Господин советник без репутации. Ах, разумеется, нет.

Госпожа, которая летала на высоте 3200 метров. А вы не будете против, если и я пойду вместе с вами?

Госпожа советница с репутацией. Да, да, пойдемте с нами!

Господин советник без репутации. (уходя). Боже мой, боже мой! Какую злую шутку может сыграть с человеком случай!..

Госпожа советница с репутацией. Я же просила тебя не говорить больше ни слова об этом! Спокойной ночи, господа! (Уходит, далее не взглянув на Жана. Вместе с ней уходят Господин советник без репутации и Госпожа, которая летала на высоте 3200 метров.)

Господин без совести (после долгого молчания, Послевоенному господину). А мы чего ждем? Когда корабль тонет, то крысы разбегаются.

Послевоенный господин. Правильно! Подождите меня, вместе пойдем. (Подходит к Жану.) Что, побратим, здорово тебе судьба прищемила хвост! Теперь тебе остается только забиться под стол и лаять: «гав, гав, гав, гав!»

Жан. Послушай, я тебе по-братски скажу…

Послевоенный господин. Тссс!.. Если я тебя назвал побратимом, так это мое дело; а ты не смей. Ты вычеркни это побратимство. Я был побратимом с господином Йованом Тодоровичем, а не с Жаном. Понятно? Ничего не поделаешь… Ошиблись и я, и ты.

Жан. Так я же вам говорю, я не жалею…

Послевоенный господин. А тебе и жалеть не о чем. Ничего ты не имел, ничего не потерял! целый месяц пожил, как миллионер, видел, как это бывает – ну и хватит с тебя. Ты не потерял ни одного динара, но, видишь, как тебя сразу покинули и честь и уважение. Видишь, они даже забыли пожелать тебе спокойной ночи. А за несколько минут до этого они кричали тебе «живео» и радовались, если ты удостаивал их взглядом. Такова жизнь. Испокон веков так заведено: если у тебя есть деньги – «живео», а если денег нет – то нет далее и «спокойной ночи». Сегодня это случилось с тобой, завтра случится со мной. Вот потому-то я и охраняю свою честь и доброе имя. (Достает из карманна ключи от кассы.) Видишь? Что это, по-твоему? Это, брат, ключи от моей чести и от моего доброго имени. Я знаю, как их хранить, чтоб, не дай бог, судьба не вздумала и мне наступить на хвост. Ну, ладно, я пошел, прощай, Жан! (Жмет ем, у руку.) Спокойной ночи, господин Маткович! Идемте!

Господин без совести. А вы останетесь, господин Маткович?

Маткович. Я остаюсь…

Послевоенный господин. Ну да, у вас другое дело… Спокойной ночи!

Господин без совести. Спокойной ночи!

Уходят.

III

Maткович, Жан, Маришка.

Маткович в глубоком раздумье сидит на стуле, одиноко стоящем в стороне от стола, за которым пировало общество.

Продолжительная пауза.

Жан (все еще сидит на своем месте, как прикованный, и растерянно смотрит то на двери кофейни, за которыми скрылась Маришка, то на Матковича. Иногда взгляд его скользит по плафонам над его головой. Наконец приходит в себя). Господин Маткович!

Маткович (ласково). Что, Жан?

Жан. Я, ей-богу, ни о чем не жалею…

Маткович. А о чем тебе жалеть? Разве о том, что они ушли?

Жан (после продолжительной паузы вскидывает голову). Господин Маткович.

Маткович. Что, Жан?

Жан. Можно мне теперь поговорить с Маришкой?

Маткович (вскакивает). Ох, а мы про нее совсем и забыли. (Подходит к дверям кофейни.) Маришка, идите сюда!

Маришка (входит и в недоумении останавливается, видя, что за столом никого нет). Как, разве все уже ушли?

Маткович. Да, остались только мы. И очень хорошо, что больше никого нет. По крайней мере здесь, в своей семье, никто не помешает нам поговорить серьезно. Жан!

Жан (который вскочил со своего стула сразу же, как только вошла Маришка). Что изволите?

Маткович. Сбросьте вы эту ленту… и звезду тоже. Все это ложь, все это куплено за деньги. Это не для вас. Да это вам и не нужно!

