшился почти наполовину.
– Восхитительно!
Угощение оказалось просто потрясающим на вкус, и когда Руутер стал угощать Роша и Синдию, я взял еще один орешек. Запах полностью не исчез, но теперь мне показалось, что с ним в общем-то можно мириться. Кроме того, вкус орехов с каждой минутой все сильнее завоевывал мои симпатии. Чем больше я их ел, тем больше мне их хотелось.
– Руутер, это превосходные орехи. Теперь понятно, зачем они нужны. Дай-ка мне еще один.
– Кончились, друг Корвас. Вот почему Коул должен выплакать их для нас.
Непонятную фразу проводника я сначала пропустил мимо ушей, так как успел привыкнуть к его неправильной речи.
Посмотрев на рощу, я увидел, что в ней вокруг одного необычайно высокого дерева собралось не менее двух сотен омергунтов. Мы спешились и заняли места внутри этого круга. Когда к дереву подошел уже знакомый нам Коул, собравшиеся вокруг омергунты разом смолкли.
– Он что, собирается забраться на самую вершину и собирать там орехи? – полюбопытствовал я, обращаясь к Руутеру.
– Нет. Деревья слишком высокие, а кора у них слишком скользкая. Он должен выплакать орехи.
Абориген по имени Коул обхватил дерево обеими руками и издал душераздирающий вопль, от которого сердце у меня ушло в пятки.
– О великое дерево, услышь меня! – запричитал он. – Я остался совсем один! Жена ушла от меня к другому. Она забрала все мои вещи и деньги.
Сделав короткую паузу, Коул заплакал снова:
– Она забрала трех моих детей.
После этих слов с дерева на землю свалилось два каких-то предмета. Коул продолжал завывать, и то, что свалилось на землю, раскрылось, представив нашим взглядам черные орехи. Я уже хотел подобрать их, когда Руутер жестом остановил меня.
– Нельзя! Человек счастливый может помешать тому, кто плачет около дерева.
– О великое дерево! – продолжал душераздирающе рыдать Коул. – Перед тем, как уйти, она убила мою собаку! – Владелец рощи сильно ударился о ствол дерева, и с его ветвей со стуком упало на землю еще несколько стручков.
– Вот видите, – объяснил Руутер, – каждое растение имеет душу, и душа материнского дерева постоянно следит за тем, насколько счастливы души тех, кто внизу, чтобы накормить своих питомцев, когда пищи не хватает. Когда его питомцы скверно питаются, то им становится плохо. Материнское дерево чувствует их печаль и сбрасывает им пищу.
Коул валялся у подножия дерева, дрыгая ногами и с силой ударяя кулаками по торчащим на поверхности земли корням.
– Она подбросила мне в постель ядовитую змею! Она пустила в мой дом свою мать! Она попросила у моей матери денег, чтобы купить себе дом! И моя мать дала ей денег!
Собравшиеся возле владельца рощи зеваки дружно, как по команде, издали сочувственный вопль. С пары соседних деревьев на землю свалилось еще несколько стручков.
– Моя мать дала ей денег из тех сбережений, которые копила для меня!
Собравшиеся завопили еще громче. Когда Коул пронзительно вскрикнул:
– В чем я виноват?! – на нас посыпался целый дождь стручков!
Позднее, когда наш славный конный отряд направился через весь поселок к дому здешнего вождя, я, дожевав очередной восхитительно вкусный орешек, заметил Руутеру:
– Твой друг Коул устроил настоящее представление!
– Это было не представление. Если бы он попробовал притворяться и вел себя неискренне, дерево вряд ли откликнулось бы на его плач. Дерево не обманешь. Коул на самом деле сильно опечален.
– Но почему он не займется чем-нибудь дельным, чтобы изменить свою жизнь и не предаваться скорби? Почему бы ему не найти себе новую жену, не построить новый дом, не завести еще детей, не найти новую собаку? Если устраивать такие шикарные представления стоимостью всего в один рил, богатства, конечно, не наживешь.
– Если бы он поступил так, как вы предлагаете, то навсегда утратил бы свою скорбь, и жизнь его кончилась бы.
– Руутер, как ты думаешь, если бы я спросил свою божественную шкатулку о том, что нужно Коулу, что бы она ответила?
– Она сказала бы, что Коулу нужно первоклассное бедствие, и положила бы конец его бедственному положению. Его урожай орехов сегодня был просто жалок, и поэтому я прошу вас извинить его.
– Не стоит.
Я съел еще один орешек и сделал глубокий вдох. При этом самым удивительным мне показалось то, что я смог ощутить и все другие запахи – цветов, дорожной пыли, лошадиного пота. Единственным исключением был запах, исходящий от людей, которого я не чувствовал.
– Руутер, это просто невероятно, но твои орехи перебивают ужасные запахи людей.
– Эти орехи никогда не подведут, – ответил наш проводник, – если учесть, что вы теперь больше не считаете, что их употребление вызывает неприятный запах.
Услышав это, я остановился прямо посреди дороги.
– Что-о-о? Значит, и от меня теперь пахнет?
– Пожалуйста, без хвастовства, – ответил мне Руутер. – Это слишком неприлично.
ГЛАВА 17
Когда мы вошли в жилище Отважного Огхара, от стоявшего в нем крепкого запаха ладана у меня потекло из носа, а глаза заслезились, как будто в лицо мне бросили добрую пригоршню красного перца. Вошедшая вместе с нами Синдия собралась было обратиться к вождю омергунтов, но Огхар выбросил вперед руку и требовательно приказал:
– Тишина!
Синдия сделала шаг назад и посмотрела на Руутера. Тот ответил ей короткой загадочной улыбкой.
Огхар оказался глубоким старцем. Его наряд состоял из звериных шкур, а корона была сделана из человеческих костей и лицевой части черепа, в глазницах которого сверкали два рубина. Деревянный трон вождя стоял на возвышении, окруженном целым арсеналом зловещего вида оружия. Рядом с ним находились несколько слуг, которые также хлюпали носом, чихали и не переставая терли глаза. Те из них, кому посчастливилось стоять возле стен хижины, в редкие мгновения, когда Огхар отводил от них свой царственный взор, приникали к отверстиям в стене, чтобы сделать быстрый глоток свежего воздуха. Огхар стремительно повернулся к одному из слуг и резко пролаял:
– Приведи сюда Кози.
В следующее мгновение слуга бросился ничком на пол.
– Слушаюсь, о великий Огхар!
Затем, резко вскочив, бросился вон из хижины выполнять распоряжение своего грозного повелителя.
– Великий вождь! – начала Синдия. – Мы пришли, чтобы...
– Обождите, сейчас придет Кози! – оборвал ее Огхар.
В хижину вбежал какой-то пожилой человек, который тут же распростерся перед троном Огхара, не смея поднять глаза на своего владыку.
– Ты звал меня, о великий вождь?
– Гнусный мерзавец, – ответил ему Огхар. – Мразь! Собака! Подонок! Скотина!
Похоже, что тот, кого именовали Кози, был в немилости у вождя. Он распростер перед собой руки, по-прежнему не поднимая лица от пола.
– О великий Огхар! Могу ли я осмелиться и выразить тебе мое страстное желание исправить допущенные мною ужасные промахи?
– Когда ты скроешься прочь с глаз моих, Кози, то займись этими чужаками! – Огхар указал на нас. – Не подведи меня в очередной раз, Кози.
Кози самым непостижимым образом удалось покинуть хижину, оставаясь в прежнем положении и не отрывая лица от пола. При этом он умудрился сказать Синдии:
– Следуйте за мной, иначе умрете.
Оказавшись за стенами хижины, Кози быстро вскочил на ноги. Было видно, что его переполняет гнев.