– Хм-м… Ладно, раз ты признался – ты прощён! – Кая одарили царственным взором, вначале слегка сердитым, но затем потеплевшим, – я ничего не имею против того, чтоб ты сам, как вот только что – пронёс меня на руках. До дворца папочки не так уж далеко: всего десять миль. Но чтобы пройти, нужно быть уверенными в безопасности…

Ты дракона-то – убил?!

– А почему тебя так интересует этот дракон? Он что – не выпускает тебя из замка?

– Нет, конечно. За всё время, что я здесь сижу, за все трина… – принцесса снова прикусила язычок, но быстро исправилась, – Этот вонючий монстр никогда даже не приближался к замку! Просто это было такое условие сделки отца с чародеем: тот, кто хочет получить меня в законные жёны, должен непременно убить зловредную тварюгу! Но ты так и не ответил!

Убил ты её?!

– Прости ещё раз, о звезда моих очей, но – не убил. И я не считаю его, то есть, дракона – злобным и вонючим.

– Как?! Но… Как же тогда ты попал сюда?!

Каю хотелось ответить: «так же, как и предыдущие восемнадцать кандидатов!», но он сдержался: джентльмен же, туды его в качель, соблюдает этот «придворный этикет»!

– Я просто… Поговорил с ним. И оказалось, что никакой он не злобный и не грязный. А очень даже приятный в общении дракон. Мы… Подружились.

– Ах, вот как! Да ты что?! Вместо того, чтоб отправить куда ей положено – в ад! – чёртову тварь, и получить меня в законные жёны, ты хочешь вот так, просто… Ты негодяй! Ты, ты… Меня использовал!!! Для удовлетворения своей похоти!!! А теперь ты…

Ну вот что, милый мой: выбирай: или ты немедленно оденешься, и пойдёшь и убьёшь проклятого монстра, или я…

Кай не стал слушать, что принцесса скажет дальше: его достаточно впечатлили налившиеся вдруг кровью глаза, зашевелившиеся, словно у ведьмы, волосы, и злобная гримаса, превратившая такое только что милое и гладкое лицо в морщинистую маску Горгоны-медузы!

Вскочить и выпрыгнуть в окно удалось почти мгновенно!

Поскольку принцесса явно такого не ждала, удлинившиеся вдруг руки с гигантскими жёлтыми когтями лишь чиркнули ему по спине: плевать на глубокие царапины!

Зато он смачно плюхнулся в покрытую ряской застойную лужу, гордо носившую название рва, и не столько переплыл, сколько перебрался вброд через оказавшийся на дне метровый слой вонючего ила. Так, по пояс в липком иле, он и выполз на другой берег рва.

Принцесса возникла в окне вновь в первозданно-чарующем виде:

– Милый! Вернись, я всё прощу!

Кай, даже не оглядываясь, ломанул со всех ног к лесу – только бы скрыться скорее за гущей кустов и в тени деревьев!

Боги! Во что это он только что чуть не вляпался!!!

В след ему неслись визгливо-оглушительные вопли, словно кто-то водил гигантской иглой по гигантскому стеклу:

– Ты пожалеешь! Сволочь! Мразь! Я пожалуюсь отцу, и он найдёт тебя на и краю света! Ты… Никогда не увидишь своего наследника, которого я тебе рожу! Ты всю оставшуюся жизнь будешь раскаиваться, что отказался от такой ослепительной красоты!!!

Кай мчался со всех ног, пока кромка леса не укрыла его, но всё равно: истошные вопли-проклятья достигали его ушей, пока не пробежал добрую милю!

Тут он наконец обнаружил давешний ручей, и плюхнулся в него прямо с головой!

Чувствовал он себя грязным и испачкавшимся. И – не только в тине.

Мытьё и «зализывание» душевных ран заняло добрых полчаса: он понимал, что к счастью, его «коготок» увяз в этой мышеловке ещё не слишком глубоко.

И слава Богу!

Но вот упоминание о его будущем наследнике…

Беспокоило.

Нельзя оставлять бедолагу-младенца на воспитание такой… такой…

– Мегеры!

Кай стремительно оглянулся: ну конечно: это из кустов высунулась ухмыляющаяся морда Честерра!

