Андрэ отличный человек. Он знает кучу разных вещей и делится своими знаниями с вами. Мы разговариваем не о «деле», а на более-менее незначительные темы.

Поскольку я беру повороты на ста тридцати километрах в час, он мне замечает:

– Сан-Антонио, подумайте немного о вашем пассажире и скажите себе, что скорость пьянит только того, кто сидит за рулем.

Когда на прямом участке я превышаю скорость сто шестьдесят километров в час, он говорит:

– Вы знаете, что при скорости сто километров в час мы проезжаем двадцать восемь метров в секунду? А для остановки нужно минимум двадцать секунд... Представьте себе, что в нескольких метрах перед вами неожиданно появится препятствие?

Я отшучиваюсь:

– Доктор, если вы будете продолжать в таком же духе, то навсегда отобьете у меня охоту садиться за руль!

– Я пытаюсь отвратить вас не от вождения, – уверяет он, – а от езды на слишком большой скорости. Наша жизнь так хрупка, что я считаю излишним увеличение риска. Вы понимаете?

– Понимаю, док.

– Только не подумайте, что я боюсь, – говорит он. – У меня у самого БМВ, на которой я запросто выжимаю сто восемьдесят.

Тут мы оба хохочем.

Дорога занимает час с мелочью. Когда я торможу перед усадьбой, нас окружает приятный аромат омлета, заставляющий меня подумать, что полдень хорошее время... Но мне сейчас совсем не до еды!

Замок мне уже знаком, так что я открываю его так же легко, как если бы имел настоящий ключ.

После моего вчерашнего визита здесь ничего не изменилось. Я веду доктора Андрэ в подвал, к топке.

– Найдите мне простыню, – говорит он. – Мы соберем пепел и пойдем изучать его на свету, здесь недостаточно яркое освещение.

Я бегу за тем, о чем он меня попросил... Мы тщательно опустошаем топку и, высыпав на простыню солидную кучу пепла, тащим ее на кухонный стол. Я во всю ширь распахиваю ставни на окнах, и мы получаем вполне приличную импровизированную лабораторию.

Андрэ открывает чемоданчик, который прихватил с собой, надевает резиновые перчатки, берет плоскую железную коробочку, пинцет, лупу и начинает изучать останки, найденные в топке.

Работает он медленно, иногда останавливается и изучает обугленные кусочки, как шпион карту района, в который должен прыгать с парашютом.

– Кокс...

Зациклившись на сожженных трупах, я понимаю его по-своему:

– Именно кок?

– Да нет, кокс... Уголь...

– А!

Он вытаскивает кусочек чего-то, размером не более колесика для завода наручных часов.

– Так, – говорит он. – Вот фрагмент кости... Док склоняется с лупой в руке, берет маленький прибор, похожий на штангенциркуль, и делает странные измерения... Качает головой.

Я бессилен, как кастрированный кот, наблюдающий за совокуплением, и могу только всматриваться в его лицо в надежде прочитать по нему что-то новое.

– Баран, – бормочет он наконец.

Он продолжает копаться в запекшейся серой пудре... Делает новые открытия. И вдруг издает свист, от которого я вздрагиваю.

– Посмотрите-ка на это! – требует он.

Я беру у него лупу и отчаянно всматриваюсь в то, что он мне протягивает, – этакую застывшую каплю бледно-желтого цвета.

– Что это такое? Баран или человек? Решительно он обладает даром приводить меня в изумление.

– Ни то, ни другое, – отвечает он. – Это золото...

– Золото?

– Да. Зуб!

– Вы уверены?

– Могу вам даже сказать, что это коренной зуб... Золото расплавилось, но общий контур остался. Посмотрите повнимательнее.

– Теперь, когда вы мне сказали, вижу. Он продолжает поиски.

– О! О!

– Что еще, доктор?

– Вот еще один зуб, никогда не принадлежавший барану.

– Значит, я был прав?

– Похоже на то!

Я в восторге... Я действительно чувствую себя триумфатором. Выходит, мое серое вещество не атрофировалось?

– Можно перевезти содержимое простыни в Париж для более углубленного анализа, как вы считаете, доктор?

– Разумеется. Подождите...

Он выуживает еще один маленький кусочек кости и объявляет:

– Это должно было принадлежать челове... Он не успевает закончить фразу, потому что дверь на кухню распахивается и в помещение, рыча, вбегает боксер.

– О! – удивляется медэксперт, – Откуда он взялся?

Я смотрю на псину.

Кажется, я знаю этого великолепного боксера. Впрочем, он меня тоже узнал, потому что рассматривает сомневающимся взглядом.

– Он учуял труп, – спокойно замечает доктор.

– Или легавого! – добавляю я.