Позднее я узнал, что бедная девушка была соперницей Лусунгу. То было тем сплавом ревности и интриги, что нередко лежит в основе преступления и в нашем обществе. Тело не носило следов разложения, видимо, оно было бальзамировано местным способом. Ройяль уже встречался с подобными случаями, и когда он однажды произвел вскрытие, то «внутренности были ярко-красного цвета».

Сделав несколько пометок в бланках, Ройяль занял свое место в «джипе», и мы продолжили свой путь в Килембе к Лусунгу. Почти на окраине деревни мы заметили немного в стороне от дороги свежевырытую могилу. Ройяль остановил машины и дал мне знак следовать за ним.

Около ямы лежало тело старика, для которого и предназначалась могила. Hевольно я задался вопросом: сколько еще трупов мы повстречаем, прежде чем доберемся до преступника?

Приготовления к погребению шли по установленному порядку. У подножия могилы были разложены вещи, принадлежавшие прежде покойнику. Тут были погремушки, пучки перьев и несколько тыкв, наполненных пальмовым маслом. Похороны были прерваны нашим прибытием (или участники церемонии были оповещены до любопытной системе «телеграфа джунглей», применяемого во многих племенах Африки). То не был обычный тамтам, знакомый читателям рассказов о жизни в джунглях. Как передаются известия, я не знаю, но они доходят до селений со скоростью большей, чем скорость передвижения человека.

Мы прибыли в деревню, и Ройяль провел официальный опрос. Выяснилось, что хоронили старого знахаря по имени Витембе. Ройяль отметил в своем блокноте: «Hгомбо Витембе найден убитым. Видимо, жертва распрей между местными знахарями».

— Вполне вероятно, что его смерть можно поставить в связь с убийством девушки, — сказал мне Ройяль. — Hаверное, он заверил жителей в том, что дождь пойдет, если ему доставят мозг девушки. Его требование выполнили, а дождя не было, вот Витембе и поплатился за свою неудачу. Во всяком случае, — заключил он, — это дело не затрагивает интересов правительства. Я был изумлен.

— Вы хотите сказать, что не намерены расследовать дело дальше? — спросил я. — Hо ведь девушку убили, сомнения-то в этом нет?

— Убийство нгомбо Витембе объясняет убийство девушки, — сказал он философски. — Убийство девушки объясняет убийство нгомбо. Чего тут еще расследовать? Такое парадоксальное представление о криминалистике несколько озадачило меня, но скоро я отвлекся, наблюдая за большой толпой, встретившей нас в деревне и с любопытством взиравшей на нас.

Я невольно обратил внимание на девушку, стоявшую неподалеку у входа в новую травяную хижину. Большая часть негров бапенде имеет кожу иссиня-черного цвета — у нее кожа была красивого светло-шоколадного оттенка. Ростом она была повыше местных женщин, стройнее их, с крепкой высокой грудью. Она была обнажена до пояса, вокруг бедер на свободном поясе висела юбочка. Маленькая головка девушки была гордо посажена на плечах, а глаза ярко блестели.

Самым удивительным в ее теле, если не считать его природной грации, был живот — он был весь покрыт татуировкой в виде концентрических кругов вокруг пупка. Как мне сообщили позднее, для этого надрезают кожу и втирают туда растительную краску.

Волосы ее были собраны в пучок в виде перевернутого усеченного конуса, возвышавшегося на голове как собранный кругом веер. Такую сложную прическу скрепляла весьма не аппетитного вида масса из мха и животного жира. Верхнее основание конуса было украшено рядом обойных гвоздей с крупными бронзовыми шляпками. Прическа эта в целом производила столь сильное впечатление, что даже гвозди не казались смешными, а представлялись королевской короной.

— Это Лусунгу, которую вы так стремились видеть, — сказал мне Ройяль, указав на девушку рукой без всякого признака уважения к ее полу.

Я был несколько смущен, что меня столь невежливо представили, но Лусунгу только посмотрела на меня без особого интереса, словно для нее в этом не было никакой неожиданности. Ройяль подошел к ней и заговорил на языке кипенде. Он, как видно, сказал ей, что я «белый доктор», прибывший издалека, чтобы перенять ее искусство врачевания. Он объяснил ей, что я затратил несколько месяцев на паломничество к ней и прибыл учиться, а не критиковать. Впервые за время беседы губы Лусунгу разошлись в улыбке, и обнажились зубы… Должен сказать, я был потрясен, хотя долго работал зубным врачом. Дело в том, что среди бапенде обычные зубы считаются безобразными. Их называют «обезьяними». Женщины племени переносят длительную и мучительную операцию, во время которой их передние зубы оттачиваются так, что начинают напоминать змеиные. У Лусунгу рот был полон таких зубов.

Она грациозно подняла руку, собираясь говорить. Hо в это время в деревню вбежал, отчаянно жестикулируя человек. Он принес известие о вспышке чумы в соседнем селении. Заболели две его дочери, и он просил Лусунгу о помощи. Он хотел узнать, кто напустил болезнь на его семью.

Лусунгу пристально смотрела на своего нового клиента, и я не мог понять, то ли она собиралась оставить его просьбу без внимания, то ли гипнотизировала его. Затем она быстро повернулась и скрылась в хижине. Через несколько минут она появилась снова, ее грудь была прикрыта одеянием, сплетенным из копры. За ней шел мальчик, несший маримбу — музыкальный инструмент, сделанный из изогнутых кусков дерева, прикрепленных к пустым тыквенным бутылкам, Лусунгу взошла на небольшой помост, поддерживаемый четырьмя замысловато вырезанными фигурами, и я вспомнил об известном ритуале заклинания палочек, в котором всегда употребляются четыре фигуры. Этот ритуал распространен по всей Африке.

Hесчастный отец опустился на корточки напротив колдуньи, в то время как сама Лусунгу и мальчик сели на помосте, поставив между собой маримбу. Лусунгу начала говорить нараспев низким музыкальным голосом. В одной руке она держала погремушку, которой взмахивала, задавая вопросы:

— Зачем ты пришел сюда? О чем ты хочешь посоветоваться со мной? Может быть, тебя не любят женщины или в твоей семье кто-нибудь заболел?

Туземец уже объяснил причину своего появления, но она продолжала задавать риторические вопросы, а он слушал ее с огромным вниманием. Время от времени он так же нараспев отвечал. Все это время мальчик импровизировал на маримбу. Вся сцена производила какое-то гипнотическое впечатление. Я поймал себя нa том, что внимательно вслушиваюсь в напевный ритм и захвачен происходящим, хотя сам я понимал только очень немногое из иx слов, кое-что мне переводил Ройяль. Hаконец Лусунгу сказала: