Да, они расхаживают в вечерних платьях и купальниках и демонстрируют судьям свою неотразимость, а что потом? Потом каждая красавица должна сыграть на балалайке, просвистеть мелодию носом, исполнить какой-нибудь акробатический трюк или показать что-нибудь необычное, прежде чем ее признают лучшей из лучших. Почему? Потому что народ свихнулся, вот почему.

Я помню, как одна милашка завоевала третье место в конкурсе «Мисс Автомобильная покрышка». В ней было пять футов одиннадцать дюймов роста и примерно девяносто семь фунтов веса, на голове — необычный парик, и вообще она смахивала на брата продюсера, а получила третье место за то, что щипала свой нос, как струны арфы. Она сыграла на носу «Алоха ой», и, если уж быть честным до конца, у нее здорово получилось. Плинг-плинг-плин-н-нг-плинг! Ну, сами знаете. Было видно, что она много тренировалась.

Меня же почему-то разбирало любопытство: какой будет реакция отважного человека — ее мужа, естественно, — если он запрыгнет на супружеское ложе и воскликнет: «Э-гей, а вот и я!», а она ответит: «Плин-н-нг!» Или даже: «О, скажи, в первых лучах рассвета ты чувствуешь себя так же прекрасно, как при последних лучах заката?» — и так далее. А почему нет? Разве не это оригинальное искусство обеспечило ей победу?

Вот так на сегодняшний день обстоят дела с конкурсами красоты в США.

И тем не менее я с нетерпением ждал конкурса талантов в «Кублай-хане». Потому что на этот раз для него было разумное основание. Раз победительница получит ведущую роль в телевизионном сериале Саймона Лифа, а некоторых конкурсанток пригласят для участия в небольших эпизодах, что позволит им немного подняться по лестнице шоу-бизнеса, значит, они будут читать стихи или исполнять какое-нибудь драматическое произведение. Тогда продюсеры и режиссеры смогут определить, обладают ли соискательницы хотя бы малейшими актерскими способностями, которые можно было бы развить, огранить и превратить в настоящий бриллиант. Конечно, главное внимание все равно будет сосредоточено на внешних данных — лице, фигуре, грудях, заднице и сексуальной привлекательности, — но зато девушка не станет победительницей лишь потому, что она может босиком шестнадцать раз прокрутиться на одном пальце.

Вот о чем я, судья конкурса, думал. И, увлеченный столь глубокими размышлениями, я вдруг с запозданием понял, что сижу рядом с еще одной исключительно красивой девушкой. Это уже перебор, друзья мои. Они были повсюду. Если пьяница окунется с головой в бак с красителем, он обязательно отравится, как бы ему ни хотелось этого избежать. Так и здесь. Эта красавица была старше остальных, но могла дать им всем сто очков вперед.

Она выглядела одного со мной возраста, лет тридцати. Темная дочерна, с точеным профилем, черные волосы убраны со лба и затянуты бантом на затылке. Глаза обрамляли невероятно длинные ресницы, нос прямой, высокие, выступающие скулы, чувственный, с жестоким изгибом рот.

Ауру доброты и подлинного мягкосердия, но отнюдь не агрессивности создавали ее столь же высокие, выступающие и очень интересные груди. Я сказал «интересные», а не «колыхающиеся» или «вздымающиеся, словно наполненные газом», потому что они были чертовски интересными, в основном благодаря тому, что вы могли их хорошенько рассмотреть и отдать должное этому шедевру природы. В наши дни со всеми этими конкурсами красоты, делающими ударение на свист носом, это крайне важно: сейчас ничего нельзя принимать на веру.

Всего несколько дней назад я прочитал рекламу в дамском журнале «Модерн Ив», которая торжественно вещала: «…и, девочки, для бюста 32-го размера вы можете приобрести „Мэджик-бра“ с размерами 32 A-D, 34 A-D, 36 A-D и 38 А-С („Мэджик-бра“ размера 38D не подходит для бюста 32-го размера)», и мрачно подумал: «Пока не подходит». Есть еще журнал «Модерн Эдам», но я боюсь его читать.

Слава богу, еще не перевелись девушки, больше похожие на прародительницу Еву, вроде той, что сидела справа от меня.

