У Коли Круглова и его подручного Владимира Сокола завтра выходной. Если сегодня к вечеру сесть на обычного двувесельную лодку, то через три часа вполне свободно, без особого труда можно быть на острове. Трудности такой вылазки не только не пугали, а захватывали их.

С завода в общежитие возвращались вместе. По дороге Коля заглянул в книжный киоск, купил себе пачку бумаги.

— Зачем так много? — Удивился Владимир.

— Разве это много?.. Мало.

— А ты разве стихи пишешь?

— Пробовал. Даже печатали когда-то в пионерских газетах. Теперь не пишу. Бросил.

— И я писал, да бросил, — засмеялся Владимир. — А зачем же бумага?

— Зачем? — то ли себя, то ли Владимира переспросил Коля. — Эх, Володька!.. Даже не знаю, говорить ли тебе. Пишу понемногу.

— Значит, прозу?..

— Прозу. Боюсь, что скажут — рано. Ну, да ничего. Посылать в редакцию не буду спешить. Пусть отлежится. Подумаю. Чтобы не получилось так, что яйца кур учат. Не успел к мартену встать, а уже спешит опытом поделиться. А писать хочется. О многом подумал. Есть что сказать.

— Чего же ты сомневаешься? Если это пойдет людям на пользу, то кроме доброго слова никто ничего не скажет.

Они уже успели подружиться, и поэтому Владимир разговаривал с Колей, как с равным, позволял себе иногда выражать некоторые мысли по поводу работы, но еще больше расспрашивал, слушал, советовался.

После того как завод принял от строительного треста новое общежитие, Коля попросил для себя отдельную комнату. Он решился на это только потому, что очень часто засиживался за столом до поздней ночи и не хотел нарушать отдых товарищей.

Новое общежитие сталеваров имело хорошую репутацию. Широкие, длинные коридоры и вестибюли были устелены коврами и ковровыми дорожками. На каждом этаже за столиками сидели дежурные, отвечающие за чистоту и порядок в комнатах. Каждые две комнаты имели свой душ, свою ванну. Поскольку в общежитии жили только неженатые, на первом этаже находились столовая и мастерская по ремонту одежды. Общежитие часто навешал Доронин. Не обходил его своим вниманием и Солод.

Колина комната выходила окнами на сквер. У окна стоял письменный столик, рядом — шкаф с книгами, а у стены лежали какие-то странные чугунные шары, соединенные чугунными перемычками. Владимир поднял два таких шара. Тяжелые. Но в целом небольшие — можно перебрасывать одной рукой. Раньше он их почему-то не замечал в Колиной комнате.

— Что это за диковинка? — Удивленно спросил Владимир.

Коля засмеялся

— Разве ты не знаешь?.. Это каждый школьник знает. — И, взяв в руки чугунные шары, начал гимнастические упражнения. — Это гантели.

Теперь уже смеялся Владимир:

— Вот что!.. Действительно, не знал. В селах на Винничине в ​​таких случаях идут или сено косить, или снопы в молотилку бросать. Даже когда он счетовод...

Коля задумчиво посмотрел на Владимира.

— Ты зря смеешься. Физический труд на селе многограннее и разнообразнее. В этом ваше преимущество... Автоматика — хорошее дело. Но человеческие мышцы требуют действия. Гантели — это не то. Не каждому по душе. В каждом реальном труде есть цель. А тут какая цель?.. Чтобы мышцы не повисли, как веревки. И только... Мне кажется, над этим еще люди будут думать. — Коля, перебросив в руках гантели, продолжал: — Вот ты, например. И рабочий, и крестьянин. Я тоже сумею стать крестьянином. Не боги горшки обжигают... Правда? И мы сможем меняться. Ты в колхозе, а я — на заводе. Затем наоборот... Разве плохо? Одной профессии для человека мало. Может, при коммунизме люди так и будут делать...

Они долго спорили по поводу этого, пока Владимира не заинтересовал другой вопрос.

Просматривая книги в Колиной библиотеке, Владимир обнаружил схемы, сделанные рукой Круглова. Схемы изображали последовательность загрузки печи. Владимир спрашивал:

— Почему мы засыпаем слой руды, затем слой известняка, затем снова слой руды?.. А я видел — заваливали так: на под сыпали всю руду, а на нее весь известняк.

Коля, не скрывая ироничной улыбки, спросил:

— И какие же выходили у них результаты?

— Хуже, чем у нас, — ответил Владимир. — Но они не верили, что это зависело от последовательности завалки.

— Не верили! — Почти сердито воскликнул Коля. — Конечно, не только в этом дело. Но последовательность загрузки имеет большое значение. Ну, как тебе это объяснить проще? — Коля задумался, подошел к открытому окну, потом схватил Владимира за руку, показал на асфальтовую дорожку между тщательно подстриженными кустами желтой акации. — Видишь эту дорожку?

— Вижу, — ответил Сокол, бросив на Колю удивленный взгляд.

— А ты замечал, как наш дворник зимой посыпает ее солью? Знаешь, для чего он это делает?

— Ну, как же! — Обиделся Владимир. — Известная истина. Еще в седьмом классе учитель объяснял.

— Ну, ну! Говори, — улыбаясь, настаивал Коля.

Владимир покраснел.

— Это что, экзамен?.. Тогда ставь зачет, потому что знаю. Лед тает при температуре ноль градусов. А когда лед посыпать солью, он тает при значительно более низкой температуре — минус десять, минус пятнадцать градусов. Вот потому-то иногда перед подъездами домов... Ну, ясно, кажется, — недовольно оборвал Сокол. — Но какое это имеет отношение к завалке печи?

— Имеет! — Нетерпеливо воскликнул Коля. — Для чего нужен в мартене известняк? Он является составной частью шлака. А при помощи шлака мы освобождаем сталь от вредных веществ — от фосфора, серы... Я тебе это уже объяснял. Помнишь? — Владимир кивнул головой, а Коля продолжал: — Но известняк плавится при очень высокой температуре — две с половиной тысячи градусов. А вот руда с известняком образует такие соединения, которые плавятся при температуре тысяча двести... Это то, что нам надо. Понятно?.. Итак, если завалить руду и известняк в две большие кучи, реакция будет проходить медленно, а если их перемешать, то известняк очень быстро вступит в реакцию с рудой, быстро образуется жидкий шлак... Дворники ведь не насыпают соль кучами. Потому что тогда лед растаял бы только под кучей...

— Интересно, — удивлялся Владимир. — Так просто!.. Ты об этом также пишешь в своей книге?

— Нет, — улыбнулся Коля. — Об этом написал еще Макар Мазай...

В дорогу они взяли на целые сутки еды, солдатскую плащ-палатку и военный котелок, мечтая наварить ухи.

И Владимир, и Коля одинаково любили природу. Когда они прыгнули в лодку и оттолкнулись веслом от берега, уже начинало темнеть. Небо на западе багрово светилось в последнем свете солнца, которое как раскаленный медный шар, близкий и большой, наполовину скрылся за дубравой. Вода тоже отсвечивала горячим багрянцем. То тут, то там вскидывалась рыба, и тогда по воде расходились огненные круги.

— Как из расплавленного металла вскидывается, — тихо сказал Коля, бросив весла и зачарованно оглядываясь вокруг.

— Ты и здесь о металле не забываешь. Видно, что когда-то стихи писал.

Когда они проплыли километров пять, небо вдруг потемнело. На Днепр надвинулись тучи, словно на него кто-то издали набросил огромную лохматую бурку. А через минуту пустился густой, косой дождь. Ребята накрылись плащ-палаткой.

— Этого еще не хватало!.. Нам-то ничего, так воды же в лодку нальет, — невесело сказал Коля. — И спрятаться негде.

Но вот они увидели перед собой темные контуры баржи, стоящей на приколе почти у самого берега. Баржа, видно, была сделана из старого парохода, потому что, подъехав, парни заметили у нее по бокам большие площадки, под которыми когда-то крутились колеса.

Однако парни переоценили удобство этого укрытия. Волна качала лодку с такой силой, что они то и дело сталкивались лбами то друг о друга, то о железные кронштейны​​ под палубой. Пришлось удерживать лодку от ударов о баржу, схватившись руками за железный крюк.

— Бр-р-р... Эх, Коля! Вот бы костер разжечь, — сказал Владимир. — Давай хоть споем, чтобы согреться. Давай?..