Именно этим обстоятельством и решил воспользоваться Танцор, чтобы взять за жабры бедного Йорика, который страстно желал присоединиться к стайке серебристых рыбок Илониной души.

– Танцор, – позвала Стрелка милдруга, который ушел в кухню ставить чайник.

– Весь к вашим услугам, моя королева! – сказал он с большим чувством, решив, что срочно вызван для радостного секса.

Уловив интонацию, Стрелка заявила, что не сейчас, а чуть позже.

– Вот, смотри, что я в Сети откопала. Что-то совершенно непонятное. Какой-то бред.

– Ну, так и плюнь на него, – посоветовал Танцор. – Что ж чужой бред на свой накладывать? Это ведь такой коктейль может получиться…

– Нет, но какой-то он очень притягательный, завораживающий. Глянь-ка. Вот на http://…..

– Притягательный бред – это опасно, дорогая. Однако Танцор подсел к монитору и начал читать.

ИМПРОВИЗАЦИЯ НА МИЛИЦЕЙСКУЮ ТЕМУ

Пройдя деревней, стряхнули яблоки, обломали подсолнухи. И в росистые потом уж луга, где жаворонки, гнезда не вьющие, пели, не взирая. За лугами – лесами хрустящими, зверье на версту оповещающими. Но грибы-ягоды не брали, брели на другой конец, переходящий в опушку.

И тут одному оперу, на ходу уснувшему, сон приснился про то, что он маленький играет в стогу со спичками, и в ясном небе орел парит, лениво пошевеливая крыльями и оглашая окрестности пронзительным своим воплем, в котором собрана вся скорбь мира неродившихся людей, на которых не хватило…

И тут – стоп, детский его, неокрепший покамест умишко натыкается на непреодолимую преграду, непрозрачную, но из-за которой слышны неотчетливые голоса, шепчущие и как будто его зовущие, приманивающие. Он стучит маленькими своими кулачками в твердокаменную стену, и она вдруг начинает потихоньку вначале, а потом все сильнее раскачиваться. Голоса все сильнее, все страстнее зовут-увещивают-подманивают с неизбывной надеждой. Вот уже сфотографировалась маленькая трещина на стене…

И тут врывается мать, вся в слезах и стенаньях, хватает его и оттаскивает, несмышленого, от стены, за которой хотят выпить из её драгоценного сынишки душу её нерожденные, её полуторамесячные, её во время абортов ушедшие в неизвестность…

Второй опер-мент, в сапогах путаясь хромовых, как одинокий патрон в барабане во время русской рулетки, очищал подноготную от позднейших лингвистических наслоений, загоняя иголки под ногти подследственного:

– «Гёссер»?!

– О-о-о! «Гёссер»!

– А, может быть, «Хайникен»?!

– Да-а-а! «Хайникен»!

– Или «Бавария»?!

– О-о-о! «Бавария»!

– Или «Хольстен»?!

– О-о-о! «Хольстен»!

– Наверное, все же «Пльзеньское»?!

– «Пльзенъское»!

– Или «Туборг»?!

– «Туборг», «Туборг»!..

И так до рассвета, пока аккуратной рукой не впишет в графу «Любимый напиток»: «Жигулевское» пиво завода имени Бадаева». Тут и дежурству конец.

Третий опер, весь в портупеях, весь скрипит, словно дуб под ударами крепкого норда. Морда лоснится, по якорю на запястьях и «Казбек» в портсигаре и в крепких зубах. Желваки пробегают, как седые барашки по сердитому синему морю, где безвольный старик, а старуха совсем оборзела. Онс экрана глядит, снятый в фильме, и стучит кулаком по столу так, что чернила из чернильницы выплескиваются в первый ряд зрительного зала, в котором молодые курсанты школы МВД коротают время, свободное от службы, учебы, дежурств.

– Ну, что? – спросила Стрелка, когда Танцор, закончив чтение, многозначительно кашлянул.

– Типичный экспрессионизм с элементами стеба и фрагментом мистики.

– А автор кто?

– Этого тебе лучше, Стрелка, не знать. Здоровей будешь.

– Не Петр Капкин?

– Нет, – испуганно посмотрел Танцор в темный угол. – Не Капкин! На ночь глядя вздумала!..

И, действительно, опасения Танцора были не напрасны. Из кухни донесся звук то ли выстрела, то ли взрыва.

