– Ты вчера был не в своей тарелке! – заявляет Фелиси, когда я выхожу из моей комнаты.

Я даю ей единственное, способное успокоить ее объяснение:

– Мне нездоровилось. Я вчера пообедал в ресторане, где в еду кладут слишком много масла.

– А! – торжествует она. – Я так и знала... – Потом качает головой и шепчет: – Вот, сынок, я всегда говорила, что лучше купить кусок ветчины и съесть его на скамейке, чем ходить во второразрядные рестораны. Ты испортишь себе желудок!

– Ты права, ма...

Она выдает мне длинную речь о современной системе общественного питания, употребляя выражения, заимствованные из журнала «Здоровье», который она выписывает.

Я слушаю звук ее доброго голоса. Эта музыка стоит для меня всех симфоний. Вы скажете, что я впадаю в сентиментальность, но это правда – я люблю мою старуху.

– Тебя к телефону. Твой шеф, – говорит Фелиси, когда я сую в рот намазанный маслом кусок хлеба, широкий, как Елисейские Поля.

Я разом заглатываю его и бегу к аппарату.

– Доброе утро, босс.

– Ну что, вам уже лучше?

Этот старый лис знает обо всем. Вы не можете сходить пописать, чтобы он не спросил вас, есть ли у вас проблемы с простатой.

– Да, – отвечаю.

– А как ваше маленькое частное расследование? – осведомляется он.

– Я... Вы в курсе?

– Вы рассчитываете завершить его к сегодняшнему вечеру?

– Я... Не знаю, патрон... Вы не видите никаких препятствий тому, чтобы я им занимался?

– Никаких, при условии, что оно не нарушит наши планы.

В общем, Старик не требует себе эксклюзив на мое использование!

– Вы не забыли, что завтра улетаете? Если быть совершенно точным, этой ночью, в ноль часов тридцать минут.

– Хорошо, патрон.

– Вы успеете собрать чемодан?

– Да, патрон.

– Заезжайте ко мне в течение дня за вашими документами, валютой и инструкциями.

– Да, патрон.

– Надеюсь, вы будете в форме?

– Я и сейчас в форме, патрон.

– Прекрасно. Тогда до скорого. Он кладет трубку.

– Какие-нибудь неприятности? – робко спрашивает Фелиси.

– Нет, ничего... Слушай, ма, ты знаешь, что этой ночью я улетаю в Штаты...

– Господи! – хнычет она. – Кажется, в этой стране едят, как дикари! Будь осторожен, я уверена, что у тебя слабая печень.

Вспомнив, сколько спиртного выпил за время пребывания на этом свете, я не могу удержаться от улыбки.

– Ты мне не веришь?

– Не очень, ма.

– Ты неправ, я...

– Прости, что перебиваю тебя, ма, но я спешу...

– Как и всегда, – вздыхает она. – Я тебя совсем не вижу... Ты прибегаешь, убегаешь... Правда, ты мог бы быть женат, и тогда бы я тебя совсем не видела.

– Гони тоску, ма. Когда я вернусь из Чикаго, то возьму неделю отпуска и мы махнем с тобой на пару в Бретань. Согласна?

– Разве я когда-нибудь была с тобой не согласна? Я целую ее.

– Ладно, тогда слушай. Возможно, у меня не будет времени заехать сюда до отъезда. Приготовь мой чемодан: рубашки и так далее... Мой однотонный синий костюм и еще второй, твидовый, помнишь, да? Если в одиннадцать меня здесь не будет, вызови такси и езжай с чемоданом на аэровокзал «Энвалид».

– Хорошо.

– До свидания.

– До свидания!

Я в...надцатый раз перебираю элементы этой мрачной истории и все время натыкаюсь на те же самые тайны: почему Парьо написал: «На помощь»? Почему кто-то приезжал предпоследней ночью сжечь барана в топке дома в Гуссанвиле?

Странная вещь, эти два пункта интригуют меня больше, чем два трупа. Трупы – это цифры в операции, а два пункта – факторы...

Погода хорошая, я веду машину на маленькой скорости.

Кто курил марихуану? Джо или Изабель?

Изабель! Это имя из сказок начинает действовать мне на нервы. Чувствую, что если я не отыщу ее сегодня до отлета, то заработаю от досады крапивную лихорадку еще до того, как прибуду в страну доллара. Кто курил марихуану? Джо или Изабель? Я отгоняю эту мысль, но она упрямо возвращается. Джо отказался от предложенной мною сигареты... Узнал пачку? Я готов поспорить, что нет.

То же самое с зажигалкой... Она ему не принадлежит! Принимая во внимание, что он охотно признает, что провел много дней у Изабель, у него нет никаких причин притворяться, что не узнает зажигалку...

Я останавливаюсь перед по-прежнему закрытым магазином Бальмена.

Первый, кого я вижу, – прячущийся за газетой толстяк Шардон, пожирающий свой любимый арахис.

Я достаю из кармана зажигалку и поджигаю его газету; он быстро бросает ее и издает ругательство. Потом, увидев, что это я, кисло улыбается. По всей видимости, он злится на меня за выволочку, устроенную мной Мюлле.

Вокруг него лежит ковер из арахисовой скорлупы.

– Ты что, выписываешь их прямо из Африки? – спрашиваю. – Целыми пароходами? Он улыбается.

– Что вы хотите, я люблю их.

– Есть о чем сообщить?

– Ничего... Птичка сидит в гнезде...

– Кто дежурил ночью?

– Бюртен.

– Отлично! Бюртен суперчемпион по слежке. Он способен проследить за собственной тенью так, что она этого не заметит!

Я вхожу в дом.

Четвертый этаж. Звонок. Тишина...

Херувимчик нежится в постельке...

Новый звонок условным сигналом. И новая тишина в квартире. Впрочем, французское радио передает голое месье Луиса Мариано, лучшего французского певца из ворот налево!

Что это случилось с Джо? Играет в Спящую Красавицу? Или прячется? Или он...

Ах ты, черт подери!

Отмычку... Я лихорадочно сую ее в замочную скважину.

Только бы не кокнули и его! Наконец открываю дверь.

Никакого запаха газа... В квартире вообще ничем не пахнет. Да, пуста! Пуста, как передовая статья в «Фигаро»!

Я вихрем пролетаю по всем комнатам. Никого! Все в порядке...

В комнате Джо нахожу фиолетовые брюки и желтый платок... Попробуйте узнать, в каком он теперь прикиде!

Я роюсь в ящиках, не в надежде найти там Джо, конечно, а пытаясь отыскать какой-нибудь след... Хренушки! Все, что я сумел найти, – пустая пачка от турецких сигарет, воняющая марихуаной... Выходит, Джо все-таки плавал по плану!

Слабая улика... Улика, от которой я теряю остатки мозгов.

Я как сумасшедший бросаюсь на лестницу и подлетаю к Шардону, который как раз собирается засунуть в рот горсть орехов. Я вышибаю арахис у него из руки и хватаю его за клифт.