— Кто-нибудь из вас помнит, как они выглядят? — Абасов возвращал их к текущим делам, что-то напряженно обдумывая.

— Кого ты имеешь в виду? — повернулся к нему Логинов.

— Тварей, которые на нас напали.

— Ну, что-то очень зубастое… Помню морду с метровыми клыками.

— Странная получается история. Мы почти час сражаемся с какими-то монстрами, а когда бой окончен, никто не может их толком описать. Одному запомнилась пасть, другому когти, но в целом ни у кого нет представления, на что они похожи.

— Действительно… — Маквис выглядел искренне удивленным. — Возможно, причина в том, что они постоянно, едва уловимо, менялись. То они походили на колючий шар, то на гигантских волков.

— А что если их структура пластична и беспрерывно обновляется с высокой частотой?

— Это могло бы объяснить их неуязвимость или, во всяком случае, огромную стойкость при поражении. Нужно ухитриться попасть в него в момент смены фаз. Лишь тогда действие заряда окажется эффективным, в противном случае пораженная часть мгновенно регенерирует… Но мне никогда не приходилось слышать о существовании подобных организмов.

— Это не организмы. Это искусственно созданные боевые машины, и весьма эффективные к тому же.

— Даже если это так, у нас нет иного выхода, кроме прорыва к институту Мартисона. Что бы собой ни представляли напавшие на нас твари — первый бой мы выиграли. Возможно, это заставит их призадуматься, прежде чем решиться на новое нападение.

— Если бы не дефицит горючего, мы могли бы им вполне успешно противостоять, а так… — Маквис удрученно покачал головой.

— Даже если мы проиграем — это лучше, чем сидеть внутри неподвижной ракеты, ожидая медленной смерти. Вперед, друзья, и да здравствует наша команда! — закончил Абасов.

Эта старая ритуальная фраза космодесантников означала, что отныне интересы команды ставятся превыше всего. Превыше служебных инструкций, превыше личных привязанностей и возможных обид. Молча они пожали друг другу руки. И Логинов знал, чувствовал, что часть этой фразы специально адресована ему. Его последний разговор с Перлис, увы, не остался незамеченным, как он надеялся…

Нападение, которому они подверглись, не прошло бесследно. Центровка левого двигателя нарушилась, и вездеход теперь двигался и подпрыгивал, словно старая телега. В сочетании с усилившейся к вечеру жарой езда стала почти невыносимой.

Чтобы хоть немного встряхнуться, Логинов взял телескопический бинокль и поднялся на площадку батарейной башни. Впереди, в нескольких километрах, виднелся обрывистый берег реки, через которую им предстояло переправиться. По обе стороны узкой и относительно ровной полосы побережья тянулись однообразные цепи песчаных холмов, справа переходящие в низкий берег океана, на который с грохотом одна за другой накатывались волны.

Высоко вверху, в бесцветном белесом небе, появился едва заметный след. Странная белая полоса, сквозь которую, разрывая ее длинную ленту, неслась стая каких-то птиц. В бинокль они показались Логинову огромными и странно округлыми. В этом мертвом мире не должно было быть птиц…

К вечеру вездеход вышел к берегу реки.

Опасаясь за машину, они не рискнули переправляться в сумерках. Решено было сделать привал, а утром соорудить что-то вроде понтона, чтобы хоть немного облегчить нагрузку на антигравы, которые должны были тащить над водой многотонную машину.

Никому не улыбалась перспектива еще одной ночевки вблизи леса, стеной стоящего на противоположной стороне узкого песчаного побережья, но иного выхода не было. Отдыхать решили в машине.

В тесной кабине они натянули на себя спальные мешки, чтобы уберечься от ночной прохлады, моментально пробравшейся сквозь броню, как только выключили двигатель. Несмотря на то что спать пришлось сидя, вскоре всех, кроме часового в стрелковой башке, сморил глубокий сон.

На этот раз Логинов уступил настояниям Абасова. Ему выделили первое, самое легкое дежурство.

Река сверкала в смотровом иллюминаторе, как ртуть. Ее вода казалась неподвижной, густой и ядовитой, словно этот жидкий металл. Небо над ними не окрашивалось вечерней зарей, но постепенно наливалось изнутри нездоровым ярким туманом.