– Честерр! – Кай почувствовал и облегчение, и радость, но в то же время осадок от обиды ещё трепыхался где-то на самом дне совести, – Ты почему не предупредил меня, что принцесса…

– Хотел, чтоб ты сам всё понял. Это тоже – типа, такая проверка. На более высоком уровне. И я рад, что ты справился, разобрался, и прошёл. И довольно быстро. А насчёт твоего наследника, или наследницы – не беспокойся. Эта Светлана – бесплодна.

То же самое она обещала всем предыдущим восемнадцати кандидатам. Чтоб стать таким образом в их глазах ещё привлекательней. С другой стороны, если тебе всё же удалось свершить невозможное, и она и правда кого-то родит… Я помогу тебе этого кого-то, будь то мальчик или девочка, выкрасть. Устроит?

– Устроит. Но Честерр. Как же ты узнал…

– Что она тебе, да и остальным, пообещала? Хм. А я – старый, и не слишком обременённый моральными принципами, и сугубо людскими пережитками вроде совести, дракон. Я просто подслушивал под окнами.

– Честерр!.. – Кай почуял, как густой румянец заливает лицо и шею.

– Да знаю я, что я Честерр… Двести лет уж как я Честерр. Может, поэтому и жив до сих пор. Что руководствуюсь своими представлениями о том, как мне жить! А не вашей, людской, моралью!

Кай подумал, что оно и верно. Да и как бы смог выжить дракон – с таким странным набором предрассудков и убеждений, как то, что именуется человеческой совестью…

– Ну что, отмок?

– Отмок.

– Пошли тогда назад, в берлогу. Уж как-нибудь найду, во что тебя одеть, и чем накормить.

– Идём. И…

Спасибо!

3. Посвящение.

Рассказ.

(Глава из романа «Максимально доступные Боги».)

Глостер прикусил губы изнутри – так, что почувствовал солоноватый вкус крови во рту. Сглотнул. Но всё-таки заставил колени перестать выбивать дрожь, и шагнул вперёд.

Гигантские каменные изваяния, неподвижно замершие на постаментах, казалось, с презрительной иронией смотрели вниз, на очередного ничтожного червяка, пришедшего отдать им дань уважения, почитания, поклонения…

Поклонение.

Для этого он и пришёл сегодня сюда – выбрать себе Божество для поклонения.

Нет, не так: это Божество было ему изначально, с рождения, предначертано. Назначено. Кодексом. Определено по дате его рождения.

Раз он – водолей, ему положен Каризах.

Вот он: Глостер как раз стоит напротив его гигантской фигуры, похожей одновременно и на русалку, и на спрута… Если забыть на секунду о присутствующих на Церемонии жрецах, традиционно одетых в свои бело-голубые хитоны, и взглянуть в огромные пустые глаза, злобно-цинично упирающиеся в тебя с высоты сорока футов, где бы в огромном зале ты ни находился, можно со страху описаться: Божество, которое Гороскоп назначил ему в «покровители», выглядит омерзительно уродливым монстром.

Который по слухам – тот ещё душегубец. Недаром же столько моряков и торговцев отказались от такого Защитника и Покровителя.

Но это – уже когда они, в-смысле, эти люди, были в достаточно солидном возрасте.

И имели на то достаточно веские основания…

Менять Божество-покровителя можно не раньше, чем исполнится двадцать четыре года. Да и потом – не чаще, чем раз в двенадцать лет. А Глостеру сейчас – как раз двенадцать. Так что на ближайшую иллюриану он – раб вот этого. Существа. Бога. Пусть и одного из Верховных Божеств.

Но от этого почему-то менее страшно не становится.

А надо – пройти всё. До конца… Иначе его отец и вся Семья будут опозорены.

Нельзя сдаваться, и объявлять себя отступником от Веры!

Таких, вероотступников, везде презирают. Все. (Но почему-то такие люди всё-таки есть… И их, если вспомнить объективно, немало.)

Глостер приказал себе перестать отвлекаться на посторонние мысли.

Ему сегодня – двенадцать. И для него настал День официальной церемонии. Нужно «отдаться под крылышко» Бога-заступника. Вступить, так сказать, в лоно адептов Каризаха. И свято верить, что воплощение ужаса и злобы, если что, (тьфу-тьфу!) услышит. И на все униженные мольбы и прошения – отреагирует. Снизойдёт. Будет оказывать милость. То есть – помогать. Выживать в их суровом и лишённом иллюзий, мире.