В июле 1940 г. в Берлин отправился министр иностранных дел в кабинете Ионаи — Сато. Он заверил Риббентропа, что Япония остается союзником Германии, но прежде всего должна успешно закончить войну в Китае. В интересах рейха, заявил он, оказать нажим на марионеток в Виши, чтобы они не сопротивлялись японской деятельности в Индокитае, так как это «идет на пользу союзным интересам и будет способствовать созданию нового порядка в Азии и Европе». Риббентроп обещал обсудить этот вопрос с правительством Виши, которое он предпочитал изображать как равноправного союзника Германии. В обмен за посредничество он потребовал, чтобы «Япония внесла конкретный вклад в борьбу за новый порядок, так как... германские солдаты ценой значительных жертв уже внесли большой вклад в эту борьбу».

Вернувшись в Токио, Сато сообщил правительству, что Германия вступаться за французские колонии в Азии не будет. Министр полагал, что Германия опасается войны с США, а победа над Англией отодвигается на будущее. Следовательно, с каждым днем заинтересованность Германии в союзе с Японией будет расти и Германия скорее закроет глаза на действия Японии в Индокитае, нежели лишится потенциального союзника в будущих битвах.

Французы располагали в Индокитае сравнительно слабой армией, рассчитанной в основном на подавление внутренних волнений. Из 100 тыс. человек 80 тыс. были местными жителями, подготовка которых и верность метрополии были невысоки. Французский флот также не представлял реальной силы — он состоял из нескольких устаревших кораблей, несших патрульную службу.

Второй этап наступления на Индокитай не заставил себя ждать. Еще не высохли чернила на первом соглашении с Францией, как последовало второе — о введении ограниченного контингента японских войск. По сообщению правительства Виши, «Франция сделала уступки Японии, ибо это единственный путь спасти то, что еще можно спасти в Индокитае». Протест правительства США не остановил японцев, которые начали без промедления направлять в Индокитай воинские подразделения по суше — из оккупированных провинций Китая — и морем. В частности, в первый же день вторжения в Ханой вошли транспорты с морской пехотой на борту. И снова это было сделано так быстро и решительно, словно транспорты уже дожидались в открытом море сигнала к высадке. В первый день были заняты также Хайфон и три аэродрома на берегу Тонкинского залива. Колонны автомашин с грузами, пытавшиеся при известии о появлении японцев прорваться в Китай, были перехвачены. О продуманности и заблаговременной подготовке операции говорило и то, что буквально в тот же день, когда военные транспорты начали высадку, в районе контрольных постов, недавно организованных японцами, и в городах, куда вошли японские части, появились японские торговцы и представители фирм, которые начали срочно скупать рис, каучук, уголь, олово. Деятельность их была успешной, потому что французские и вьетнамские торговцы понимали: то, что не продано сегодня, будет отобрано завтра. В результате в первые же дни были заключены сделки на огромную по индокитайским масштабам сумму — почти 50 млн. иен.

Вскоре обнаружилось, что японцы контролируют не только перевозки в Китай, но и все основные перевозки внутри французской колонии. Началась волна конфискаций стратегических материалов и сырья, не предназначенного для вывоза в Китай, и остановить этот грабеж было некому.

Разумеется, далеко не все в Индокитае были покорны японцам. Среди французской администрации и в колониальной армии с каждым днем все более популярными становились идеи Национального комитета «Свободная Франция», во главе с де Голлем, который призывал к продолжению борьбы с Германией. К сторонникам де Голля относился и губернатор Индокитая Катру. Именно он, когда премьер-министром Японии вновь стал принц Коноэ, обратился в Токио с резким протестом против деятельности японских войск и потребовал разъяснений относительно дальнейших намерений Японии. Ответ был сух и недвусмыслен. Коноэ сообщил губернатору, что Французский Индокитай включен в зону особых интересов Японии и она намерена расширить там свое военное присутствие.

Тогда Катру нарушил субординацию и через голову своего правительства обратился за помощью к Англии и США. Англия все еще продолжала оставаться в убеждении, что ее интересам в Азии ничто не угрожает, и защищать французские интересы не желала. В США же надвигались президентские выборы, и Рузвельт, выставивший свою кандидатуру на третий срок, опасался, что его выступление на стороне Катру приведет к потере голосов изоляционистов. Так стратегические интересы снова были принесены в жертву сиюминутным соображениям. Катру остался один, но не сдался. Он отправил в Вашингтон миссию во главе с полковником Жаком с просьбой предоставить администрации самолеты и вооружение, чтобы предотвратить оккупацию Индокитая Японией. Таким образом, французский губернатор первым вступил в войну с Японией в Юго-Восточной Азии и был всеми предан. Естественно, его карьера была погублена. Японцы, узнав о действиях Катру, сделали представление правительству Виши, требуя «прекратить антияпонские мероприятия». 20 июля было объявлено о смещении Катру и назначении на его место вице-адмирала Деку.

1 августа посол Франции в Токио Анри был вызван к новому министру иностранных дел Мацуоке, который предъявил ему требование создать на территории Индокитая военные базы и перевалочные пункты для снабжения японской армии. Посол сомневался, возможно ли выполнить это требование, фактически означавшее, что Франция вступает в войну против Китая. В ответ на это Мацуока произнес пылкую речь о стремлении Японии к миру в Китае, а в конце своего монолога предупредил Анри, что если Франция будет упрямиться, то Япония применит силу.

21 августа Мацуока вновь вызвал французского посла. На этот раз он объявил о желании Японии построить в Индокитае несколько аэродромов и обеспечить их гарнизонами общей численностью до 60 тыс. человек, а также взять под свой контроль железные дороги.

В течение 20 дней, прошедших между первым и вторым ультиматумом, Япония пыталась добиться дипломатической поддержки Германии. Уже 2 августа Мацуока телеграфировал Риббентропу с просьбой оказать давление на упрямых французов, но тот не ответил. 15 августа, прождав почти две недели, Мацуока вызвал к себе германского посла Отта и вновь произнес обширный монолог о неправильном поведении французского правительства, которое срывает мирную инициативу Японии. Отт заявил, что ответ из Берлина задерживается из-за упрямства правительства Виши, «влияние Германии на которое пока еще ограниченно». Влияние было достаточным, но оказывать его Гитлер не спешил.

В эти дни правительство Виши также попыталось получить поддержку. С этой целью оно обратилось к наиболее заинтересованной стороне — к Чан Кайши, информировав его о требованиях Японии; кроме того, французы просили довести их до сведения Англии и США. Подневольный союзник Германии пытался сопротивляться, обращаясь к своим бывшим союзникам. 26 августа Чан Кайши выступил с заявлением, в котором сообщил, что, если японский флот посмеет появиться в Тонкинском заливе, он прикажет своим войскам вступить в Индокитай. Никаких реальных возможностей сделать это у Чан Кайши не было — его войска, находившиеся в районе границ с Индокитаем, вряд ли могли противостоять массированному японскому вторжению, да и не было гарантии, что командовавшие ими генералы выполнят такой приказ своего главкома. Но для правительства Петэна это заявление было лучом надежды. А что, если Япония всерьез воспримет блеф Чан Кайши? Что, если твердый тон заявления китайского лидера объясняется тайными гарантиями, которые он успел получить от союзников? С явным облегчением в Виши было опубликовано коммюнике, где говорилось, что «Чан Кайши не станет испрашивать разрешения Токио, чтобы ввести свои войска в Индокитай, а это означало бы конец суверенному административному управлению Франции в Индокитае».

Японцы, ознакомившись с нотой Франции, также приняли во внимание возможность того, что Чан Кайши действует не только от своего имени. Поэтому возникла новая пауза. Но энергичная подготовка вторжения во Французский Индокитай продолжалась. Продолжался и дипломатический нажим. И французы постепенно отступали. 30 августа Франция признала за Японией преимущественное право на экономическое и политическое влияние на Дальнем Востоке и согласилась, что Япония получит преимущества перед третьими державами на территории Индокитая. Однако правительство Виши упорно отказывалось подписывать с Японией какое бы то ни было соглашение без предварительных гарантий неприкосновенности территории Французского Индокитая. Это Японию не устраивало. Никаких гарантий она давать Франции не намеревалась.