Я подумал, слушая Потоцкого: "Наверно, и он, как Володя Горелов, был в комсомольской ячейке имени Тельмана или "Гамбургского восстания", платил членские взносы в МОПР и пел песни Эрнста Буша. Сильна интернационалистская закваска в старой "комсе"! Ведь в двадцатые годы чуть ли не каждый день мы ждали, что в Германии вспыхнет революция..."

С интернационализма я и начал выступление:

- Велика интернационалистская миссия нашей армии. Мы несем освобождение народам. И советский солдат должен нести высокие идеалы нашей партии в Европу. Крепость армии в крепости ее тыла: армия с пепелищем вместо тыла неизбежно обречена на поражение. Надо, конечно, и не терять бдительности. Военный совет завтра обратится с письмом к солдатам и офицерам по вопросу об отношении к немецкому населению. Товарищ Слащев, после совещания мы с вами займемся подготовкой письма.

После принципиальных вопросов разговор зашел о повседневной практике партийной работы.

- Большой приток в партию идет в последнее время, - говорил Ружин. - Я специально прочитал все, что есть у Ильича о приеме в партию. И на практике получилось, что там, где прием стал более строгим, сразу возросло число желающих вступить! Здесь есть над чем нам подумать.

Боярский стал рассказывать о формах и методах политработы в его бригаде. И работа была интересная, да и Боярский был мастером показать дело с наилучшей стороны.

- Вот как я оформляю благодарственные грамоты! - показал он лист великолепной меловой бумаги, на котором была красочно оформлена и отпечатана выписка из Приказа Верховного Главнокомандующего - благодарность войскам, занимавшим город. - Каждый боец бригады имеет такую - и не по одной. Грамоты подписываем вместе - Бойко и я.

- Где бумагу достал? Где так отпечатал? - сыпались деловые вопросы.

- Ну, товарищи, политотдел армии никогда не откажет на нужное дело, сказал Боярский. - Обратитесь к полковнику Журавлеву. Могу и вам дать в долг последние остатки бумаги, - сделал он широкий жест. - Отпечатал у же я в армейской типографии - только по знакомству сделали. Тут ничем помочь не смогу, изворачивайтесь сами. Для солдат, между прочим, вручение - большой праздник. Получит он вечерком, после боя, гляжу, на второй день в конверт грамоту вложит и домой шлет с письмишком. Как-то у рядового Бочкова я поинтересовался: что, мол, пишешь Прочел мне: "Посылаю дорогой документ, помести его в рамку и береги". Понимать надо!

Уже после войны мне самому пришлось бывать в домах у многих ветеранов нашей армии, и почти у каждого на почетном месте, под стеклом, как реликвия великих боев, хранилась благодарственная грамота.

Мезеритцкий орешек

Военный совет приступил к принятию решений во исполнение нового приказа фронта.

- Вот так задачка, - ворчал Михаил Ефимович, - форсировать Обру, овладеть Мезеритцким УРом и передовыми отрядами захватить плацдарм на Одере!

- Плюс надо продолжать блокирование Познани до подхода сил Чуйкова, напомнил Шалин. - Там придется, полагаю, задействовать всю группу Горелова: все-таки тридцать пять тысяч приходится держать в окружении.

Михаил Алексеевич еще раз провел курвиметром по карте.

- Маршрут нам дан более ста пятидесяти километров на запад!

- Так это - по прямой! - сердился Катуков. - А по прямой только птички божьи летают. Самолеты и те не всегда: обходят сторонкой зенитный огонь да всякие там воздушные ямы. Михаил Алексеевич, что известно об этом чертовом УРе?

Шалин обстоятельно дал справку, листая пачки разведдонесений.

Мезеритцкий УР, или, как его называют, Одерский четырехугольник, или, еще иначе, Восточный вал, построен до войны. Германия создала на обеих границах два однотипных вала: Западный, или линия Зигфрида, и Восточный - Одерский четырехугольник. Во время войны оба вала пришли в упадок, но сразу после битвы на Волге противник предусмотрительно приступил к перестройке и модернизации валов. Так что, если даже не считать до- , военных работ, валы готовились к обороне свыше двух лет. Результат на Западе известен: пять армий союзников полгода топчутся перед Западным валом, а американская танковая армия генерала Паттона все это время пребывает в бездействии.

