— Так я же вам говорю адрес.

— Всё равно, без номера мы заявок не принимаем. Об этом давно известно.

У мальчика опустились руки. Что делать? Опоздать в школу или остаться еще на сутки без света?

Нет! Родители рассердятся, если будет второй такой вечер, как вчерашний.

И он вынужден был вернуться домой. Правда, на этот раз ехал, как настоящий пассажир.. .

… В школе прозвонил звонок. В класс вошел учитель.

— Подготовьтесь к письменной работе.

— Чернил нет, — ответили ученики.

— А почему не побеспокоились раньше? — строго спросил учитель.

— Чернила в шкафу, а ключ у дежурного.

— Кто дежурный?

— Павлик Рогатка.

— А где же он?

— На «колбасе» поехал! — отвечали ученики со смехом.

— Что это значит? — нахмурился учитель.

Ему рассказали, как Павлик ехал мимо школы, прицепившись сзади к трамваю.

Учитель не мог этому поверить. Как же так? Павлик Рогатка, такой хороший ученик, вместо того, чтобы идти в школу, катался на «колбасе», да еще тогда, когда в классе письменная работа, когда он сам — дежурный?!

— Не может этого быть! — сказал учитель. — Это даже слишком не только для него, но и для самого недисциплинированного ученика во всей школе.

— Да мы сами видели!

— Ну ладно, с этим потом разберемся. А теперь где хотите доставайте чернила.

В соседнем классе шел урок географии. Неожиданно открылась дверь и показалась голова ученика из класса, где учился Павлик. Учитель географии с удивлением взглянул на мальчика.

— Можно мне попросить у приятеля чернил?

— Надо было раньше думать, — ответил учитель. — Ну, скорее!

Ученик ушел.

— Так вот, мы говорили, — начал учитель, — что северные моря…

Дверь открылась снова.

— Позвольте попросить чернил…

— Что это сегодня такое творится?! — возмутился учитель географии.

— У нас письменная работа, а дежурный…

— Это не наше дело! Не мешайте!

Но тем временем кто-то уже подал мальчику чернильницу, и он удалился.

— Так вот, мы говорили, что северные моря…

Опять открылась дверь.

— Разрешите чернил попросить.

Учитель рассердился окончательно.

— Да что ж это такое, наконец?!

В других классах происходило примерно то же самое.

Дело дошло до того, что появился директор, стал наводить порядок.

И когда прибежал запыхавшийся Павлик, у него оказалось такое количество неприятностей, какого он не имел за целый год.

… Вряд ли кого-нибудь еще так ждали, как монтера в квартире Павлика. Можно сказать наверняка, — его ждали, как солнце, которое несет свет.

Каждый раз, чуть скрипнет дверь, — все бросались к ней, полные радостной надежды, а отходили грустные, потому что монтер всё не шел.

И вот, наконец, явился человек с сумкой; его встретили как дорогого гостя.

— Сюда, сюда, пожалуйста! — суетилась мама, подпрыгивал Павлик, кружилась Катя.

— Ничего, ничего, — стесняясь, отвечал пришедший.

— Нет, нет, пройдите, пожалуйста! Если бы вы только знали, сколько неприятностей было! — жаловалась мама, провожая гостя в комнату.

— А разве вы уже знаете? — спросил гость.

Мать с удивлением взглянула на него.

— Как же не знать, если пришлось пережить столько, что и рассказать нельзя!

— А может, тут совсем о другом, — улыбаясь, сказал человек и раскрыл сумку. — Может, сообщают приятное?

И он подал письмо.

— Почтальон! — вскрикнул Павлик.

— Почтальон! — произнесла мать.

— Почтальон! — повторила Катя.

— Да, — отвечал гость. — А вы думали — кто?

— Думали, — монтер… — смущенно отвечала хозяйка.

Когда возвратился отец, он первым делом спросил, был ли монтер. А услыхав, что еще не был, очень расстроился.

— Может, и сегодня он не придет?

