— Вам не противно заниматься такими делами? — усмехнулся Андрей.

Шапрон выдрал из бороды ледяную сосульку, посмотрел на нее внимательно и бросил в костер.

— Нет, не противно. Надо же чем-нибудь заниматься, так почему бы не этим?.. К дьяволу философию! К делу! Итак, вы сознались, что карта у вас. Где же она?

— Я сказал: карта была у меня.

— Была? Что это значит?

— Я сжег ее.

— Лжешь, чертов кретин! — закричал Шапрон тонким, взвизгивающим голосом.

— Спросите Живолупа. Он мой свидетель. Минут за десять до вашего прихода я сжег карту на этом костре.

Шапрон поднялся с нарты и подошел к гарпунеру:

— Это правда, Иван?

Живолуп молча кивнул и неожиданно хихикнул, злорадно и счастливо.

— Ты видел ее? Расскажи, какая она?

— Парусины кусок вот какая! Красным нарисовано. Внизу компас нарисован.

— Да Это была она, — негромко сказал Шапрон. — За нею я гнался через горы, через ледяные пустыни, на обгонки со смертью И вот…

— Сжег он ее!.. Сжег! Ой, как промахнулся ты. барин! Руки кусай, бороду рви! А Живолуп радоваться будет! — с подлой отвагой закричал гарпунер и встретил безумные, накаленные яростью и ненавистью глаза Шапрона. Живолуп закрыл ладонями лицо и сиплый, постыдный его вопль резанул Андрея по сердцу. Пират не смог смотреть смерти в глаза. Выстрел в голову опрокинул его на снег, на горящую пасхальную свечу.

Шапрон брезгливо посмотрел на убитого им человека и подошел к Андрею. От его курившегося дымком револьвера тянуло кислой пороховой гарью.

— Да, теперь все ясно. Vaila 1'affaire finic! [81] Но вас я не застрелю, — со спокойным бешенством сказал он. — Вы не заслужили легкую смерть. Подыхайте медленно, глядя, как гаснет последний ваш костер. — Он изящно поклонился и помахал над головой воображаемым цилиндром. — Не буду вас больше женировать [82], мосье Гагарин. Ваш почтительный привет, я, конечно, передам баронессе Штакельдорф.

Шапрон легко и ловко, по-салонному, повернулся и пошел к собакам. Андрей, смотрел ему вслед сурово и спокойно, как смотрит победитель.

Это был медленный, тяжелый, угрюмый путь. Он брел в полном изнеможении, почти теряя сознание. Свет, звуки, осязание уже покинули его. Он брел, не чувствуя под ногами земли, во мраке и безмолвии. Он часто падал, подолгу бессильно барахтался в снегу, но все же поднимался и снова брел, шатаясь, вытянув вперед руки, будто боясь налететь на стену. Иногда из мрака высовывались вдруг две длинные шагающие ноги, и он глядел на них с удивлением, не понимая, что это его собственные ноги. Иногда из мрака появлялся Молчан, тогда он пытался улыбнуться и посвистеть верному псу, но даже на это у него не было сил. Иногда в окружавшем его безмолвии начинали звучать голоса. Сначала они шептали, потом громко говорили и, наконец, оглушительно кричали всегда одно и то же:

— На север… на север!.. По Юкону… Здесь охотятся ттынехи. Где ты, Красное Облако?.. Поймешь ты меня?.. Простишь?!.

Он не понимал, что эти голоса были его мыслями, единственными мыслями потухающего сознания. Не понял он, откуда появились люди, много людей. Они вышли из мрака, как "беззвучные, быстрые серые тени, и окружили его. Из мрака прозвучал голос Красного Облака:

— Юноши, бегите в стойбище, скажите старухам, пусть готовят мази из сушеных трав и медвежьей желчи! Наш брат обморозил руки. Охотники, ищите сорок, стреляйте их! Свежее сорочье мясо хорошо лечит раны, нанесенные, морозом! Спешите, юноши! Спешите, охотники!

Только тогда он подумал с великим облегчением и спокойной радостью, что теперь ему не надо больше идти, теперь он может упасть на снег и спать, спать, спать. И он начал падать, но заботливые руки подхватили его. Он лежал на руках друзей и братьев, как на самых мягких шкурах. Эти руки приподняли его, и он увидел близко от своего лица черные печальные глаза Красного Облака и его крупные жестко вырезанные губы. Эти суровые губы сказали теплые, ласковые слова:

— Ты вернулся к нам, Добрая Гагара. Ты верный друг. Тебя не испугали трудные, тяжелые дороги.

