- Что?! Но почему?!

Открывается дверь лифта. Ману выходит первым, на ходу бросая мне с горечью в голосе:

- Ракель, здесь ничего не делается бесплатно. За всё нужно платить. Разве ты не знаешь об этом?! Ты же журналист!

Мануэль уходит, а я так и продолжаю стоять в кабинке лифта. Он прав. Я совсем не думала головой и, в конце концов, наломала дров. Как же можно быть такой дурой?

Когда дверь лифта закрывается, я чувствую, что вот - вот заплачу от злости на себя.

Глава 26.

Спустя пару часов, мы с Мануэлем сидим на удобном диванчике в моей гостиной. Между нами уже практически полная идиллия, а произошедшие в редакции события позабыты. И пусть сегодня Ману хорошенько пожурил меня за некоторые глупые поступки, его злость в прошлом. Сейчас он само спокойствие и рассудительность. Мы сидим, держась за руки, и мне кажется, будто бы нам снова по четырнадцать лет. Между нами лежит Флэш, которого я забрала у мамы по дороге домой, и тихонько посапывает во сне. Ману что-то говорит мне, а я смотрю в его глаза и утопаю в их сиянии. Мне так хорошо, что я мечтаю, чтобы этот миг длился вечно. Но, увы, это желание неосуществимо.

Мы как раз вспоминаем наш безумный поцелуй посреди редакции и смеёмся над реакцией моих коллег на него, как наше веселье прерывает мобильник Мануэля. Это Кончита. Она напоминает Ману о запланированном визите на благотворительный ужин, который состоится вечером в городе Лас-Росас-де-Мадрид[19]. Честно говоря, мне совсем не хочется ехать туда, но Мануэль Бельтран - большой мастер убеждения. Ему хватает пары поцелуев, после которых я соглашаюсь сопровождать его хоть на край света. Довольный моим ответом, Ману прощается, обещая заехать за мной через три часа.

После того, как он уходит, я принимаю душ, затем иду к себе в комнату и заглядываю в платяной шкаф. Быстро справиться с выбором вечернего наряда не получается - у меня уходит больше часа лишь на то, чтобы перебрать все свои платья и костюмы. В конце концов, я останавливаюсь на двух элегантных вечерних платьях. Одно - красное, второе - чёрное.

После долгих колебаний я выбираю классику. Мне всегда говорили, что чёрный цвет платья подразумевает элегантность, а красный - сексуальность. А так, как я иду на серьёзное публичное мероприятие, правильнее будет одеться не слишком вызывающе.

Определившись с платьем, я терпеливо укладываю свои непослушные волосы в стильную причёску. И пускай на это уходит уйма времени, результат получается отменный!

Сладив, наконец, с волосами, я принимаюсь за макияж. Сегодня нет необходимости выдумывать что-нибудь особое, поэтому я ограничиваюсь своей обычной «боевой раскраской». Когда последние штрихи нанесены, то что, я вижу в зеркале, мне безумно нравится, и я улыбаюсь своему отражению.

Чёрное платье идеально садится на мою фигуру, выгодно подчёркивая её плюсы и скрывая незначительные недостатки. И если бы меня видела сейчас мама, она, безусловно бы, отметила, что «когда ты захочешь, дочь, ты можешь выглядеть просто великолепно!»

Вспомнив о мамочке, я улыбаюсь. Иногда её любовь ко мне не знает границ.

Краем глаза я замечаю Флэша, который, с явным намерением поиграть, бежит ко мне и предупредительно вскрикиваю:

- Даже не думай подходить ко мне, слышишь! Я прекрасно знаю тебя. Ты обязательно испачкаешь меня своими слюнями, подлиза!

Раздаётся звук домофона. Это Ману.

- Жду тебя внизу. Выходи, - говорит он, на что я отвечаю, что буду через пару минут.

На самом деле, мне удаётся справиться быстрее. Я не беру с собой ничего лишнего. Только кошелёк и сумочку. Перед самым уходом я останавливаюсь перед зеркалом в прихожей и оценивающе смотрю на себя. Идеально!

- Будь хорошим мальчиком, - говорю я Флэшу на прощанье.

