— Он сказал, что Сардис мертв. Что его застрелили. Он же не имел в виду, что Эфрим застрелил себя сам.

— Ладно. Как вы узнали, что убитая — Джин Джакс?

Он нахмурился, явно не понимая, о чем я говорю. Потом его взгляд просветлел.

— Я понял. Да, ее лицо изуродовано. Поначалу я не был уверен. Но все-таки я узнал ее лицо, ее профиль и еще кое-что. Это она. У Джин была маленькая родинка под левым ухом — можете на нее посмотреть. На левом мизинце убитой надето большое кольцо с топазом, похожее… нет, именно это я видел на руке Джакс. Вне всяких сомнений, в машине лежит Джин Джакс.

— Ну ладно. А кто такой этот Эфрим Сардис?

— Один из самых богатых людей в стране, вернее, был таковым. Соответственно, один из шести богатейших людей в Калифорнии. Он избегал огласки, рекламной шумихи и вообще старался держаться в тени, но принимал активное участие в разных проектах, выгодных для экономики штата. Финансировал политические кампании, вкладывал огромные средства в благотворительность и… — Он умолк, и на его туго обтянутое кожей лицо легла скорбная маска. — Эфрим был хорошим человеком, — продолжил Монако задумчиво. — На него многие нападали, обвиняли в беспринципности, говорили, что он занимается незаконными делами. Все это ложь, поверьте, богатых людей всегда в чем-нибудь обвиняют. Он был хорошим человеком и моим другом. — Монако резко свел брови и посмотрел на меня: — У меня нет времени на детальное обсуждение. Найдите Джерри Вэйла и его жену — они сообщат вам необходимые подробности. — Он снова замолчал, потом спросил: — Ну?

Он не оставил мне времени, чтобы взвесить все плюсы и минусы, обдумать тонкости проблемы и, может быть, отказаться. Поэтому не прошло и секунды, как я глубоко вздохнул и ответил:

— Договорились.

— Мистер Скотт, назовите, пожалуйста, сумму своего обычного гонорара.

— Сто в день, и я сам оплачиваю свои расходы. Если только не придется делать что-нибудь необычное…

— Необычное?

— Ну, например, если мне понадобится потопить подводную лодку или что-нибудь в этом роде…

— Как вы можете потопить…

— Это просто гипотетическое предположение. Но я помню однажды…

— Я заплачу вам в двойном размере. — Монако внезапно погрузился в размышления. — Нет. Пожалуй, ваш обычный гонорар. Но я заплачу вам десять тысяч долларов — при одном условии.

— Звучит неплохо. При каком же условии?

— Если вы проясните ситуацию в целом, освободите меня от нелепых подозрений, узнаете, кто убил Эфрима и мисс Джакс, — и сделаете все это к полудню завтрашнего дня.

— К полудню завтрашнего дня, да? К… Вы сумасшедший?

— К двенадцати часам дня завтра, в субботу. За десять тысяч долларов.

— Точно, вы сумасшедший.

— Да или нет, мистер Скотт?

— У меня не больше шансов…

— Мистер Скотт!

— Да, конечно. Почему бы нет? Вы наняли детектива. За десять тысяч баксов. Если я не раскручу это дело, скажем, к одиннадцати утра, может быть, мне удастся растянуть его дней на сто…

— Обязательно скажите Джерри Вэйлу, чтобы он немедленно связался с нашими адвокатами. Меня здесь хорошо знают и вряд ли задержат надолго, но даже лишних десять минут будет слишком много. Мне необходимо вернуться в «Кублай-хан» к восьми вечера сегодня. Джерри не настолько компетентен, как мне бы хотелось, но… — Он оборвал фразу, словно неожиданно споткнувшись.

— Я скажу ему. — Я вытащил сигарету и вспомнил, как Монако рассыпал свои. — Но почему к завтрашнему полудню?

— По нескольким причинам, мистер Скотт. И думаю, они должны быть ясны вам, если вы действительно детектив, как утверждаете. Мне не нравится, когда всякие сержанты торгесены разговаривают со мной с сарказмом в голосе. Я не могу себе позволить — и никому не позволю, — чтобы с моим именем был связан какой-нибудь скандал. Весь ужас заключается в том, что репортеры и телевизионщики, которые уже собрались в «Хане», скорее направят всю свою энергию, пишущие машинки и телекамеры на жуткие убийства и преступления, чем на красоту и величие моего отеля.

