В клуб «Паризьенн» я успел только на второе шоу.

После того как я расстался с Блэкки, я хотел послать этот клуб к дьяволу. По крайней мере, до завтрашнего вечера. Но время было дорого. Когда в тебя начинают палить нехорошие мальчики, подбираются к тебе все ближе, ждать до будущей субботы, чтобы на празднике сделать главное открытие всего дела, было невозможно. В данном случае пренебрегать работой нельзя.

Нет, я должен был двигаться вперед и работать, работать, работать. Ах, жизнь частного детектива — штука тяжелая и опасная. Но в конце концов, все мы когда-нибудь уйдем в другой мир, а смерть в бою — это прекрасно! И еще, черт побери, — это прекрасная жизнь!

Но немного я все-таки беспокоился. Блэкки теперь была жирно зачеркнута в моем списке подозреваемых. Но если я буду вычеркивать из моего списка этих красоток таким именно способом, они вычеркнут меня из списка живых. Эти философские мысли роились в моем мозгу, пока я парковал свой «кадиллак» за полквартала до клуба «Паризьенн», куда я направил свои стопы. И я был погружен в эти мысли несколько глубже, чем обычно.

Я уже почти совсем забыл, как сегодня днем рядом с моей головой просвистела пуля. Я даже не думал о крутых парнях с пистолетами. Поэтому я прямо на них и напоролся. Позднее я все буду недоумевать, почему они оказались в аллее у клуба «Паризьенн». Позднее — в тот момент было не до размышлений.

Первым я увидел прислонившегося к кирпичной стене дома парня. Но это могло и ничего не значить. Просто парень.

Я шел по тротуару, до клуба еще оставалось метров десять — пятнадцать. Громкая ритмичная музыка гремела в клубе, даже на улице было слышно. Яркая неоновая вывеска над входом бросала неяркие цветные блики на тротуар, на парня у стены дома. Я как раз пересекал начало аллеи, в глубине ее был виден какой-то человек с торчащей во рту сигаретой. Справа от меня тьма в аллее будто сгустилась.

Вдруг чей-то хриплый голос из глубины аллеи окликнул:

— Скотт! Шелл Скотт!

Я повернулся, вглядываясь в темноту, и скорее почувствовал, чем услышал, как слева от меня двинулся парень, который раньше стоял у стены.

Я в этих делах не новичок. На меня нападали не раз и не два, и, если можно так говорить о себе, я кое-чему научился. Не скрою, учение было жестоким, но я научился. Кроме знания самбо и дзюдо, кроме кровавых приемов, усвоенных мной во время службы в морской пехоте, мне приходилось неоднократно сталкиваться с профессиональными бойцами и панками-хулиганами, у которых я научился некоторым нетрадиционным трюкам. Но сейчас я, совершенно как новичок, был не готов. Мысли мои все еще витали в тех заоблачных краях, где лотос купается в благоуханных водах. Ну, может быть, не так далеко, но достаточно далеко от темной аллеи и взвившейся в воздух дубинки.

Я глянул в аллею. Слева от меня двигался мужчина. Я слышал его, слабо-слабо. Я слишком долго всматривался — почти. Дубинка опускалась и уже почти коснулась моей головы, когда я очнулся. Я торопливо рванулся вниз и в сторону, согнув ноги и напрягая мышцы ног для прыжка. Это помогло, но не настолько, чтобы я совсем не пострадал.

Дубинка стукнула меня по голове сбоку. То, что я двигался, не позволило удару быть плотным и сильным. Били меня вдогонку и вырубить не сумели. Но зацепить зацепили. Мышцы ног вдруг отказались меня слушаться.

Я почувствовал, что ударился коленом об асфальт. Не помню, чтобы я падал, просто вдруг почувствовал резкую боль в колене. Секунду я не двигался. Кто-то обшарил карманы моего пиджака.

— Есть, — тихо сказал он. Я его не видел, но знал, что он снова подымает дубинку, и слышал, как он Что-то проворчал. И еще я слышал, как торопливо шаркали чьи-то ноги в аллее.

Внезапная тревога послала в меня заряд энергии. Теперь я знал, что быстрая бесшумная атака из засады, отработанные движения и быстрота этих шагов — все это говорило о том, что меня собирались не просто отлупить и ограбить. Эти подонки хотели убить меня.

Эта мысль придала мне сил — я упал на асфальт и покатился в сторону. Опять бесшумно опустилась дубинка, но она лишь зацепила меня по спине. Я покатился дальше — в аллею. И когда встал на колени, то уткнулся в чьи-то ноги. Я уперся одной рукой в асфальт, а другую сжал в кулак и ударил этого мужика в промежность.