Жан (сбрасывает ленту и звезду). На дьявола мне это нужно!

Маткович (достает из кармана своего пальто, переброшенного через спинку одного из стульев, завернутую в газету салфетку, которую он взял еще в клубе). Вот ваше отличие. Возьмите эту салфетку. Эта та, которую я взял у вас в клубе и сохранил до этих дней…

Жан (берег салфетку, боязливо). А это… скажите, могу я поговорить с Маришкой?

Маткович. Да чего же тут говорить? Подойдите, обнимите ее!

Жан. Сию минуточку! (Подскакивает к Маришке и крепко обнимает ее.) Маришка, радость-то какая! У меня больше нет денег!

Маришка (недоверчиво). Это правда, господин Маткович?

Маткович. Разве я вам не говорил, что так будет?

Жан (обнищает Маришку). Теперь ты видишь, что я тебя не бросил?

Маришка. И ты больше не вернешься к ним?

Маткович. Нет, Маришка, теперь он останется здесь, возле вас. Хозяйничайте вместе в этой чудесной кофейне. Он унаследовал как раз столько, сколько нужно было для того, чтобы купить этот домик и эту кофейню.

Маришка. И больше ничего?

Маткович. Больше ему и не нужно.

Маришка (все еще не верит). И мы теперь остаемся здесь вместе?

Жан. Да, в нашей кофейне.

Маришка. В твоей кофейне. Я ведь ее купила на твое имя.

Жан (восхищенно). Маришка!

Маришка (счастлива). Боже! Боже мой! Как же это вдруг!

Жан (подходит к Матковичу). А деньги, которые вы на меня потратили, мы вернем, господин Маткович, только, конечно, мы не можем сразу.

Маткович. Ничего вы мне не должны. Считайте все это моим свадебным подарком.

Жан (удивленно). Столько денег!

Маткович. А теперь, Жан, забудьте об этом. Считайте, что все это был удивительный сон. Но сейчас вы уже проснулись. Протрите глаза и принимайтесь за дело!

Жан и Маришка с желанием, радостно берутся за дело: относят посуду, вытряхивают скатерти, раздвигают и накрывают столики.

IV

Редактор, те же.

Редактор (в распахнутом пальто). Я, кажется, опоздал?

Жан. Добрый час. Что изволите?

Редактор. Спасибо. Я ничего не хочу! (Матковичу.) Значит, комедия окончена?

Маткович. Да, дорогой мой, комедия окончена. Мистер Доллар исчез – и рухнуло все, что основывало на нем свое бытие: продажная дружба, любовь, честь и почести; все, все, все погребено под развалинами храма, которому сама жизнь подпилила столбы. Как видите, все разбежались, остались только эти двое счастливых, счастливых потому, что они не были рабами мистера Доллара.

Редактор. Жаль, что я не видел, как они разбегались.

Маткович. Так лучше, иначе они опротивели бы вам еще больше!

Редактор. А что же будет теперь?

Маткович. Теперь… видите… работа и труд. (Показывает на Маришку и Жана, поглощенных работой.) Счастье без труда – сплошная ложь, а труд – истинная правда. Только труд – единственная прочная основа настоящего счастья!

Издали доносится фабричный гудок.

Слышите?

Редактор. Да, уже светает. Фабричный гудок возвещает начало нового дня.

Маткович. Фабричный гудок – это тот же колокол, который зовет к заутрене. Верующие, молитесь! Но молитесь не золотому тельцу, а благородному хозяину мира – почтенному труду. (Подходит к забору.) Взгляните, при первых лучах восходящего солнца расползается туман и исчезает мрак. Там, вдали, идут люди, много людей – мужчины, женщины, дети, – они идут навстречу заре. Они тоже верующие. Мозоли на их руках заменяют им хоругви, им не нужны золотые паникадила. Они верят в труд. И только они, люди, верящие в труд, смогут разрушить безбожное царство мистера Доллара!

Редактор подходит к забору, задумчиво смотрит вдаль.

(Садится на стул лицом к зрителям, достает сигарету.) Жан!

Жан (подбегает.) Что вам?

Маткович. Зажгите мне сигарету!

Жан. Пожалуйста! (Зажигает сигарету и опять возвращается к работе.)


Перейти на страницу:
Изменить размер шрифта: