— Прости меня, Теа, bella, прости меня.

Ничего не видя, в отчаянии, он бросился к двери, ударился о камни, заметался и наткнулся на дерево. Не думая об осторожности, бросился вверх по лестнице. Луч солнечного света пронзил его глаза, ослепив их. Закрыв их от боли, он выскочил наружу и захлопнул дверь.

Прислонившись к воротам, он начал с жадностью глотать воздух. Наконец он открыл глаза. Неужели солнце все еще светит? Он вспомнил, как был изумлен, выйдя из темной клетки, что солнце по-прежнему существует.

Впереди была одна разрушенная стена, затем другая, но Дерри не двигался, когда из укрытия появились Иниго и Стабб. За ними еще несколько людей.

Тяжело ступая, как будто он нес целую башню на своей спине, он подошел к Юпитеру. Жеребец узнал его и понюхал лицо. Дерри погладил мягкую морду и прислонился к шее животного. Солнце опустилось, утянув за собой золотой свет, а мужчины по-прежнему ждали своего хозяина.

Дерри поднял голову и посмотрел на Иниго невидящими глазами. Он вытер пот с подбородка и услышал как будто со стороны свой жесткий смех.

— Я вышел из ада моей родины, чтобы показать миру его жестокие удовольствия и сломать крылья голубю.

Проходило время, Теа пыталась следить за ним, но без света все его признаки исчезали. Теперь она боролась с собой, чтобы не потерять рассудок, боролась со смятением и ужасом. Никто не знал, что она здесь, кроме этого сумасшедшего, который желал ее смерти. Никто не придет освободить ее. Это место было покинуто по крайней мере сто лет назад. Лежа у основания лестницы, Теа поднесла сжатые руки к губам, чтобы не закричать.

После того, как Саваж ушел, она царапалась и билась в люк, но он был слишком тяжелый, и она не могла его сдвинуть. Никто не отзывался на ее крики. По прошествии времени, она решила обследовать яму, куда ее бросили. Глубокая, квадратная, по крайней мере она была сухая. Пахло камнями и прахом, на стенах в кольцах висели старые цепи.

Отсюда не было выхода — она исследовала каждый уголок. Выстроенные из таких же огромных булыжников, как и Воронья башня, стены, казалось, представляли собой одну глыбу. Единственная щель пролегала между двумя камнями рядом с углом, но в нее можно было просунуть только палец. Сквозь щель проникал воздух. Она умрет от голода скорее, чем от недостатка воздуха.

Проходили часы. Во всяком случае, Теа думала, что они проходили. От голода у нее кружилась голова и тошнило. Когда тошнота перешла в пульсирующую боль, она положила руки на живот.

Когда она поняла, что вскоре совсем ослабнет, ее охватил ужас, и она снова вскарабкалась по лестнице и начала молотить кулаками.

Встав на ступеньку ниже, она уперлась в люк ладонями и сильно напряглась. Тут у нее закружилась голова, она покачнулась, потеряла равновесие и соскользнула вниз. Вскрикнув, ухватилась за лестницу и чуть не упала, но ее рука вцепилась в ступеньку.

Толчок заставил ее сжаться. Она цеплялась за лестницу, а ее ноги свисали. Медленно она снова нашла опору, спустилась вниз и снова рухнула уже на полу.

Пока она лежала так, тяжело дыша и всхлипывая, она осознала, что так можно и с ума сойти. Нужно сосредоточиться на чем-нибудь. Саваж. В самом деле, он наверняка сумасшедший. Его настроения менялись, как блики на бурной воде. И он хотел довести до сумасшествия ее тоже. Он вернется, когда решит, что она достаточно ослабла и покорилась. Она покажет ему, что у нее больше твердости и выносливости.

Кто-то нанял его, чтобы он похитил ее. Кто-то очень влиятельный. Кто-то, кто вхож в королевский двор, кто слышал разговоры о предательстве, вероятнее всего. Только кто-то облеченный властью мог знать так много о ней. Может быть, в лондонском доме бабушки был шпион. Что бы там ни было, она должна выгородить бабушку. Этот влиятельный человек может подумать, что ее отец тоже состоял в заговоре.