- Понятно и нормально! - пожал плечами Катуков. - Это же неслыханный случай - танковой армии штурмовать готовый к обороне УР. Американцы по правилам действуют.

- Восточный вал состоит из двух линий, - продолжал Шалин.- Первая проходит по реке Обре и цепи озер. Здесь двадцать три дзота и восемь дотов, перед ними находится ров, сооружены бетонные надолбы. Но главная линия обороны идет дальше - между городами Мезеритц, Швибус и Цюллихау. Здесь построено от пяти до семи дотов и дзотов на каждый километр фронта, противотанковые рвы отрыты через каждые три-пять километров в глубину, установлены полосы железобетонных надолбов перед противотанковыми препятствиями и приготовлены канавы-ловушки для танков...

- Сильно!

- Почти сотня позиций для противотанковых пушек, двадцать три позиции для танков в качестве огневых точек. Имеются минные поля, но расположение их пока точно не установлено. Доты соединяются туннелями, которые протянулись на десятки километров. Есть и насосные, и электрические станции, вообще - богатое подземное хозяйство! Кроме того, система плотин на озерах приспособлена для возможного затопления водой любого из участков УРа.

- Так это ж, братцы мои, посильнее линии Маннергейма! - воскликнул Катуков. - Кириллович, так?

- Пожалуй, что и так. Дотов здесь больше, да и водной системы затопления там не было.

- Вспомни, как линию Маннергейма брали. Можем что-нибудь позаимствовать?

- Опыт этот вряд ли нам пригодится: ведь линию Маннергейма брали не танками. Ее артиллерией проламывали, пехотой брали. Да и сил было сколько? Там дивизия наступала в полосе двух километров! Бывало, что войска шли в три эшелона. Артиллерия била по дотам только прямой наводкой и, как правило, тяжелая. И все равно несколько выстрелов приходилось делать в дот, чтоб его разрушить, снаряд в снаряд всаживался. Сколько орудий мы в тех боях потеряли сами можете понять! Накроют нас минами, пока перетаскиваешь орудие на открытую позицию,- прощай, пушечка! Авиации тоже у нас было достаточно - сплошные эскадрильи летели, танки, конечно, тоже действовали, заходили дотам в тылы по ночам, но доты могли перекрывать друг друга огнем. Если б не саперы, вдвое больше времени провозились бы.

- Тяжело было брать?

- Очень тяжело!

- Сколько дано армии суток на взятие УРа, товарищ Шалин?

- Не больше двух, товарищ командующий - ответил Шалин. - Через четверо суток, согласно приказу, надо уже выйти на Одер.

- Да, войск у нас, конечно, поменьше, чем было на Карельском перешейке! решительно сказал Катуков. - Зато есть теперь опыт, есть такое вооружение, о котором тогда могли только мечтать. История войн подобного не знает - танковой армии брать мощнейший укрепленный район!.. Ну что ж, не знала, так будет знать, что был такой случай,- закончил Катуков после паузы.- Сами же напросились у фронта. Взялись за гуж - не говори, что не дюж! Будем принимать решение.

Примерно через час Никитин доложил: прибыли командиры соединений и начальники политотделов.

- Что ж, начнем расширенный Военный совет,- сказал Катуков.

Шалин стоит около карты, разглядывая ее в последний раз перед докладом и постановкой задач корпусам. Участок, куда нам предстоит наступать, напоминает мешок. На правом фланге, параллельно маршруту, опять течет с востока на запад - тьфу, будь она неладна - Варта! На левом фланге так же протянулся Одер - они образуют как бы стенки, а через полтораста километров Одер вдруг круто поворачивает к северу, поперек нашего курса, и сливается с Вартой, закрывая мешок с днища. Сюда мы и должны сунуться головой. Вдобавок мешок этот природа дважды зашила: у самой горловины, от Одера до Варты, протянулась река Обра с цепью озер, а на главной линии УРа, то есть немного отступя, идут почти непрерывным строем озера, вытянувшись с севера на юг, как будто специально мешая нашему движению. Пучок красных стрелок разбежался по карте во все стороны, продырявливая этот четырехугольный мешок. Одна из них резко рванулась вправо, на самый север, - там, на Варте, примостился городок Бирнбаум,- другая проткнула мешок насквозь и вышла к Кюстрину, третья насадила на самый острый кончик далекий Франкфурт-на-Одере.