Как уже говорилось, Бирме предстояло стать первой и единственной колониальной страной в Юго-Восточной Азии, национальная армия которой должна была войти на ее территорию вместе с японскими войсками.

В декабре 1941 г. полковник Судзуки разработал и представил командованию «План операций в Бирме», в котором говорилось, в частности, что главной целью Армии независимости Бирмы будет помощь японским войскам во время военных действий. Командовать армией будет начальник «Минами кикан», т. е. сам Судзуки, подчиняющийся непосредственно командующему 15-й японской армией генералу Йиде. Как только японские войска укрепятся в районе Тенассерима, будет образовано правительство независимой Бирмы; контроль над государственной собственностью будет осуществляться АНБ. Последние пункты представляют наибольший интерес, поскольку, на наш взгляд, убедительно свидетельствуют о том, что военные планы японского командования предусматривали на первом этапе кампании оккупацию только Тенассерима. Война представлялась затяжной и трудной, а помощь бирманской армии и бирманского населения — чрезвычайно важной. Организацию в этих условиях под эгидой «Минами кикан» временного правительства Бирмы можно было только приветствовать.

Однако развитие событий обрекло план Судзуки на провал. Пока он изучался в кабинетах штабистов в Бангкоке и потом путешествовал в Сайгон, обстоятельства коренным образом изменились: английские войска быстро откатывались на запад, и японское командование с каждым днем убеждалось в том, что при завоевании Бирмы обойдется без помощников. Неудивительно, что в Сайгоне в январе 1942 г. к плану Судзуки отнеслись куда прохладнее, чем в декабре в Бангкоке. В результате 6 февраля 1942 г., в разгар боевых действий в Бирме, из штаба Южной армии последовало строжайшее указание отложить обсуждение независимости Бирмы на будущее, а пока обойтись военной японской администрацией. Вопрос же о независимости следовало решать только после окончания войны.

Это указание достигло Бангкока в середине февраля, а Бирмы, очевидно, лишь к марту. Таким образом, в начале войны командиры 15-й японской армии никаких инструкций о запрещении бирманским националистам, выступающим на стороне Японии, заниматься политической деятельностью, устанавливать местные органы власти и т. д. не имели. Разумеется, в зависимости от взглядов того или иного японского командира и решительности того или иного бирманского политика или офицера АНБ конкретные вопросы решались по-разному, но в целом реальной оппозиции возникновению местных бирманских органов власти в первые недели войны не было.

Дополнительную неразбериху в ситуацию внесла позиция японского кабинета, руководители которого, включая Тодзио, на первых порах выступали за предоставление Бирме независимости. Еще до того как Сайгон в этой независимости решил отказать, премьер-министр, выступая в парламенте 21 января 1942 г., заявил, что, «если Бирма решит сотрудничать с Японией в установлении Великой Восточноазиатской сферы сопроцветания, Япония с радостью предоставит Бирме независимость». Более того, в начале февраля в Сайгоне была получена телеграмма из Токио, в которой говорилось: «Продолжайте политику предоставления Бирме независимости либо незадолго перед оккупацией Рангуна, либо сразу после этого». Телеграмма достигла Сайгона 10 февраля, а решение ввести военную администрацию было принято командованием Южной армии 9 февраля. Поэтому приказ из Токио был положен под сукно, и о его содержании ни бирманцев, ни полковника Судзуки не информировали. Впрочем, через некоторое время и политики в Токио, опьяненные легкими победами и громадными приобретениями, решили, что нужда в националистах отпала. До сведения командования 15-й армии было доведено, что любая агитация в пользу независимости, «исходящая от коммунистов или либералов», не допускается и сами агитаторы должны безжалостно уничтожаться. Характерным симптомом изменения имперской политики был перевод Бирмы (как и прочих стран Юго-Восточной Азии) из ведения министерства иностранных дел в ведение контролируемого армией министерства Великой Азии, в задачи которого входило надежное прикрепление завоеванных территорий к японской военной машине. Конкретные акции этого министерства включали в себя отправку в Японию молодых бирманцев для обучения японскому языку и внедрения японского духа, привлечение в Японию бирманских миссий «доброй воли» и т. д.