Мой умный пёс смотрит на меня жалостливым взглядом, и мне понятно, что он ждёт прощальных объятий. Это наш привычный ритуал, но сегодня я не могу позволить себе обнимашки с Флэшем. Уж очень велик риск быть обслюнявленной и испачканной моим замарашкой. А на мне такое шикарное платье!

Когда я выхожу из лифта в парадную, первое, что мне бросается в глаза - папарацци, сгрудившиеся на улице. Меня совсем не удивляет присутствие у моего дома фотографов и репортёров, но, увидев их, я чувствую, как холодные пальцы страха всё же касаются спины. Однако, пути к отступлению нет.

Поэтому, набрав побольше воздуха в лёгкие, я выхожу на улицу. Папарацци, заметив свою жертву, тут же бросаются ко мне, ослепляя миллионами ярких вспышек. Они такие яркие, что первое время я ничего не вижу и полостью дезориентирована. Единственная мысль, которая посещает меня в этот момент - это беспокойство, как отнесутся соседи к такому цирку у их дома.

Наверное, я бы вечность стояла там, растерянная и потерянная, но, к счастью, подскочивший Ману быстро уводит меня из этого кошмара. Мы садимся в его машину, которая сразу же срывается с места. Я хочу поблагодарить Мануэля за своё спасение, но не успеваю. Он нагибается ко мне и страстно целует мои ярко накрашенные губы.

- Ты прекрасна, - говорит мой любимый, отстраняясь.

- Спасибо, - улыбаюсь я в ответ, всё ещё видя перед глазами вспышки фотокамер.

Когда мы приезжаем в Лас-Росас-де-Мадрид, у входа в здание, в котором должен происходить благотворительный вечер, нас уже поджидает целая орава журналистов. Их так много, что у меня перехватывает дыхание. Ещё больше я напрягаюсь, когда из толпы выделяется женская фигура в строгом платье и направляется к нашей машине. Это Кончита.

- Спокойно, спокойно. Просто сиди и улыбайся, - рука Мануэля ложится на моё колено.

Послушно нацепив себе на лицо лучшую свою улыбку, я позволяю Ману выудить себя из машины. Журналисты сразу берут нас в плотное кольцо, поэтому я, словно за спасительный круг, изо всех сил цепляюсь за руку своего мужчины. С помощью охраны мы медленно пробираемся к входу, где нас встречают организаторы мероприятия. В двух словах они объясняют Мануэлю о том, где именно будет происходить пресс-конференция с журналистами и фотосессия.

«Фотосессия?! И мне тоже придётся в ней участвовать? О, боже, за какие грехи мне все эти испытания?»

Это уже слишком для меня. Всего пару дней назад я гонялась за фотографиями знаменитостей, а сегодня мне самой придётся позировать перед другими.

Теперь-то, оказавшись в их шкуре, я понимаю, какой тяжкий груз ответственности ложился вовремя фотосессий на всех тех многочисленных моделей, актёров и певиц, фотографии которых печатались в нашем журнале. И какого же профессионализма и чувственной подачи требует несложный, на первый взгляд, процесс позирования на камеру.

О, а сколько же критики им доставалось от меня: то за неловкую позу, то за потерянный взгляд …

Теперь, когда я стою перед всеми этими многочисленными объективами фотокамер, мне становится стыдно за все мои тогдашние придирки. Слава богу, фотосессия длится не слишком долго, иначе я бы просто сбежала с неё. Мы прощаемся с фотографами, однако, ожидаемой передышки я не получаю: Ману тянет меня в другой зал, где дотошные репортёры устраивают ему допрос об наших отношениях. Кончита стоит тут же, видимо, контролируя, чтобы Мануэль не сболтнул лишнего.

Все вопросы журналисты задают исключительно Мануэлю, так что мне только остаётся молча стоять и глупо улыбаться. А когда минут через двадцать один из репортёров всё-таки спрашивает меня о чувствах к Ману, ответить я не успеваю - Кончита громко объявляет об окончании пресс-конференции.

Мы направляемся в бар, и заказав себе по коктейлю, проходим в холл. Журналистам вход сюда воспрещен, так что я вздыхаю с облегчением. Всё самое страшное уже позади. Время от времени к нам подходят испанские актёры, и Ману представляет им меня, как свою девушку.

«Неужели это всё происходит со мной?! Я, обычная девушка, тусуюсь с самыми известными людьми страны. Невероятно!»