Но когда я вошла и быстро просканировала учебный класс, то поняла, что совершила ужасную ошибку.

Никто из присутствующих, что сидели за столами или на диванах, не был значительно старше меня.

Как же я сразу не догадалась, что у колледжа не было достаточно средств, чтобы оплачивать дополнительные рабочие часы профессорам.

Просто... студенты.

Другие студенты.

Я хотела развернуться и убраться оттуда, но я будто приросла к месту. Мышцы моих ног, напряженные и вопящие, казалось, кричали мне: «Мы ждали этого часами, мы никуда не пойдем».

Моим ногам тоже должна быть чужда грамматика. Я обречена.

Я должна просто уйти, сейчас же.

Парень с вьющимися светлыми волосами толкнул девушку, которая сидела рядом с ним на диване. Она посмотрела на меня и бодро улыбнулась. Когда девушка поднялась с дивана, то фиолетовая рубашка, заправленная в джинсы, вылезла из-за пояса и образовала складки вокруг ее тонкой талии. Она заправила ее обратно, пока приближалась ко мне, а затем весело помахала рукой в знак приветствия, так, что мне захотелось ответить ей тем же.

— Нужна помощь при написании? — спросила она.

Я осторожно кивнула.

— Сдача эссе? Или просто готовишься заранее?

— Сдача эссе, — призналась я. — Завтра.

Она громко рассмеялась.

— По крайней мере, его не нужно было сдать вчера! Вот, что я привыкла слышать.

Я колебалась, уставившись в пол.

У этой девушки руки не были замерзшими и обветренными как мои. Они были гладкими и без морщинок, просто слегка пухленькими. Ее ногти были очень чистыми. Они не были длинными, без покрытия, но блестели и ничего не скрывали.

Однако это было тем, что сказали мне сделать профессора.

Это было тем, что, как они предполагали, поможет мне.

— Я, правда, не могу написать, — сказала я. — Мои преподаватели постоянно говорят, что если бы они сели и поговорили со мной, то поставили бы удовлетворительную оценку, но мое эссе...

— Не так красноречиво? — спросила девушка.

Я кивнула.

Точно. Красноречиво. Потому что именно это слово они и использовали.

— Хорошо, с другой стороны у нас есть комнаты для занятий. Итак, тебе нужно распечатать эссе, чтобы потом встретиться с нами здесь?

— Ох, эм, секундочку, — сказал я. Положив свой лимонно-зеленый рюкзак на стол, я осторожно открыла самый большой карман так, чтобы не разошлась молния, а зубчики подходили друг другу, и остановила собачку перед скотчем. Что предоставило мне достаточно пространства, чтобы немного помять, но вытянуть скрепленные вместе листы.

— Это должно занимать четыре страницы, — печально произнесла я.

— Окей, круто, похоже, у тебя тут есть то, над чем надо поработать, — сказала она, листая страницы. — Здесь, что, дюжина листов?

Я кивнула.

Иногда я надеялась, что если смогу доказать своим профессорам, что я действительно чего-то стою, то на самом деле смогу найти выход.

Другая девушка, Миранда, махнула мне, приглашая идти впереди нее, и загнала меня в небольшую комнату как овчарка своего щенка. Я почти столкнулась с тремя встречными людьми и кофеваркой, пока быстро поворачивала по коридорам, следуя ее указаниям.

Маленькая комната была унылой. Практически голая лампочка и пыль, но немного лучше, чем я себе представляла.

— Хорошо, что ж, давай начинать, — сказала она. — Хочешь, чтобы я прочитала вместе с тобой или вместо тебя?

— Я не знаю, — призналась я. — А как, ты думаешь, будет лучше?

— Давай попробуем вместе! — воскликнула она. — Если это не сработает, то мы можем начать все сначала и придумать что-нибудь другое!

Она была одной из самых энергичных людей, которых я только встречала. Успокаивалась ли она когда-нибудь? Как она вообще спала?

Не успели мы прочитать и трех строчек, как она положила листы на стол.

— Хорошо, пожалуйста, не пойми меня не правильно, но ты никогда не... изучала грамматику? — спросила она. — Черт, это было не слишком тактично. Кто-нибудь, когда-либо учил тебя...