— Я не принес, Красное Облако, обратно твое золото. Я высыпал его на тропу, чтобы задержать врагов. Они шли по моему следу, а у меня не было оружия.

— Ты сделал хорошо, Добрая Гагара. Врага задерживают и оружием и хитростью.

— Я не верну тебе карту золотой земли. Я сжег ее, чтобы она не попала в руки врагов ттынехов. Убей меня за это, и ты будешь прав!

Андрею казалось, что он крикнул эти слова, но распухшие язык и губы позволили ему лишь шептать еле слышно. Но вождь услышал этот шепот, тихий, как шелест травы, и до Андрея долетел ответ:

— Ты наш верный друг и брат, Добрая Гагара. Все, что ты сделал, — хорошо!

И последнее, что услышал Андрей, были снова слова Красного Облака:

— Радуйтесь, ттынехи! Добрая Гагара будет жить! Он только ослаб, как клен, из которого выцедили слишком много сока. Положите его к костру на меха и покройте мехами. Теперь он будет много спать.

В раскрытые окна врывался теплый ветерок, пахнущий солью океана и смолой хвойных лесов. От его порывов колыхались наполовину спущенные шторы и металось пламя свечей, горевших на стенах. Было лето, и все же горел камин. В старом замке Баранова и в летние месяцы было сыро и знобко.

Генерал-губернатор Аляски собрал в своем кабинете важное совещание, но оно походило скорее на послеобеденную ленивую беседу друзей за кофе, ликерами и сигарами. Каждый из присутствующих расположился где и как хотел. Командующий аляскинским военным округом сидел, задрав ноги на стол, позвякивая огромными ковбойскими шпорами. Широкополую шляпу свою он повесил на тот же гвоздь, на котором висел и портрет президента. Из-под генеральской шляпы видны были только подбородок и галстук главы государства. Губернатор присел к маленькому восьмиугольному столику, заставленному бутылками, и остался там. У камина сидел Генри Астор. Он задумчиво курил, поплевывая в огонь. В стороне от всех, отчужденный и угрюмый, сидел шкипер Джон Пинк. За его спиной стояло пыльное и облезлое чучело огромного медведя, оставшееся от былых хозяев замка Медведь вытянул когтистые лапы, словно ждал минуты, чтобы схватить и изломать невесело задумавшегося шкипера. И только секретарь, скучающе перелистывавший протокол, вносил деловую струю в это собрание.

— Итак, на чем же мы остановились? — спросил губернатор, отодвинув недопитую рюмку. — Секретарь, напомните нам.

Секретарь начал читать протокол монотонно и невыразительно:

— Пункт первый. Заслушано заявление командующего округом об усилении военных гарнизонов сначала на побережье, а затем и во внутренних районах края. Пункт второй. Обсуждалось донесение лейтенанта сигнального корпуса Брентвуда о том, что топографические съемки затруднены недружелюбием туземцев, индейцев-атапасков. [83] Пункт третий. Шкипер Джон Пинк из Бостона изложил высокому присутствию просьбу о военной охране его экспедиции, направляющейся в верховья реки Медной.

Командующий округом с грохотом и со шпорным лязгом сбросил ноги со стола:

— Я хотел бы сделать дополнение к моему заявлению!

Губернатор кивком головы дал ему разрешение говорить.

— Джентльмены, на что это похоже? — стукнул командующий кулаком по столу. — Мы владеем Аляской вот уже три года, и до сих пор мы здесь не хозяева Должен сказать, джентльмены, что наш земной шар — это земной шар белых. Скажем точнее — американцев. Да, да, джентльмены, против этого вы ничего не сможете возразить! А здесь какие-то индейцы-атапаски заявляют — хозяева мы! Американское миролюбие общеизвестно, но терпению нашему наступает конец. Мы приходим сюда с дарами культуры и цивилизации, мистер Астор пришел сюда с пароходами, локомобилями, консервными заводами, паровыми вашгердами и драгами, он принес сюда девятнадцатый век, а какие-то грязные дикари, живущие в каменном веке, будут путаться у нас под ногами! Вы согласны со мной, сэр Генри?