Меня это не очень удивило. А наверное, должно было.

Монако вкратце объяснил сержанту Торгесену, что попросил меня приехать сюда из Лос-Анджелеса для того, чтобы найти девушку, труп которой сейчас лежит в машине. Он также сообщил, что вот уже несколько дней ее никто не видел в «Кублай-хане».

Я решил, что теперь могу задать ему ряд вопросов.

— Вы не знаете, зачем она приходила к вам?

— Ко мне? Ничего не понимаю. — Он выглядел по-настоящему удивленным. Бросил взгляд на машину, потом на Юкка-роуд. — Она ехала от моего дома, да?

— Ага. Я был там и видел ее, она оказалась не слишком разговорчивой. Я подумал, может, вы знаете, что она хотела.

Он сокрушенно развел руками:

— Понятия не имею.

Торгесен все это время молча стоял рядом с нами, поглаживая толстопалой рукой свой подбородок. Он тихо спросил:

— Где вы были, мистер Монако?

— Где я был? Ну, я просто поехал прокатиться, сержант.

— Разве вы не ждали мистера Скотта?

Монако бросил на меня быстрый взгляд:

— Да, ждал.

— Но поехали кататься. — Торгесен произнес это с некоторой долей сарказма. В его голосе звучала уважительная угроза или, скорее, вежливое недоверие. Может, такова была его обычная тактика.

Монако почувствовал укол, и его челюсти сжались, брови снова поползли вверх. Стало ясно, что ему не нравится, когда его подкалывают.

Он медленно повернулся и пристально посмотрел на Торгесена.

— Я что-то сделал не так, сержант? — ледяным тоном поинтересовался он. — Вас это беспокоит?

— Нет, сэр.

— Я просто хотел немного расслабиться, — продолжал Монако. — Все эти дни я находился в страшном напряжении из-за открытия моего нового отеля. «Кублай-хан» примет всех желающих завтра, а сегодня я даю небольшую вечеринку.

— Я в курсе, — любезно произнес Торгесен. — И все же мне хотелось бы знать, где вы были, мистер Монако. Когда катались. Чтобы расслабиться.

— Я совершенно не понимаю, почему это так вас интересует. Но раз вы настаиваете… Я проехал по Дезерт-Вью, мимо «Хана», кружил по каким-то горным дорогам. Просто ездил и думал.

— Вы не откажетесь проехать с нами, мистер Монако? Мы бы хотели задать вам несколько вопросов.

Это меня озадачило. Поначалу я решил, что такое суровое, официальное обращение — его обычная манера. Столь же явное «приглашение» поразило меня.

Монако сделал глубокий вдох и выдохнул через нос. Челюсти сжались, брови подпрыгнули, губы превратились в тонкую полоску, и он подошел вплотную к Торгесену.

— Если вы, — решительно начал он, и я сразу вспомнил его небольшую речь, обращенную ко мне сегодня по телефону, — в силу крайней неосведомленности об мне и моем характере предположили, что я имею какое-то отношение к смерти Джин Джакс…

— Я не ее имел в виду, — перебил его Торгесен. — Я хотел задать вам пару вопросов о Сардисе.

Я моргнул. Теперь я был в полной растерянности. Я даже не понял, какое слово он произнес — что-то похожее на «Сардис».

Орманд Монако достал из кармана пиджака пачку сигарет и попытался вытащить одну — именно попытался. Очевидно, он собирался прикурить, небрежно затянуться и выпустить дым в лицо Торгесену. Но что бы он там ни собирался сделать, ему это явно не удавалось.

Он щелкнул пальцем по пачке, чтобы выбить из нее сигарету; движение было нарочитым и явно непривычным для него. Две сигареты упали на землю. Монако собрался было поднять их и вовремя остановился.

— Эфрим? — переспросил он. Потом нагнулся, поднял сигареты, испачкав пальцы в грязи, положил одну обратно в пачку, а другую вставил в рот. — А что с Эфримом? — повторил он.

Он вытер пальцы о свои брюки, оставив грязные следы на блестящей серой материи.

Мне даже стало его немного жаль. Я не знал, что такое — или кто такой — этот Сардис или Эфрим и о чем они вообще говорят. Одно было ясно — Монако не только знает, о чем идет речь, он вот-вот обмочит свои штаны. Когда он прикуривал, его руки дрожали.

— Ага. — Торгесен говорил с той же интонацией, не повышая голоса. — Эфрим Сардис. Вы ездили к нему, так ведь, мистер Монако?

— Нет, конечно! — Он произнес это слишком категорично. — Может, я проезжал мимо, но… Да, точно, я проезжал по Окотилло-Лейн. Да. Но я не заезжал сегодня к Эфриму. — Он замолчал, затянулся сигаретой, к нему вернулось его обычное самообладание. — Почему вы спрашиваете, сержант?

— Мы получили… э… сообщение, что вы там были…

— Сержант Торгесен, неужели я должен повторять…

Впервые за все время сержант немного отступил. Лишь чуть-чуть.

— …что вы находились поблизости, — закончил он. — Вы же признаете, что были там или неподалеку.

— Может быть, я и проезжал мимо особняка Сардиса. Но какое это имеет значение? Я не могу понять, почему вы все время говорите со мной об Эфриме, когда вам нужно расследовать зверское убийство молодой девушки.

— Он мертв.

— Что?

— Он мертв. Его застрелили.

Торгесен внимательно смотрел на Монако. Потом прикрыл глаза, словно ему захотелось спать, но вид у него был далеко не сонный. Похоже, этот человек никогда не бывает сонным.

Монако едва выдавливал из себя слова:

— Мертв? Боже мой! Эфрим? Не может быть. Как? Вы говорите, его застрелили?

— Вы не знали, что он убит?

— Конечно нет. Бог мой, Эфрим.

Он опять переигрывал. Причем настолько явно, что я даже подумал, уж не специально ли он разыгрывает из себя бездарного актера, выступающего на сцене захолустного театра. А может, он действительно плохой актер и при всем старании ему не удается сыграть то, во что не верит. Так бывает с людьми, которые не умеют лгать. Но про Монако я этого не знал. В одном я был убежден: он врет.

— В сложившихся обстоятельствах вы не откажетесь, надеюсь, проехать с нами?

— Разумеется. С радостью. Я же не знал этого раньше, сержант. — Он докурил сигарету и бросил окурок, долго вдавливал его в землю своим серым ботинком, потом поднял глаза на Торгесена: — Вы не возражаете, если я переговорю с мистером Скоттом?

— Пожалуйста.

Монако направился к своему белому «линкольну». Когда я остановился рядом с ним, он посмотрел на меня и сказал:

— Вот сукин сын.

Я ничего не ответил. Да он и не спрашивал.

— Черт возьми, — начал он. — Почему…

Он замолчал и больше не произнес ни одной лишней фразы. Собрался, набрал в легкие побольше воздуха и заговорил. Он говорил твердо, решительно и по существу. Теперь Монако был полной противоположностью тому человеку, который дрожащими руками пытался извлечь из пачки сигарету.

Он удивил меня и в то же время заинтриговал. В этом человеке чувствовалась необычайная сила, как будто под его тонкой, угловатой оболочкой скрывались миллионы маленьких хитроумных моторчиков, посылающих мощные импульсы, и поэтому вокруг него настолько сгущалась энергетическая аура, что другим людям рядом с ним не хватало воздуха.

Да, думал я, Орманд Монако производит впечатление человека, который способен построить отель или корпорацию. И если понадобится, продырявить гору, а может, и человека.

Он заявил:

— Вам известно, зачем я звонил. Забудьте об этом. Сейчас гораздо важнее выяснить, кто убил Джин Джакс. И Эфрима Сардиса. И почему. Если вы согласны, немедленно поезжайте в «Кублай-хан» и расскажите обо всем, что случилось, Джерри Вэйлу. Это мой помощник, и в мое отсутствие он остается за главного. Больше никому ничего не говорите. Я заплачу вам вдвое больше вашего обычного гонорара и солидную премию, если вы добьетесь каких-нибудь результатов. Договорились?

— Подождите, — замялся я. — Черт, я только приехал, а тут вдруг — бац…

— Решайте, мистер Скотт.

От него прямо-таки исходили волны уверенности. Мне даже стало интересно, не воспарит ли он сейчас в небеса.

— Сначала я хотел бы кое-что выяснить, мистер Монако. И задать вам пару вопросов. Сержант Торгесен не говорил, что Сардиса убили.