Она замолчала.

Я заметила, как часть ее чрезмерного энтузиазма, казалось, отключилась.

— Нет, — сказала я. — В первый же год в средней школе мой учитель английского разрыдался и ушел. У нас была замена до конца года. Я была единственной, кто прошел итоговый годовой тест... с трудом.

— Дерьмо, — произнесла она.

Миранда откинулась на спинку стула и чуть-чуть расслабилась.

— Хорошо, ты же не собираешься сказать мне, что я маленький бурундук, правда?

— Ни за что, — сказала я.

— Мило. Тогда мне доставит огромное удовольствие помочь тебе.

— Ох, спасибо, Господи, — с облегчением выдохнула я.

От ее прекрасных чистых ногтей и сияющих (благодаря профессиональному шампуню) волос, мне уже было плохо, но от ее стеклянной улыбки я была почти готова сбежать. На минутку Миранда исчезла, а когда вернулась, то в руках у нее оказались маленькая доска и куча маркеров.

Большими красными буквами она написала на доске: ОНИ / ТАМ / ИХ.

— Давай начнем отсюда, — сказала она. — Мы поговорим о различиях, а потом возьмем твое эссе и проверим его вместе. Только эту часть. Рим тоже построили не за один день[1] .

Мы потратили много времени, склонившись с красным маркером над моим эссе, от чего я почти опоздала на свою первую пару. Мне пришлось запихивать свою работу в рюкзак настолько быстро, что я даже порвала некоторые страницы. Миранда вырвала из блокнота листок и написала свой номер телефона, подтолкнув бумажку ко мне.

— Мы не закончили, — сказала она. — Мы проделали отличную работу, но даже не поговорили о самой структуре твоего эссе, ясно? Может, ты придешь завтра?

Я покачала головой. У меня не было времени об этом говорить.

— Ты сможешь написать мне? Летняя сессия будет короткой, она пройдет быстро.

Я кивнула.

— Ты ДЕЙСТВИТЕЛЬНО напишешь мне? — спросила девушка. — Ты же не струсишь, да? Это было намного веселее, чем общаться с психующими людьми, которые получили А-, а не А+[2]. Это то, на что я, на самом деле, соглашалась. Дай мне свой номер или поклянись, что напишешь мне.

— Я клянусь, — я почти выбежала за дверь. — Мне пора бежать, извини.

Между следующими парами у меня оказалось окно в сорок минут. Первые двадцать минут, я обдумывала, что могла бы сказать Миранде, а затем отправила ей сообщение, поблагодарив девушку за помощь. Она ответила почти сразу, спросив, какое у меня расписание и когда я смогу снова с ней встретиться. Как я могла кому-то объяснить, что находилась на территории кампуса тогда, когда мне позволял отец?

«Я не уверена», — написала я. — «Полный завал. Извини. Может, в четверг?».

«Тогда увидимся, если получится».

Ничто за весь день не смогло подготовить меня к тому ужасу, который я ощутила после окончания занятий, когда садилась в грузовик своего отца.

Он просигналил мне, несмотря на то, что, завидев его, я встала со скамейки, которая находилась на расстоянии в десять футов, и направилась к машине. Я осмотрелась вокруг в надежде, что ни один из моих одноклассников — или, что еще хуже, преподавателей — не находился рядом, чтобы стать свидетелем моего позора. Он делал это каждый раз, даже если парковался ровно в том месте, где я стояла и терпеливо ждала его. Меня всегда убивала его грубость, а привычное высокомерие обычно порождало внутри меня беспомощную злость.

Он подзывал меня как собаку. Хотя и так знал, что я подойду.

Но этим вечером я не могла позволить себе злиться.

Горячий плотный узел страха скрутил мои внутренности, от чего у меня пересохло во рту.

Отец даже не дал мне шанс пристегнуться, мы отъехали, пока я все еще сражалась с ремнем и сумкой.

Я молча сидела на неудобном сидении, вытянувшись в струнку, и сжимала лежащую на коленях сумку так сильно, что костяшки моих пальцев побелели. Я наблюдала в окно за проплывающими мимо огнями города, пока старалась не заплакать, чтобы он не обратил на меня внимания.