Он издал какой-то хрюкающий звук, а я покатился дальше. Потом я вскочил на ноги. Что-то блеснуло в неярком свете, это что-то было направлено мне в лицо. Я вздернул голову, отпрянул, и что-то оцарапало мне подбородок. Я видел кого-то прямо перед собой, не очень ясно, но видел. Этого было достаточно. Я отбил его руку, и она высоко поднялась.

Какую-то долю секунды он был совершенно открыт, но мне и этого хватило. Я сделал шаг к нему и правой рукой ударил его напряженными пальцами в мягкое и незащищенное место, маленькую, но жизненно важную точку, туда, где сходятся ребра, — в солнечное сплетение. Мои пальцы были тверды как железо.

Он только тихо пискнул и рухнул. Тот парень, которого я уже успел двинуть кулаком, согнувшись пополам, полушел-полуполз по тротуару. Я увидел его, когда он уже исчезал из виду. Да я особенно его и не разглядывал, потому что слева и близко от меня оказался третий. Дубинки я не видел, но она, очевидно, все еще была у него в руке. Его опущенное плечо и движение корпуса говорили о том, что он собирается меня снова ударить.

Я отклонился назад и лягнул его в коленную чашечку. Он ударил меня по другой ноге. Я отскочил, нащупывая рукоятку револьвера под пиджаком. Когда он опустился на одно колено, я выхватил оружие из кобуры. Он снова двинулся на меня, но я выставил вперед правую ногу для устойчивости, нацелился ему в грудь и спустил курок.

Револьвер прогрохотал, но пуля его миновала: выдвигая ногу, я зацепился за того, кто уже валялся на асфальте, и сбил прицел. Я промахнулся, но ему и этого было достаточно — он повернулся и побежал. Я было бросился за ним, но он уже влез в машину, стоявшую недалеко от клуба. Как только он прыгнул на сиденье, взвыл мотор и машина поехала прочь. Я прицелился, но в это время из клуба вышли, покачиваясь, двое пьяненьких. Машина умчалась.

Я отступил в проход между домами и прислонился к кирпичной стене. Итак, их было трое. И они ждали меня. Кроме меня, никто не стрелял. Никто ничего не слышал, музыка из клуба заглушала все. Троица эта, видимо, хотела все сделать тихо, не привлекая излишнего внимания. И это могло им удаться. Если бы первый удар был хорошим, второй, третий и четвертый удары дубинкой или рукояткой пистолета разбрызгали бы мои мозги по асфальту.

А почему? Кроме звуков ударов, топота ног и рычания, никаких других звуков не было. Ну еще вопль того, которого я уложил. Потом я припомнил, что тот, кто обшаривал мои карманы, сказал:

— Есть!

Я опустил руку в карман: пять на четыре дюйма фото, сделанное Олденом, исчезло. Я чего-то не понимал. Неужели меня именно за это фото хотели хладнокровно и профессионально убить? Может быть. Но за этим было что-то, чего я и предположить не мог.

Мельком я видел лицо того типа, который пытался меня оглушить дубинкой, того, по которому я промахнулся, стреляя. Глупая морда, губастый. Здоровый лоб. Где-то я его раньше видел, и через некоторое время я вспомнил, кто это был. Звали его Слобберс О'Брайен. Это был подонок. Я не знал, на кого он работал, но я знал, какого именно рода работу он делал. Совершенно точно я знал это теперь.

Двое, вышедшие из клуба, шли в метре от меня. Один из них остановился, сунул себе в рот сигарету и щелкнул зажигалкой. Слабый огонек осветил начало аллеи. Я посмотрел на того, кто лежал у моих ног на асфальте. Он не шевелился. Вероятно, он был мертв. Он сильно ударился об асфальт лицом, изо рта у него текла кровь, образовавшая уже блестящую черную лужицу. Крови снаружи будет немного, это внутреннее кровоизлияние — результат разрыва аорты. Зажигалка погасла, и двое прошли мимо меня.

Я опустился на колени и пощупал у лежащего пульс. Нет, он был мертв. Я схватил его за руки, оттащил поглубже в проход и устроил за мусорным баком. Потом при свете моей зажигалки посмотрел ему в лицо. Что-то всколыхнулось у меня в памяти. Эту рожу я тоже видел, но не помню, где именно. Обшарив его карманы, я обнаружил пачку банкнотов, схваченных металлическим зажимом. Больше ничего, что могло бы помочь его идентифицировать. Я оставил его за баком, а сам пошел к входу в клуб. В ярком свете у подъезда я осмотрел свой костюм — пятен крови и следов ножа не было. В голове тупо пульсировала боль.