На ней был цыганский наряд, свободная блузка с глубоким вырезом, плетеный золотой пояс и цветастая юбка. В ушах сверкали крупные бронзовые — а может, даже золотые — кольца. На левом запястье позвякивали многочисленные браслеты, на среднем пальце левой руки переливалось огромное кольцо — я решил, что это горный хрусталь, настолько оно было большим.

Она допила коктейль, похоже с шампанским, оттолкнула от себя пустой бокал и задумалась. Потом достала сигарету, и я с быстротой молнии выхватил свою зажигалку и поднес ей огня. Полный кретин. Понял я это несколько погодя.

Она повернула голову, глянула на меня холодными раскосыми глазами и, не обращая внимания на мое пламя, щелкнула своей золотой зажигалкой, усыпанной горным хрусталем, и зажгла сигарету.

— Привет, — улыбнулся я.

Пришлось второпях убрать зажигалку. Я знаю, когда нужно остановиться. По крайней мере, мне так кажется.

Она выпустила дым через нос, глядя на меня с приветливостью раненой антилопы, повстречавшей стаю гиен. Наконец холодно отозвалась:

— Что?

— Просто… привет. Как… ну, как «Привет вам!». Или «Салют, крошка!». В общем, здесь, в южной Калифорнии, дружественной южной Калифорнии, это означает «здравствуйте». — Я замолчал. — По крайней мере, раньше означало.

Все, я выдохся. Может, она была глухой, но при этом очень симпатичной. Это удивительное, необычное лицо. С раскосыми глазами и широкими скулами. Темная кожа и гладко зачесанные черные волосы. Она выглядела как представительница евразийской расы, даже азиатской. Даже… Меня вдруг осенило. Она была похожа на монголку. В ее костюме не было ничего цыганского, такие вещи носили прекрасные наложницы Кублай-хана.

Точно. Она идеально вписывалась в здешнюю обстановку, как будто этот дворец выстроен специально для нее — так же, как шах Йахан воздвиг Тадж для своей возлюбленной Мумтаз Махал. Это ее Занаду. Я легко представил ее одной из девяноста девяти жен Кублая. И так же легко вообразил, как она выхватывает огромный меч Кублая и сносит девяносто восемь голов.

Она рассматривала меня, сморщив нос. Не сильно. Но так, чтобы я заметил, как она его морщит и как ей этот милый трюк к лицу.

До меня вдруг дошло, что после беготни по пустыне, валяния в пыли и смены покрышки я сразу направился в бар, не «освежившись» у себя в номере. Естественно, я выглядел слегка помятым и грязноватым. И тем не менее ей не стоило морщить (я подумал — кокетничает) свой острый нос. Я пользуюсь дезодорантом, который по телевизору рекламируют как «убивающий запах пота».

— Кто вы? — спросила она, когда наконец решила снизойти до разговора со мной. — Водитель грузовика? Или, может…

— Не утруждайте себя перечислениями, — грубовато оборвал я ее. — Я слышал их все, мэм. Водитель грузовика, мусорщик, продавец хот-догов. Мы все несем свой крест. А вы кто, королева мая?

Обычно я позволяю людям рвать меня на части и не пытаюсь демонстрировать свой ум, говоря им колкости в ответ. Обычно я этого не делаю, потому что не могу на ходу придумать ничего достойного. Вот как сейчас. А в основном потому, что эта дорога ведет вниз, к проигрышу. Зачем мне это? Я уже достаточно проиграл.

Черт с ней, подумал я. С ней и с ее яркой блузкой. Она, наверное, мычит, когда просыпается по утрам. Черт, я ведь только хотел дать ей прикурить. Ну, может, и не только, сказал я себе. Но она-то этого не знала. А если и знала? Что ж она тогда вырядилась, как невеста на нудистской свадьбе?

Я сидел, делая вид, будто ничего не произошло, и в этот момент вошел высокий симпатичный парень и заскользил в нашу сторону. Казалось, он не идет, а плывет по воде. Его золотистые волосы вились крупными волнами, голова высоко поднята, он рассекал воздух, словно двадцативесельная военная баржа викингов. С широкими плечами и узкой талией, он выглядел как человек, который ни разу не потел за всю свою жизнь.

Он подошел прямо к грудастой монголке и наклонился к ней, складывая рубиновые губы для поцелуя. Я подумал с некоторой тревогой: «Лучше не надо, старик, — ты ее не знаешь так, как знаю я». Он непринужденно клюнул ее в щеку.