— Понял. Но одного «персика» с вашего конкурса только что прикончили, и репортеры уж точно не пропустят такую сногсшибательную новость. Не говоря о том, что случилось с Сардисом…

— Я уже говорил вам, мистер Скотт, что обладаю некоторым влиянием. Думаю, я сумею устроить, чтобы все эти события не дошли до широкой публики хотя бы до утра. Может быть, до полудня. Но вряд ли даже мне удастся добиться большего. Поэтому вы не должны говорить об этом… этих убийствах никому, кроме Джерри Вэйла.

— Понятно.

— Еще один важный момент. Официальная церемония открытия «Кублай-хана» состоится завтра в полдень. Кроме обычных гостей, участниц финального конкурса талантов и жюри этого конкурса, репортеров и всех остальных, о которых я вам говорил, на открытии будут очень важные особы, которых я пригласил лично. Мне бы хотелось самому присутствовать на церемонии открытия моего собственного отеля. — Он глянул на меня: — А вам бы не хотелось?

— Естественно, — ответил я.

Он открыл дверцу своего «континенталя», сел за руль и помахал сержанту Торгесену в знак того, что готов следовать за ним.

Я наклонился к дверце и посмотрел на Монако:

— Меня кое-что беспокоит.

— Да?

— Да. Вы лгали Торгесену.

Несколько мгновений он молча смотрел мне в глаза.

— Разве?

— По крайней мере, вы не сказали всего, что знаете.

— Я никогда не говорю всего, что мне известно.

Мы еще немного помолчали. Наконец я вздохнул:

— Хорошо. Поверю вам на слово, мистер Монако. Раз уж я влез в это дело. Но не ждите чудес.

— Чудо будет вам стоить десять тысяч долларов.

— Черт, настоящее чудо будет стоить не меньше…

Он завел машину.

— Ладно, — согласился я. — Принимаюсь за работу. Но все наши договоры отменяются, если окажется, что вы все-таки каким-то образом причастны к убийству Джин. Или Эфрима Сардиса.

Он высунул голову в окно и сверкнул глазами.

— Не говорите ерунды, — бросил он.

Я пожал плечами, повернулся и пошел на другую сторону улицы.

Меня окликнул сержант Торгесен:

— Вы закончили?

— Да. Я могу отчалить?

— Вам придется поехать с нами и подписать показания.

— Сейчас? — До меня вдруг дошло, как мало часов и минут осталось до завтрашнего полудня. На самом деле я и сам не знаю, почему я всерьез думал о полудне. Монако определенно сошел с ума.

— Да, сейчас, — подтвердил Торгесен.

— Послушайте, у меня на сегодня тысяча дел. Я рассказал вам все, что знаю. Нельзя ли подождать с формальностями?

Он задумался.

— Ну, хорошо, подождем немного. Только не забудьте об этом, Скотт. Мне очень не понравится, если вы забудете.

Я поблагодарил его и спросил:

— Насчет этого Эфрима Сардиса. Как вы узнали, что он мертв?

— Нам позвонили и сообщили, что слышали выстрелы в доме Сардиса. Патрульные на машине решили проверить и нашли его.

— Звонок был анонимный?

Он кивнул.

— Звонила женщина?

— Нет.

— Не скажете, во сколько поступил звонок?

Он поджал губы, взглянул на холм, потом снова посмотрел на меня:

— Незадолго до того, как мы приехали сюда, если вас это интересует. Звонок зарегистрирован в 4.28 вечера.

— Мог Сардис застрелиться сам?

— Нет. У него дырка прямо во лбу, и никаких следов пороха. Кто-то стоял напротив него и спокойно выстрелил в упор.

— Есть подозреваемые?

Он кисло улыбнулся:

— Только один. Пока.

— Можете рассказать мне что-нибудь о нем? Я имею в виду Сардиса.

— Не много. Крупная шишка. Очень крупная, при деньгах — несколько миллионов. Куча друзей в верхах. С этим делом на нас будут давить со всех сторон. — Торгесен замолчал. — Что-нибудь еще, Скотт? Может, вам рассказать, сколько я получаю в месяц? Или…

Я от души рассмеялся:

— Этого достаточно. Пока. И спасибо.

Этого было явно недостаточно. Я хотел бы еще кое-что узнать у Торгесена, но мне и так повезло, что он рассказал хотя бы это. Я направился к своему «кадиллаку», и Торгесен заметил: