Лабоданов потянул книгу, которую Жужелка прижимала к себе локтем.
— Это что? А, учебник.
Он посмотрел на нее рассеянно.
— Ты что, голову мыла?
— А ты откуда узнал?
— У тебя волосы мокрые.
— Мокрые-повторила она за ним, робея, не зная, как выглядит сейчас, с мокрыми прямыми волосами. — Я почти что не спала всю ночь. Тут у нас что было… — Ей неудержимо хотелось все ему выложить. — Ужас… Утром решила вымыть голову, чтоб спать не хотелось.
— А что ж такое у вас было?
Она растерянно замолчала, что-то в его тоне мешало ей говорить.
— Ты-то Брэнди видела?
Она кивнула головой.
— Когда же?
— Ночью.
Он не стал больше ни о чем расспрашивать, взял ее за руку повыше локтя, и тревога вдруг улеглась, стало спокойно. Он был таким взрослым, надежным.
Лабоданов подвел ее к распахнутой двери тира. Из тира доносились возбужденные голоса, то и дело хлопало духовое ружье. Они вошли внутрь.
Здесь почти ничего не изменилось с тех пор, как Жужелка еще девчонкой забегала в тир. Она с интересом осматривалась.
Старая цветастая обивка на прилавке. В глубине, у стены, в четыре яруса-веселые мишени. Чего только тут нет: и мельница, и обезьяна Чита, и пушка, и танцующий с полотенцем заяц.
Рябой дядя Вася в ситцевой полосатой рубашке показывал женщине, как заряжать ружье.
— Ломайте смело, как дома капусту.
Он переломил пополам ружье и вставил новую пульку.
— Сильное у вас оружие, — сказала женщина, — зверь.
У женщины немолодое лицо, наведенные брови и маленькие, по-детски розовые уши, за которые она то и дело закладывала грубо завитые пряди волос.
— Приготовьсь, — сказал дядя Вася.
Женщина долго примащивалась, отыскивая удобный упор на прилавке, и вскинула ружье. Ее резкие, энергичные ухватки говорили об опыте, но совсем другом, имеющем мало общего о духовым ружьем и лотерейными мишенями.
«Бах!» — пальнуло наконец ружье. Женщина волновалась.
Она переломила ружье, вкладывая в каждое движение куда больше силы, чем требовалось. «Бах!» На этот раз в ответ хлопнул пистон сраженной мишени маленькой пушки. Потом свалилась голубая бабочка, завертелись крылья мельницы. Женщина кинула на прилавок смятую рублевку.
— Заберите пока что, — сказал дядя Вася.
Ей полагались премиальные. Он пошел за прилавок поднимать мишени, и его протез гремел, как уключина в лодке.
— Настя! — позвал мужчина в парусиновом, туго облегающем пиджаке, томясь с буханкой белого хлеба под мышкой. — Пошли уже?
— Отстань! — сказала женщина, не оборачиваясь, и отвела за ухо прядку волос. — Я в отпуске гуляю.
Дядя Вася отсчитывал пульки, высыпал их с ладони на прилавок и все не отходил от женщины.
Несколько посетителей с ружьями в руках ждали, пока она Отстреляется, Она целилась в «спутник» — новую, самую трудную мишень. Если попасть в него, маленький шарик завертится вокруг большого, вокруг «земли». Но «спутник» оставался неуязвим.
— Анастасия! — позвал мужчина.
— Не игран на нервах. Тебя просят.
Женщина прикупила пульки, легла на прилавок и целилась.
Платье на ней задралось и открыло высокие икры. Ее голые ноги будто принадлежали другой женщине, с более легким и. молодым телом.
— Ладно, — сказала она, досадуя, что никак не удается попасть в «спутник», и напоследок прицелилась в зайца, танцующего с полотенцем.
Заяц свалился.
— Дай-ка, Вася, — сказал Лабоданов. — Мое?
Он проверил ружье и, стоя боком, вполоборота, высматривал, по какой мишени бить.
«Надо же, — подумала Жужелка, — у него даже ружье свое здесь есть». Второй год она живет рядом с тиром, а не была здесь, кажется, с самого пятого класса. Она украдкой потрогала волосы, они были еще сырые.
Женщина, заметив, что ожидавший ее мужчина ушел, стала торопливо расплачиваться.
— Вася! — громко сказал Лабоданов. — Самому подлезть?
— Ни-ни! Запрещено. — Он посмотрел вслед женщине, усмехнулся. Перерабатывает нашего брата. Видал? Это же партизаны. Мост через Кальмиус взрывали. Ты что-нибудь знаешь про это?
