Вера. Как это ни к чему? И с отцом моим поговорить, а по-военному согласовать надо… Да, а как же твоя мама? Она меня примет?

Савинов. Моя милая Марина Гордеевна уже любит тебя, как и меня. Я ей целую поэму о тебе написал. В стихах.

Вера. Прочитал бы…

Савинов. Прочитаю как-нибудь. А что касается Анны Ильиничны, то, по-моему, мы опоздали. (С улыбкой кивает на палатку.) Там Светлана Святозаровна, кажется, уже ведет разведку боем.

Вера (обрадованно). Правда?! Сегодня, пожалуй, самый подходящий день для свадьбы!.. На фронте затишье. Ни одна машина с ранеными не приходила. А палаточные все обработаны.

Савинов. Самый момент прокричать «горько!». Только боюсь, укокошит меня твой отец. (Со смешком.) И вместо свадьбы будут похороны.

Вера. Боюсь, боюсь… А еще разведчик, герой!.. (Притрагивается к груди Володи, где прикреплены орден Красного Знамени, медаль «За отвагу» и гвардейский значок.) В тыл к немцам ходить не боялся. Эх, если б я родилась мальчишкой!..

Савинов (шутливо). Нет уж, нет. Не надо! Мальчишек и без тебя хватает. А вот такую девушку я встретил впервые и, кажется, голову потерял.

Вера. Так тебе и надо, не шляйся по госпиталям!

Савинов. Я в первый раз.

Вера. Что в первый?! Голову потерял?

Савинов. Нет, в госпиталь попал.

Вера (кокетливо). А голову, значит, не первый?

Савинов. Видишь же: на месте голова. (Что-то достает из кармана.) Смотри, что я сохранил… Это осколок из моего плеча… Я вот все о чем думаю: где-то в Германии на заводе отливали снаряд, потом везли его на восток… заряжали в пушку… стреляли… Осколок снаряда попал в меня… Я чудом остался жив, но… он привел меня к тебе. (Прячет в карман.) Будем хранить его.

Вера. Не надо! (Обнимает Володю.) С таким трудом мы спасли тебя. Он так глубоко сидел… Надежды не было… Если бы не Киреева, не ее золотые руки…

Савинов. И твои золотые руки. (Целует Вере руку.) Как они тут нужны.

Вера (решительно). Нет, нет! Я все равно убегу на передовую!

Савинов (тревожно). Вера, не вздумай! Я говорю серьезно… Скоро наступление. Тяжелые бои… Ты должна ждать меня здесь.

Вера. Ну, конечно! Они готовятся к наступлению, а я, молодая, здоровущая, и торчи в тридцати километрах от фронта! Ну почему, почему я не могу быть вместе с тобой?!

Савинов. Перестань!.. Ты как маленькая… Как романтичная девчонка. На передовой запросто убить могут!

Вера. Будто тут не могут! Нас то и дело бомбят…

Савинов. Ну и часто погибают?

Вера. Случается. Ты же сам видел, как на прошлой неделе двоих наших схоронили.

Савинов. Случается, Вера, и дуб ломается. А там… (Махнул рукой.)

Вера. Извини, конечно, но думаю, что я знаю о войне побольше, чем ты. Я каждый день такое вижу… Смертные муки и смерть… И трупы таскаю… (Помолчала.) С тех пор как все наши — и мама, и брат, и бабушка — погибли в блокаде, я поклялась, что буду, буду на передовой… А сама торчу тут, возле отца.

Савинов. Вера, сейчас не надо об этом!.. Лучше иди поговори с отцом о нас. А я поговорю с Анной Ильиничной.

Вера. Ишь какой хитрый! Отец меня и слушать не станет. Сам иди к нему. А я пока отпрошусь у Анны Ильиничны с дежурства! (Хочет уйти.)

Савинов (в нерешительности). А может, нам лучше вдвоем явиться перед его грозные очи?

Вера (решительно). Эх ты! Ладно, сперва я одна с ним поговорю. Но ты сейчас же выпишись из госпиталя. Понял?.. Получи в штабе свои документы.

Савинов. Понял! Чтоб подполковник Ступаков уже не имел надо мной власти? И не упек в штрафную роту?

Вера. Умница… Вам пятерка, Савинов. А теперь идите.

Савинов. Слушаюсь! (Обнимает и целует Веру.)

Из палатки выходят Кирееваи Цаца. Они видят целующихся Веру и Савинова; Киреева отворачивается.

Киреева (к Цаце). Я все поняла.

Савинов отрывается от Веры и убегает.

Продолжайте выполнять обязанности дежурного по госпиталю.

Цаца. Слушаюсь! (Кидает многозначительный взгляд на Веру и уходит.)

Вера (смущенно). Товарищ майор медицинской службы, разрешите обратиться?

Киреева. А-а, новоявленная Дульцинея! Обращайся. (Садится на скамейку, оглядывается.) День-то сегодня какой тихий. На удивление. Даже сиренью пахнет.

Вера. Точно, Анна Ильинична, пахнет… И с передовой ни одной машины нет…

Киреева. Все ясно! И ты просишь, чтобы я освободила тебя от дежурства?

Вера. Ага. (Обрадованно.) А как вы догадались?

Киреева. По твоему серьезному, глубокомысленному выражению лица. (Смотрит строго, вопрошающе.) Ты давно любишь этого лейтенанта?

Вера. Мне стыдно, Анна Ильинична!.. Но на войне день засчитывается за три.

Киреева (вздыхает). Нет, любить никогда не стыдно. (Помолчав). Если, конечно, это действительно любовь.

Вера (взволнованно). Действительно, Анна Ильинична! Знаете, как люблю!.. Ну вот… будто все вокруг совсем другим стало! И этот день, и лес… И люди совсем другие!.. И я другая!.. Ну… не знаю, как сказать. А он, Володя, такой славный!..

Киреева. Какой?

Вера. Ну, характер у него славный.

Киреева (насмешливо). Характер… Девушки ни о чем так поверхностно не судят, как о характере своих женихов… А он-то тебя искренне любит?

Вера. Ой, знаете, как любит!

Киреева (смеется). Откуда же мне знать? Только имей в виду, если слишком умно говорит о любви, тогда еще не очень влюблен… Вот когда языка лишится… (Взмахнув рукой.) Ну, ладно, Дульцинея, освобождаю тебя от дежурства, а остальное уволь — не в моей власти.

Вера (чмокает Кирееву в щеку). Спасибо, спасибо, Анна Ильинична! (Убегая.) Пойду скажу Володе.

Киреева (смотрит вслед). Милая, славная девушка… Да пусть будет у тебя счастье…

Появляется Ступаков.

Ступаков. Ну, что вы, Анна Ильинична, скажете на такое: начальник банно-прачечного отряда спрашивает, нельзя ли сделать аборт его кастелянше на седьмом месяце беременности. По-моему, он сумасшедший! Я ему так и сказал: вы с ума спятили… А кто это так помчался?

Киреева. Дочь ваша, Иван Алексеевич.

Ступаков. Случилось что? (Берет со стола газету.)

Киреева. Думаю, да. Случилось.

Ступаков (разворачивает газету). А именно?

Киреева. А именно — влюбилась.

Ступаков. Серьезно?

Киреева. Да, кажется, очень серьезно.

Ступаков (не отрываясь от газеты). Прекрасно, прекрасно. В ее возрасте любовь — это песнь души. А душа, так сказать, куется в страстях и сомненьях… Важно только, чтоб чувство не ослепляло разум и объект был достойным.

Киреева. Объект, как вы изволили выразиться, — прославленный разведчик. Может, приметили в команде выздоравливающих лейтенанта с орденом и медалью? Если нет — надо познакомиться. Хороший зять будет.

Ступаков (испуганно отрывается от газеты). Что?! Как это зять?! Вы что? Все это серьезно?.. Нет, нельзя так шутить над отцом, у которого одна дочь и больше никого…

Киреева (закуривает). Вы слепец, Иван Алексеевич. Дочь ваша светится от счастья как солнышко!

Ступаков. Да вы шутите! Но… но она мне ни слова…

Киреева. Истинное чувство всегда безмолвно.

Ступаков (взволнованно). Какое может быть чувство? Война, кругом кровь льется!.. Сколько кладбищ уже оставил за собой наш госпиталь, да и каждый медсанбат.

Киреева. Конечно, война не лучшая пора для любви. Но и она тут не властна.

Ступаков (нервно ходит по сцене). Она же еще девчонка! Откуда вдруг все это? Здесь какая-то…

Киреева. Родители последними замечают, когда их чада далеко уходят за порог детства.