— Несомненно, капитан. Теперь, когда мы достигли полосы сплошных льдов…

— Я подведу «Халбрейн» как можно ближе к ней, мистер Джорлинг, и устремлюсь в первый же открывшийся нашему взору проход. Если такового не окажется, мы будем плыть вдоль припая, пока не достигнем его восточной оконечности, воспользовавшись течением и попутным ветром.

Держа курс на юг, шхуна достигла внушительных ледяных полей.

В трех милях от припая «Халбрейн» легла в дрейф на середине обширной полыньи, где она могла свободно маневрировать. Спустили шлюпку, в которую уселись капитан, боцман, четверо матросов на весла и еще один — у руля. Шлюпка устремилась к величественной ледяной стене, чтобы найти в ней проход для шхуны. Однако поиски, продолжавшиеся три часа, оказались тщетными.

Тем временем пошел дождь со снегом и мы потеряли из виду паковые льды.

Нам пришлось взять курс на юго-восток, навстречу бесчисленным льдинам, стараясь, чтобы шхуну не отнесло к ледяному хребту. Джэм Уэст отдал команду брасопить реи[93], чтобы идти бейдевинд, и шхуна, разогнавшись до семи-восьми узлов в час, пошла на штурм льдов. Если лед был тонкий, корабль смело разбивал его, тараня носом. Раздавался треск, по шхуне пробегала дрожь, но наградой была сияющая впереди чистая вода.

Мы всячески старались избежать столкновений с айсбергами. Будь чище небо, мы могли бы маневрировать между ними и даже ускорять ход, однако туман уменьшал видимость. Плавание становилось весьма рискованным.

Немалую опасность представляли также лежащие впереди ледяные поля. Тот, кто не видел их собственными глазами, не может вообразить и сотой доли силы, которой обладают эти льды, находящиеся в непрерывном движении. В тот день мы наблюдали, как одно такое ледяное поле, дрейфовавшее с небольшой скоростью, натолкнулось на неподвижную льдину. Неподвижная льдина мгновенно пошла трещинами, раскололась и оставила после себя только кувыркающиеся куски льда. Стоит ли, однако, удивляться, если масса ледяного поля, налетевшего на зазевавшуюся льдину, тоже, к слову, не маленькую, исчислялась несколькими миллионами тонн?..

Прошли сутки. Шхуна все так же плыла в трех-четырех милях от припая. Подойди мы к нему ближе — и путь в открытое море был бы нам заказан. Однако Лен Гай словно и не опасался этого — он боялся только проглядеть заслоненный льдами пролив.

— Если бы у меня был второй корабль, — говорил он, — я бы рискнул приблизиться к припаю. Вот в чем преимущество участия в подобном путешествии не одного, а двух судов! Увы, «Халбрейн» у нас одна. Не хватает только лишиться ее!..

Однако и в таком отдалении мы не были в полной безопасности. Часто шхуна резко останавливалась и меняла направление в тот самый момент, когда бушприт уже упирался в очередную ледяную преграду. Промучившись так несколько часов, Джэм Уэст еще больше сбавил ход, чтобы не погубить корабль.

На наше счастье, ветер все так же дул с востока, что позволяло нам держать паруса ненатянутыми, но не убирать их совсем. Не знаю, какая судьба ждала бы шхуну, разразись над ней ураган, вернее, знаю отлично: с ней было бы покончено раз и навсегда. Нам некуда было бы скрыться, нас мгновенно выбросило бы к подножию ледяного хребта…

Наконец капитану пришлось отказаться от поисков прохода в ледяной стене. У нас оставалась надежда достичь ее юго-восточной оконечности. Устремившись в этом направлении, мы остались бы на прежней широте.

Оговорюсь уже в который раз, что никогда еще плавание в антарктических водах не происходило в настолько благоприятных условиях: раннее наступление лета, неизменный ветер с севера, средняя температура девять с половиной градусов тепла. Нам очень помогал полярный день: круглые сутки нас заливали солнечные лучи. По склонам айсбергов сбегали ручьи, сливаясь в широкие потоки, водопадами рушившиеся в океан. Льдины кувыркались, ибо их центр тяжести постоянно перемещался.

Наконец 19 декабря между двумя и тремя часами дня с реи фок-мачты раздался крик.

— Что там? — спросил Джэм Уэст.

— Разрыв в припае на юго-востоке…

— А дальше?

— Дальше ничего не видно.

Старший помощник взлетел вверх по вантам и в считанные секунды оказался у места крепления стеньги.

Вся палуба затаила дыхание. Вдруг наблюдатель ошибся, вдруг это обман зрения?..

Спустя десять минут, показавшихся вечностью, донесся ясный, возбужденный голос Джэма Уэста:

— Свободное море!

Ответом ему было громовое «ура».

Шхуна легла курсом на юго-восток, идя бейдевинд, насколько хватало парусов. Спустя два часа мы обогнули край пакового льда, и нашему взору предстало мерцающее море, полностью свободное ото льда.

Полностью свободное?.. Нет, сказать так значило бы несколько преувеличить: вдали маячило несколько айсбергов, к востоку тянулись дрейфующие льды. Однако здесь лед уже вскрылся и море очистилось, и ничто не мешало кораблю устремиться вперед на всех парусах.

Не вызывало ни малейшего сомнения, что, пройдя именно здесь, через этот широкий пролив, разделяющий надвое антарктический континент, корабли Уэдделла устремились к семьдесят четвертой параллели; «Джейн» же ушла оттуда к югу еще на шестьсот миль.

— На помощь нам явился сам Господь, — молвил, обращаясь ко мне, Лен Гай. — Да поможет Он нам достичь цели!

— Уже через восемь дней, — отвечал я, — наша шхуна может подойти к острову Тсалал.

— Да — при условии, что нас будет и дальше нести к нему восточный ветер. Не забывайте, что, следуя к восточной оконечности припая, «Халбрейн» отклонилась от первоначального курса и теперь ей придется возвращаться на запад.

— Ветер попутный, капитан…

— И мы воспользуемся им, ибо в мои намерения входит направиться к острову Беннета. Именно там сперва высадился мой брат. Как только мы заметим этот островок, можно будет успокоиться: мы на верном пути.

— Кто знает, не найдем ли мы на нем новых следов…

— Может статься, что найдем, мистер Джорлинг. Сегодня же, определив наше положение, мы возьмем курс на остров Беннета.

Я решил вновь обратиться к книге Эдгара По, то есть подлинному повествованию Артура Гордона Пима. Прочитав это ценнейшее свидетельство с подобающим вниманием, я пришел к следующему заключению.

Не могло быть сомнений в том, что «Джейн» действительно открыла остров Тсалал и пристала к его берегу, как и в том, что к моменту, когда Паттерсона унесла льдина, на острове оставались в живых шестеро переживших катастрофу. С этим спорить не приходилось. Но не было ли все остальное плодом пылкого воображения рассказчика — воображения, не считающегося с требованиями достоверности и реальности?.. Верить ли в реальность странных фактов, которым он якобы был свидетелем? Существовали ли па самом деле небывалые люди и животные? Верно ли, что почва острова состояла из неведомых пород, а воды не походили ни на что на свете? Существуют ли на самом деле пропасти, напоминающие очертаниями иероглифы[94], нарисованные рукой Артура Пима? Можно ли поверить в то, что белый цвет производил на островитян действие, подобное удару грома?.. Почему бы и нет, собственно, — ведь белый цвет, одеяние зимы, предвещает приближение сезона ненастья, когда они будут заперты в ледяной клетке? А как отнестись к необычайным явлениям, которые наблюдал Артур Пим, отплыв с острова, — серым парам, заволакивающим горизонт, непроницаемой тьме, свечению океанских глубин, не говоря уже о воздушном водопаде и белом гиганте, возвышающемся у самого полюса?..

Ко всему этому я отнесся довольно сдержанно, предпочитая повременить с выводами. Что касается Лена Гая, то он не обращал внимания на то, что не имело прямого отношения к несчастным, страдающим на острове Тсалал, спасение которых занимало все его мысли.

Имея перед глазами повествование Артура Пима, я обещал себе, что буду подвергать проверке каждое его слово, отделяя правду от вымысла, реальное от воображаемого… Я почему-то был уверен, что мы не встретим и следа этих странностей, которые, по моему разумению, были навеяны тем самым «Ангелом неведомого», о котором мы читаем в одном из ярчайших стихотворений американского поэта…