И от этой мысли всем сделалось тяжко.

Только в пятом часу появился настоящий монтер.

Павлик не отходил от него ни на шаг и следил за каждым его движением.

Монтер подошел к счетчику, вывернул пробку, посмотрел: проводок, проходивший через нее, был цел. Ввернул ее обратно и вывернул вторую. В ней проводок был оборван.

— Я вам пока соединю проволочкой, — сказал он, — а вы купите новую пробку и поставьте сами.

Он взял тоненькую проволоку, обернул один ее конец вокруг медной шейки, а другой — вокруг металлического кончика пробки и ввернул ее на место.

Павлик внимательно наблюдал за его работой, всё примечал и, когда вспыхнул свет, задумчиво произнес:

— Это мы и сами могли бы сделать.

— Конечно, могли бы! Особенно, если купить новую пробку, — улыбаясь, сказал монтер, а затем добавил уже серьезно: — Но всё же имейте в виду: пользоваться «жучком» надо очень осторожно и только в крайнем случае. Если поставить проводок потолще, можно наделать беды не только себе, но и соседям. Лучше всего иметь запасную пробку; для этого никакой техники знать не требуется.

Когда монтер ушел, Павлику сразу стало и горько и жалко, что из-за такого пустяка пришлось вытерпеть столько невзгод.

Когда Клава вернулась домой, она еще в сенях услыхала, как ворчит мать:

— Вот несчастье-то на мою голову!

«Что случилось?» — тревожно подумала Клава и быстро вошла в дом.

Сначала она почувствовала приятный запах, а затем увидала, что мать печет на примусе оладьи, — и всё. Никаких несчастий, которые валились бы матери на голову, не было видно.

Немного странным казалось только, что мать точно приплясывала возле примуса.

Заплясала и Клава от радости.

— Ах, мамочка, как хорошо, что ты оладьи печешь!

— Есть-то их тебе хорошо. А вот попробовала бы сама печь на этой непослушной сковородке.

— Я помогу тебе, мама.

— Пользы мало от твоей помощи. Лучше сидела бы дома да занималась. Люди добрые спать уже собираются, а ты где-то ходишь.

— Я ведь говорила тебе, что у нас сегодня физкультурный кружок, — сказала Клава и пошла в комнату раздеваться.

Мать с проклятиями начала снова приплясывать возле примуса. Собственно говоря, плясала она не у примуса, а у сковородки, так как в ней-то и был корень зла.

А корень этот заключался в том, что ручка у сковородки держалась только на одной, да и то разболтавшейся, заклепке. От другой заклепки остались только две дырочки.

Для того, чтобы пользоваться такой сковородкой, нужно иметь квалификацию циркового жонглера, который может вертеть тарелки на палочке, держать их на одном пальце, ставить ребром их себе на нос и тому подобное.

К сожалению, мать такой квалификации не имела, поэтому сковородка ее не слушалась и вертелась, как хотела. А вертеться ей хотелось главным образом влево. Если ей это не удавалось, — то вправо. Держаться же прямо она отказывалась решительно.

Теперь нам совершенно ясно, почему мать приплясывала, злилась и ворчала.

Когда Клава снова вошла в кухню, мать ей сказала:

— На, пеки, пока я вынесу ведро.

Клава охотно согласилась. Одной рукой держит за ручку, другой переворачивает оладьи; всё идет хорошо.

Но как только сняла сковородку, — она круть — и оладьи полетели на пол. Клава подобрала оладьи и стала наливать тесто.

Тут пошло еще хуже. Только Клава нацелилась положить тесто, — сковородка наклонилась влево, и тесто поползло на табуретку. А когда следующую ложку теста Клава хотела положить на левую сторону, то сковородка наклонилась вправо.

Теперь и Клава хорошо поняла, отчего мать так злилась. Стиснув зубы, девочка воевала со сковородкой, пока ей не удалось кое-как положить две ложки теста. Да и то как попало, на разные стороны. Но Клава на это не обращала внимания, — только бы положить.