Когда пришли с Макаровыми наготове, то увидели на полу две половинки выкипевшего и расколовшегося чайника.

Пришлось кипятить чай в кастрюле, что было абсолютно по-капкински.

Маршрут, по которому Евграфов возвращался домой, был известен. Было известно и время, когда он закончит работу и сядет за руль своей бешеной девятки. Поэтому Танцор со Следопытом без особого труда встретили его в нужный момент в нужном месте.

Пристегнулись ремнями безопасности и надели купленные специально для этого случая мотоциклетные шлемы. Пристроились сзади и пошли, приглядываясь и изучая особенности вождения клиента. Главная особенность заключалась в том, что Евграфов в любой дорожной ситуации поступал не так, как того требуют правила, а в соответствии с интуицией и сидящим в заднице шилом.

– Глуп и горяч, – прокомментировал Танцор, рискуя раньше времени вмазаться в какое-нибудь ни в чем не повинное железо. – К тому же паренек, судя по всему, не застраховался на случай гражданской ответственности. Нет сзади нашлепки страховой компании. Большая оплошность с его стороны.

– Да, – согласился Следопыт, стукаясь на поворотах о боковое стекло шлемом, – отвечать человеку придется непосредственно, без помощи страховой фирмы.

Вышли на Садовое. И тут уж Евграфов начал творить чудеса, перепрыгивая из ряда в ряд, подрезая мерсы, выжимая запредельные ускорения и изнашивая и без того лысую резину.

Танцор, предельно цинично матерясь, ждал подходящего момента.

Евграфов шел в четвертом ряду. Танцор – в третьем. Заметив, что справа начинает образовываться небольшой просвет, Танцор начал потихоньку притормаживать. Как бы приглашая безумца перескочить из четвертого ряда во второй перед неповоротливым ВМW750IL.

И безумец дернулся. Резко и интуитивно.

Танцор до конца утопил педаль акселератора.

Девятка вмазалась в левый бок ВМW. В то место, где сидел водитель. Сработали подушки безопасности. Посыпались стекла. В ушах стоял звон от легкой контузии и скрежет пытавшейся ползти по инерции машины.

Сзади, как и надеялся Танцор, никакого особого кошмара не было. Лишь пара поцелуйчиков на сумму в тыщу баксов. Поскольку Танцор перед началом маневра помигал габаритными огнями.

К счастью, особо не пострадал и Евграфов. Поскольку удар был скользящим, то его не закрутило и не вышвырнуло куда-нибудь, откуда есть выход только на тот свет. Евграфов был жив и даже не покалечен. Лишь осколки лобового стекла немного посекли лицо.

ВМ\У же представлял собой плачевное зрелище.

Вскоре, завывая сиреной и мигая маяком, прилетел товарищ инспектор дорожного движения. Быстро осмотрел место происшествия и, как Истинный профессионал своего дела, безошибочно определил виновного.

– А чего он меня не пропустил? – попытался вяло ухватиться за соломинку водитель «Жигулей» девятой модели.

– А не хера через ряд прыгать! Для вас же, дураков, правила придумали, чтобы вы друг друга не давили! – совершенно резонно заметил товарищ инспектор.

И тут же грамотно составил протокол о дорожно-транспортном происшествии.

Для Евграфова это было полное жизненное крушение. Несомненно, денег для оплаты ремонта шикарного автомобиля у него не было. Это было ясно из рассказа Илоны, которая в перерывах между компрессами внимательно изучала его однокомнатную квартирку в типовом доме П-44.

Танцор действовал стремительно. В тот же вечер пригласил оценщика из солидной фирмы, который в присутствии бедного Йорика подсчитал ущерб, нанесенный владельцу элитного автомобиля ВМW750IL, стоимость которого до аварии составляла 110 тысяч долларов. Ремонт, необходимый для восстановления машины, был оценен в 45 тысяч долларов.

– Будем платить? Или как? – поинтересовался заклеенный пластырем Танцор у перемазанного зеленкой Евграфова.

У Евграфова задрожала нижняя губа. Однако он собрал остаток мужества и сказал, что всё сделает через адвокатов.

Встреча с адвокатами была назначена на следующий день. На послерабочее время. В парке Сокольники. В офисе, в который Евграфов сам приведет пострадавших. Потому что просто так, без провожатого, туда попасть невозможно. Поскольку в парке отсутствуют улицы и на домах не проставлены номера.