- Подожди, не мешай... - мальчик отвернулся от нее и вновь спросил: А почему, домисто Микаэль, вы себя называете то славянином, то росичем?

- Потому что племя наше славянское, а жили мы на реке Рось и, чтобы отличаться от других племен, называли себя росичами, что значит с Роси, объяснил Микаэль.

- Домисто Микаэль, а ты можешь меня выучить, как из разных знаков, которые пишут палочкой на выделанной коже или на глине, складывать слова? Я видел, так делал мальчик в верхнем городе, он объяснил мне, что складывать из знаков слова называется чи-та-ть, а изображать знаки пи-са-ть...

Задумавшийся было Марион, услышав просьбу сына, поднял голову и неожиданно сурово сказал:

- Послушай, Геро, ты сын воина и сам будущий воин. Тебе не нужно знать того, что знают мальчики из верхнего города. Жизнь слишком тяжела для простых людей, и тебе нужно знать лишь то, что тебя будет кормить. Ты понял? Сейчас поужинай, и мы займемся с тобой делом.

Сникший было мальчик, услышав последние слова отца, обрадованно сверкнул глазами. Заняться делом означало, что отец после ужина будет показывать ему приемы рукопашного боя. Он вприпрыжку побежал в дом, но Витилия уже опередила его и появилась в дверях, прижимая к себе обеими руками бронзовый щит отца.

- Меч я не могла вытащить из ножен, он слишком длинный и тяжелый, объявила она, отдувая упавший на глаза кудрявый локон, и, приблизив губы к уху брата, шепотом сказала:

- Геро, отец хочет нас увезти в горы. Он ждет, когда в городе появятся сородичи. Правда, хорошо? Ну, неси скорее меч!

Внутри дома было две комнаты, разделенные плетенной из прутьев и обмазанной глиной перегородкой. Двери в перегородке не было, проем входа занавешивался пологом. В первой, большой комнате жили мать, отец и Геро, во второй спала Витилия и хранился сундук с приданым сестры и зерно в потайной яме.

В большой комнате, потрескивая и чадя, горел светильник, подвешенный на стене, тускло освещая зимний очаг - обложенное камнями небольшое углубление с нависшим над ним вытяжным дымоходом, напоминающем закопченный кузнечный мех, сужающимся концом уходящий в отверстие в потолке. Дымоход был изготовлен из ивовых прутьев, обмазанных глиной. Слева из полутьмы выступали огромные, почти в рост мальчика глиняные кувшины. В них держали зерно и воду. Рядом, на крепком деревянном табурете виднелись два каменных круга в локоть шириной, один с отверстием посредине и широким округлым желобком, другой - с двумя каменными пальцами на противоположных сторонах круга. Сложенные один на другой, они образуют зернотерку, на которой мать Геро мелет муку. Обычно в зимнее время возле очага стояла широкая лавка, на которой громоздились малые кувшинчики, глиняные чашки, горшки для варки мяса и похлебки. Сейчас эта лавка вынесена во двор. Возле дальней от входа стены - крепко сколоченный дощатый помост, прикрытый бараньими мягкими шкурами. Слева от помоста, на обмазанной глиной стене, висит оружие отца: кольчуга с короткими рукавами, изготовленная Микаэлем из множества мелких вороненых колец, лук в кожаном налучье, со спущенной тетивой и меч в ножнах. Марион иногда доверяет сыну точить свой громадный меч на точильном камне, и хотя Геро для своего возраста весьма росл и силен, мечом он может взмахнуть, лишь держа его обеими руками, да и то с трудом. Впрочем, и не каждому мужчине он под силу.

Возле горящего светильника кружились ночные бабочки, залетевшие в крохотное оконце из темноты на свет. Оконце на зиму закрывалось бычьим пузырем, растянутым на деревянной раме. Сейчас рама была вынута, и в комнату вливалась ночная прохлада.

Геро бережно снял со стены меч, вынул его из ножен и на миг замер, держа тяжелую холодную сталь на весу. Чудесно пахло оружие, пахло кожей, железом, потом. Томительно-сладкое чувство восторга, упоения, надежд пронизало все существо юноши. Ах, скорее бы вырасти! Бессчетное число раз Геро примерял шлем и, грозно насупив брови, расхаживал с мечом по комнате. Как волновали его рассказы отца, как будоражили воображение!

Ужинали во дворе. На плоском камне возле очага мать нарезала сыр, положила на дощечке вяленое баранье мясо, подала в горшке дымящуюся мучную похлебку с чесноком.