Она попыталась пошевелить плечами, боль в левом усилилась. Движение причинило острую боль, которая передалась через спину на грудь, поэтому она прижала левую руку ближе к груди и распростерлась на земле. Боль посылала ослепительные вспышки, отдававшиеся в глазном дне. Закусив нижнюю губу, она убеждала себя, что не должна становиться жертвой игры Саважа.

Шло время, боль в плече не угасала, но в конце концов Теа задремала. Странный сон принес ей небольшой отдых — ей снилось, что за ней гонится черный жеребец с красными глазами, молотя копытами землю. Она ощущала запах его пота, когда он вздымался над ней, становясь на дыбы над ее распростертым телом.

С криком она проснулась. Ее грудь вздымалась, вновь пробудилась боль. И хотя она дрожала, струйки пота сочились по ее лицу и шее. Теа села, прислонившись к приставной лестнице. Уткнувшись лицом в рукав, она позволила себе разрыдаться. Ее собственный плач, тьма, которая лишала ее какого-то утешения, усилили ощущение горя и одиночества.

Кончив рыдать, она попыталась отвлечь себя воспоминаниями — яркие детские воспоминания о жарком летнем дне, когда она гуляла с отцом и матерью, бегала, разгоняя жуков и бабочек. Позже, когда она стала старше, ее раздражало, что отец не обращает на нее внимание, больше разговаривает с лошадьми и цветами, чем с ней.

Бабушка, которая обожала вращаться в высшем свете и преуспевала в этом, пока старая королева Мария была у власти. Бабушка с посеребренными сединой волосами, которую не заботило ничто, кроме престижа семьи. Бабушка, которая однажды пришла и потребовала, чтобы Теа отправилась во Францию, а сама она росла при легендарном дворе Генриха II и Екатерины Медичи. Бабушка, которая, не замечая ее слез, оставила ее на палубе корабля, рыдающую, схватившуюся за руку старой гувернантки.

Она тянулась к бабушке, когда корабль заскользил от пристани. Она удалялась от берега, от дома, и тут корабль исчез. Вдруг она снова очутилась в кромешной тьме. Она начала слепо ощупывать пространство вокруг себя, но ее руки натыкались на пустоту. Потом она услышала фырканье, стук копыт по камню и увидела вспышку.

Напротив нее в темноте появились очертания чего-то, сверкнули красные глаза, возникла морда с огромными лязгающими зубами. Она закричала, когда черный жеребец поднялся над ней на задних ногах. Она метнулась в сторону, спасаясь от нависших копыт. Отпрыгнув, она заметила, что красные глаза сверкнули белой вспышкой и превратились в темно-голубые. У нее перехватило дыхание. Она взмахнула руками и упала назад, в темноту.

Дерри оперся на разбитый каменный подоконник наверху Вороньей башни. Снова заходило солнце, и он слышал крики воронов, круживших над крышей и садившихся на обнажившиеся балки. Вокруг себя он видел лишь одни верхушки деревьев. Пенистые, светло-зеленые облака листьев качались на ветру и хлестали угрюмую, темную зелень дубов. Ветки царапали округленные каменные стены башни.

Внизу он видел остатки деревянного моста, часть картины, которая кончалась внезапно в проломе, не достигнув башни. Шагнув вперед, Дерри поднял обломок камня со стены и бросил его на мост. Камень ударился о мост, раздался хруст и камень упал на землю.

— Вы снова здесь.

Дерри обернулся, наполовину обнажив шпагу, прежде чем узнал голос Стабба. Он отвернулся и снова оглядел лес. Солнце уже опустилось за деревья.

— Не тратьте понапрасну время, — сказал Стабб, протягивая миску с едой. — Мы все знаем, что у вас не было выбора. Другие страдали гораздо больше. Она не понимает, что ей еще повезло. Возьмите, я принес вам ужин.

— Я не хочу есть.

— Вы не хотели есть и прошлой ночью, и позавчера. Вам надо больше есть. То, что она не получает пищу, не означает, что вам тоже надо морить себя голодом.

— Я ем, когда мне хочется, а теперь оставь меня.

Он отошел от Стабба, обогнул дыру на полу и сел на краю пролома в стене величиной с трех мужчин. Песок и камни посыпались из-под него и упали в беспорядке наружу. Стабб подошел к нему.