— Я знаю! — звонким, срывающимся голосом сказала Жужелка.
— Изучали в школе, — сказал Лабоданов и прицелился в «спутник».
— Ну-ка, положи ружье. Инструкция для всех одинакова.
Дядя Вася ушел за прилавок, гремя протезом, и принялся устанавливать сбитые мишени. Пока он не вернется назад, ружье в руки брать не разрешается.
— Приготовьсь, — сказал он, ковыляя назад.
— Бью по «спутнику», — объявил Лабоданов.
— Раньше тебя тут желающие есть.
— Свирепо, — сказал Лабоданов и положил ружье. — Тогда жду.
Солидный гражданин без рубашки, в одной белой сетке, прицелился. Он стрелял в «спутника», но все мимо.
— Ерунда! — сказал он, недоумевая и рассердившись в конце концов. — В него попасть невозможно. Или ж испорчен — не вертится.
— Сейчас увидите, — сказал, улыбаясь, Лабоданов и посмотрел на Жужелку. И невидимая ниточка перекинулась от него к ней.
Гражданин критически оглядел Лабоданова и направился к двери.
— Спортсмен! — раздраженно сказал он, хотя явно хотел сказать что-то похлеще. Белая спина его колыхалась в сетке.
Подталкивая друг друга, хихикая, два паренька прилегли с ружьями на прилавок и замерли.
— Вы по «спутнику»? — спросил их Лабоданов.
Они покачали головами. Лабоданов прицелился.
Раздался выстрел. Жужелка вздрогнула. Лабоданов снова целился. Оба паренька не стали стрелять, следя за ним. Лабоданов выстрелил.
— Готово! — сказал один паренек, и они оба засмеялись от удовольствия.
Жужелка подошла ближе, посмотреть, как кружится «спутник».
— Вы тоже интересуетесь? — спросил дядя Вася.
Жужелка замотала головой и засмеялась. Она была очень горда за Лабоданова.
Лабоданов продолжал стрелять теперь уже по другим мишеням, а она стояла рядом, не отрываясь следила за ним.
— Спортсмен! — сказал дядя Вася. — Ты у меня сегодня все пульки за премию перетаскаешь.
Но Лабоданов бросил стрелять.
— Отдай за меня ребятам. Я кончил. — Он повел Жужелку на улицу.
Они немного прошли молча и остановились. Настроение у Лабоданова спало. Он курил, поглядывая на проходящих мимо людей.
— Так ты передай Брэнди, что я его жду. Не забудь.
— Да, да. Я не забуду.
Вдруг он пристально посмотрел на нее.
— Девушка Клеопатра! — сказал он точно так же, как в первый раз, когда они познакомились, и бросил недокуренную сигарету.
— Клена, — мягко поправила Жужелка.
— Девушка Клена! Нет, лучше Клеопатра. — Он приблизился к ней и взял ее за руки повыше локтя, и Жужелке стало вдруг страшно отчего-то. — Слушай же. Сегодня в восемь часов, нет в девять. Так в девять, поняла? Приходи в парк, к памятнику, ну знаешь — крыло самолета у обрыва. Вот туда. Буду ждать. А теперь я ушел. — Он сжал ее руки. — Так в девять, значит.
Она молча кивнула, соглашаясь. Его раскачивающаяся спина вскоре скрылась из виду. Жужелка потрогала волосы и пошла, прижимая локтем учебник.
Рано утром он тихо встал, чтоб бежать от дознаний и не глядеть в честные глаза людей, никогда не нарушавших никаких законов. Но в двери о. н столкнулся с матерью. Увидел ее измученное лицо, понял, что она не спала. Она не проронила ни звука. Это было совсем не похоже на нее. Лешка готов был куда-нибудь провалиться, чтоб не причинять ей таких страданий.
За воротами он вспомнил о ста рублях, лежавших в кармане брюк, и теперь все время ощущал их, точно это камни, а карман, казалось ему, тяжело набит и топорщился, и в то же время эти сто рублей волновали его — у него никогда не было таких денег.
Он не мог окончательно прийти в себя и трезво обо всем подумать. Он чувствовал себя главным действующим лицом в каком-то странном спектакле, который неизвестно еще чем окончится. И от этой неизвестности слегка дух захватывало.
Обгоняя его, ехали в порт битком набитые людьми, истошно звенящие трамваи. Дул сильный норд-ост, раскачивал ветки деревьев. Прямо перед Лешкой и дальше по всей глубине малолюдной улицы медленным белым дождем осыпалась акация.