Я смотрю на него:

– Вы жили один с дочерью?

– Моя жена умерла при родах дочери, и я воспитал ее один... Я...

Понятно: отцовская ревность!

– Сколько лет вашей дочери?

– Двадцать шесть.

– Могу я вам задать один... гм... деликатный вопрос?

– Задавайте!

– Вы, доктор, более чем кто-либо другой должны понимать, что молодой женщине нужен... друг...

– Согласен!

Его лицо нейтрально, как Швейцария.

– Но вы ссоритесь с любимой дочерью только из-за того, что она завела себе любовника?

– Я поругался с ней не из-за того, что она завела любовника... к тому же я полагаю, он у нее не первый. Мы поссорились, потому что этим любовником был Парьо...

– Правда?

– Правда!

Он очень четок!

– В чем вы его упрекаете?

– У него криминальное прошлое, вот и все. В этом вопросе порядочный человек не может пойти на компромисс!

– Криминальное прошлое...

Я вдруг становлюсь похожим на лопуха. А я-то, наивняк, приперся сюда, даже не зная, что у Парьо были судимости...

– И богатое у него это самое прошлое? – спрашиваю.

– Слишком богатое, чтобы входить в число моих знакомых.

– Как вы это узнали?

– Это вы, комиссар, задаете мне такой вопрос? Вам разве неизвестно о существовании частных сыскных агентств, в которые можно обратиться, когда хочешь получить информацию об интересующем вас человеке?

– Совершенно справедливо, – соглашаюсь я. И добавляю: – Вы ведь не очень любили Парьо? Пожалуй, даже совсем не любили...

– Скажу прямо: я его ненавидел.

– Эта откровенность делает вам честь, доктор...

И, произнося эти слова, я думаю, что все актеры этой драмы откровенны... За исключением Джо Педика.

Да, они откровенны: Парьо был откровенен, слишком откровенен... Он сразу же рассказал историю своих отношений с Бальменом... Эскулап откровенен...

Скажу вам начистоту: я начинаю плавать и никак не могу составить себе четкое мнение о деле...

– И последний вопрос, доктор: вы не убивали Парьо, не так ли?

– Нет... – отвечает он. – И поверьте мне, комиссар, очень об этом жалею.