Когда все уселись и выжидательно замолчали, Марион взял кусочки сыра, мясо, бросил в жарко пылающий огонь. Пламя взметнулось, весело затрещало, пожирая подношение. Марион торжественно произнес, обращаясь к очагу:

- О великие предки! О могучий Нишу - охранитель наш! Мы помним о вас, молимся за вас! Пусть будет светел ваш мир, блаженство да будет! Защитите же и вы нас от всех болезней, напастей и бед грозных. Мира и благополучия роду нашему пожелайте!

Микаэль принес для детей гостинец - горшочек меда, купленный у купца из Ширвана. Когда сняли тряпицу, прикрывающую горловину горшочка, разлился такой восхитительный аромат, что Витилия восторженно взвизгнула.

После ужина отец велел взять кинжал и щит. Геро вскочил, снял с ветки висевший на ней, сплетенный из ивовых прутьев щит и пошел вслед за отцом. Отец, не обращая внимания на сына, сделал несколько шагов, держа меч в опущенной руке, и вдруг, молниеносно повернувшись, направил острие меча в грудь Геро. Но как ни было неожиданно и стремительно его движение, сын успел уйти из-под удара, прикрывшись щитом и резко бросив свое тело влево. И лезвие скользнуло вдоль щита и было отброшено щитом. Марион только одобрительно хмыкнул, Витилия хлопнула в ладоши, а Микаэль выкрикнул, улыбаясь:

- Не поздоровилось бы тебе, Марион, будь у него настоящий щит и меч! Придется подарить ему и то, и другое! Молодец, Геро!

- Я Геро, сын Мариона!.. - гордо воскликнул мальчик, но тут же замолчал, потому что отец нанес рубящий удар сверху, и Геро опять прикрылся щитом, и, когда обрушивающаяся сверху сталь коснулась щита, быстро опустился на правое колено, смягчая удар, и, в свою очередь, наклонившись вперед, коснулся своим кинжалом незащищенной ноги отца.

Потом Марион показывал приемы рукопашного боя одного воина сразу с несколькими противниками, с бешеной силой вращал над головой меч, не давая приблизиться на расстояние пяти шагов, и от его мечущегося по двору тела поднялся ветер, задувая пламя очага и колебля его.

Учил:

- Всегда следи, чтобы за спиной оставалось свободное пространство для передвижения, но если противник оказался позади, заметь, где он, и жди. Он бросился на тебя! Ты - вперед! Передний занес меч, скользни под его руку! Главное, чтобы он нанес удар - рубящий или колющий. Тот, кто нападает сзади, пытаясь настичь тебя, тоже ударил. Он не может не ударить! Ты близко - искушение слишком велико! Быстро уходи влево! Противники столкнутся. Руби обоих! Действуй быстро! Как можно быстрее! Почему влево? Думай! Отвечай!

У Геро от возбуждения разгорелись глаза. Он наслаждался пусть не настоящим, но все-таки боем, наслаждался ощущением собственной силы, ловкости, неутомимости. Он успевал следить за каждым движением отца, каждым неожиданным его выпадом, успевал защищаться, стремительно атаковать.

- Хорошо! - говорит не знающий устали отец.

- Молодец, Геро! - улыбается седобородый Микаэль.

Решения приходят, как будто кто-то их выкрикивает прямо в уши. Подсекающий удар сбоку... прыжок вверх! Меч отца свистит под ногами... Отец пытается поймать Геро свободной рукой за ногу, чтобы сделать подсечку, Геро в прыжке заносит босую ногу, опирается на склоненную спину отца, отталкивается, тело его, получив дополнительный толчок, взлетает, наклон вперед, падение головой вниз, сжаться, перекат, и Геро встает на ноги в десяти шагах от изумленного Мариона, успев заметить в падении и тревожную улыбку матери, и зеленую мерцающую звезду над крышей дома, услышать восторженное аханье сестры.

Побледнело небо над морем, и взошла багрово-красная луна, освещая город призрачным светом. Все реже стучали молоты по наковальням в кузнечных мастерских, изредка в переулках взлаивали собаки, сыто мычала корова. Прошли по переулку, громко и грубо разговаривая, несколько стражей порядка, торопясь куда-то по своим ночным делам, один из них, не видимый со двора, приостановился, попытался заглянуть поверх калитки, что за шум во дворе, даже нерешительно окликнул, но, узнав Мариона, поспешно удалился, громко стуча сапогами.