Когда Судзуки узнал, что вопрос о независимости отложен на послевоенный период, он был искренне возмущен. В записке командованию он утверждал, что, «если Япония не признает независимости, за достижение которой так яростно сражаются бирманские националисты, бирманцы в конце концов обязательно поднимутся против Японии». Конечно, заинтересованность Судзуки в создании бирманского правительства объяснялась в первую очередь тем, что он рассчитывал быть в этом правительстве ключевой фигурой, однако нельзя отрицать и того, что Судзуки, имевший конкретный опыт работы в Бирме и знавший местную обстановку, был ближе к реальности, чем японские глобальные политики. Убеждение в том, что национальные силы можно игнорировать и достаточно армейских карательных органов, чтобы подавлять недовольство, сыграло впоследствии роковую роль в судьбе японских войск в оккупированных странах.

Армия независимости Бирмы была официально создана 27 декабря 1941 г. в Бангкоке. За день до этого было объявлено о записи в нее добровольцев. Слухи о том, что бирманская армия будет освобождать Бирму от англичан, широко распространились среди бирманцев, живших в Таиланде, и в первый же день в АНБ записалось более 200 человек. Кроме них в армии состояли «тридцать товарищей» и примерно 70 японцев, которые составляли штат инструкторов, а также обеспечивали ее связь с японским командованием.

Полковник Судзуки был торжественно введен в должность главнокомандующего АНБ в чине бирманского полного генерала. Генерал-лейтенантом стал капитан Кавасима, возглавивший тавойскую «группу войск», генерал-майорами — капитан Нода, назначенный начальником штаба, и Цукаса Судзуки — начальник медицинского управления. Лишь одна генеральская должность досталась бирманцу — лидер такинов Аун Сан получил звание генерал-майора с туманной должностью «старший штабной командир». Еще 11 японцев из «Минами кикан» стали полковниками и подполковниками АНБ, и лишь семь бирманцев из числа «тридцати товарищей» получили офицерские звания. Один из них, подполковник Бо Не Вин (впоследствии генерал Не Вин, после освобождения — министр обороны, а в 1962-1974 гг. председатель Революционного совета Бирмы, затем председатель правящей Партии бирманской социалистической программы), возглавил группу по саботажу и диверсиям за линией фронта.

Судзуки, достигший наконец-то реальной власти, старательно распространял слухи, что он Бо Мо Джо, сын принца Мьингуна, законный наследник бирманского престола, идущий освобождать свою родину. Этот слух проник в Бирму и попал на благодатную почву склонного к мессианским настроениям бирманского крестьянства — лишь за 10 лет до того короновался Сая Сан, возглавивший последнее большое крестьянское восстание.

31 декабря 1941 г. один из отрядов АНБ вошел в Бирму и вслед за японскими войсками стал продвигаться к северу по Тенассериму, помогая частям 55-й японской дивизии. Другой отряд был придан 33-й дивизии, которая готовилась к переправе через Салуин. Наконец, небольшая группа во главе с Не Вином проникла 2 февраля в Рангун, где приступила к организации подпольного сопротивления англичанам.

Появление в рядах японских войск бирманских отрядов имело огромный пропагандистский эффект. Современники вспоминают, что весть о приходе «своих» солдат обгоняла армию и толпы людей выходили на улицы, желая удостовериться в этом. Трудно сегодня установить, сколько добровольцев присоединилось к армии в первые же недели. Но можно быть уверенными в том, что генеральские чины руководителей АНБ уже к марту приобрели реальное значение. Минимальная численность армии к моменту вступления в Рангун — 4 тыс. человек — встречается в официальном английском источнике, максимальная — 150 тыс. — в «Истории бирманской армии». Очевидно, реальнее всего цифра, приводимая Ба Таном, директором Института истории вооруженных сил Бирмы, основывавшимся на современных документах, — 23 тыс. человек.