Ни движения, ни шороха вокруг, даже шелест леса сюда не долетал. Стояла глухая, как вакуум, тишина, нарушаемая лишь тяжелым дыханием спящих внизу людей.

В этом походе редко выдавались минуты, когда Логинову удавалось побыть наедине с собой. Его мысли невольно, раз за разом, возвращались к тому случаю в башне, когда он, совершенно неожиданно для самого себя, решился поцеловать Перлис. С тех пор она не сказала ему ни слова и старалась как будто даже не смотреть в его сторону. Он так и не смог понять, какое ответное чувство вызвал в ней этот случайный поцелуй…

Неужели вечно будет давить на них служебное положение командира и подчиненного, с которого началось их знакомство? Казалось, больше всего ее волновало, что о ней подумают остальные. Но, возможно, для нее это действительно важно…

Неожиданно Логинов почувствовал за своей спиной осторожное движение. Перлис, прижав палец к губам, очень медленно и почти бесшумно поднималась по лесенке за его спиной.

— Ты куда? — шепотом спросил Логинов, чувствуя, как волнение сдавило горло. Теперь уже одного ее появления оказалось достаточно, чтобы вывести его из равновесия!

— Мне нужно выйти.

— Это невозможно. Одна ты не можешь покинуть вездеход.

— Жаль, что ты не женщина, Артем, и не можешь оценить всех достоинств туалета на этой железной колымаге. Я специально дождалась, пока все уснут. Мне надо хотя бы умыться.

— Это очень опасно, Пер. Я не могу позволить тебе выйти одной.

— Ну так проводи меня. В конце концов, ты просто отвернешься.

— Не обещаю даже этого… — прошептал он внезапно пересохшими губами — впервые она назвала его по имени, впервые сказала «ты», и он никак не мог справиться с волнением, вызванным ее словами, и с тем оглушающим впечатлением, которое они произвели на него после всех его ночных терзаний.

Она молча поднималась, и ему ничего не осталось, как, переведя бластер на боевой взвод, последовать за ней.

Небо этой планеты, которую они так и не решились называть Таирой, напоминало огромный ком грязной ваты. Ни разу не удалось им увидеть здесь ни солнце, ни луну. Сквозь плотный перламутрово-белесый слой, заполнявший небосвод планеты от горизонта до горизонта, с трудом пробивался рассеянный свет. Сейчас небо потемнело, но света все же оставалось вполне достаточно, чтобы различать под ногами даже мелкую гальку.

Они подошли к самому берегу, и от реки потянуло холодным, тревожным туманом. Вода выглядела совершенно черной и кое-где слегка красноватой, словно застывшая кровь. Сейчас река уже не блестела, как час назад, и казалась холодной и смертельно опасной.

— Подожди! — попросил Логинов. Молодая женщина даже не оглянулась, лишь слегка замедлила шаг. Отвернув рукав, он направил на воду невидимый луч универсального анализатора и уже через секунду знал, что в реке нет ничего, кроме самой воды. Возможно, ученого такой состав воды, начисто лишенной солей, минералов и всякой органики, заставил бы насторожиться, но для Логинова оказалось вполне достаточно того, что эта жидкость не представляла собой опасности для человека.

Они прошли еще с десяток метров, пока прибрежный кусок скалы, закрывший от вездехода небольшую бухточку, не заставил Логинова остановиться. Отсюда он мог подстраховать Перлис, одновременно не выпуская из поля зрения и вездеход, стоявший на открытом песчаном холме.

Не возражая против его выбора и ничуть не смущаясь его присутствием, Перлис начала раздеваться. Она сбросила на песок всю свою одежду и, совершенно нагая, повернулась к Логинову, задорно и чуть вызывающе улыбаясь.

Их разделяло не больше метра… Он видел ее высокую, смутно белеющую в полумраке грудь с приподнятыми розовыми сосками, скрытую под бронзовой кожей нежную мускулатуру живота. Узкая талия подчеркивала бедра, и они казались ему широкими, словно он смотрел на статую древней богини, хотя на самом деле фигура Перлис не имела ничего общего с мертвой статуей. Она вся дышала живым трепетным огнем, и снова, в которой уж раз, он затаенно повторил про себя: «Боже… Как она прекрасна…»