Теперь на карапуза смотрел рыжий облезлый пес и плебейски помахивал клочкастым обрубком в репьях. Однако реакция юного аборигена была неожиданной.

— Вовкулака! Вовкулака! — отчаянно завопил он, и через полминуты в конце улицы лишь высвечивала солнечным «зайчиком» белая попка.

«Так, пожалуй, в ближайшее время лучше оставаться четвероногим, слиться, так сказать, с остатками городской природы».

И я неспеша затрусил по колдобистой колее…

…Пункт для наблюдения я тоже выбрал удачный: штабель вросших в глину бетонных коробов для канализации надежно скрывал меня от посторонних глаз, а магазинчик с прилегающими подворотнями был как на ладони. У сломанного крыльца уже притаптывались страждущие. Они поминутно оглядывались на амбарную дверь магазина, снабженную пудовым замком и ловили за фалды редких добропорядочных полуразмытых граждан, обходивших «стоянку» по длинной дуге.

Я включил «щуп» и без особого труда поймал несущую частоту, благо, она у этих топотунчиков, да еще в такое время, абсолютно одинаковая. Модуляцию тоже выбрал простейшую — КОЛЮНЯ. Расчет был верный: раз Колюнчик «лег на дно», у него должен быть поставщик, который, понятно, обеспечивает его не только сухим пайком.

Все энерфаны у магазина мало отличались друг от друга, больше походя на манекены из студии какого-нибудь авангардиста, но двое из них показались мне подозрительно детализированными. Первый — мрачный, небритый, опухший мужик в строительной робе — не шатался туда-сюда как остальные, а сидел в сторонке на корточках и сосредоточенно смолил папиросу, внимательно разглядывая «бычок» после каждой затяжки. Однако, «щуп», направленный на этот энерфан, промолчал — видимо, образ был слишком отдаленным. Зато со вторым я не ошибся: индикатор «щупа» мгновенно налился густым изумрудным светом — есть!

Я внимательно пригляделся к парню: обычный «люмпен», заросший, похмельный — пустой. В руке — застиранная латаная авоська, загруженная какими-то банками, штормовка явно с чужого плеча, драные сандалии.

Ну, вот и отлично!

Я спокойно убрал «щуп» и приготовился ждать открытия магазина. Видимо, от жары я все-таки слегка закемарил, потому что грозное рычание прямо над ухом явилось полной неожиданностью. Передо мной, насупившись и уверенно расставив лапы, стоял здоровенный пес и совершенно недвусмысленно демонстрировал великолепные дюймовые клыки.

В таких трущобах чужаков не терпят и времени на размышления тоже не дают, поэтому я постарался как можно проворнее выбраться задом из-под штабеля бетона. Но пес оказался на редкость сообразительным и уже ждал меня с другой стороны. Бросок был молчаливым и стремительным. Я едва успел сделать отмашку, не целясь, и правой рукой выключил имитатор.

Получив от тощей собаки чувствительный удар по уху и тут же увидев вместо нее человека, пес явно растерялся. Он сел на хвост, помотал лобастой головой, чесанул ушибленное ухо и, озадаченно рыкнув, скрылся за углом забора. Я поспешно оглянулся и обнаружил открытую амбарную пасть, из которой тараканами разбегались страждущие, любовно прижимая к животам драгоценные емкости. Я подождал минут пять, но «люмпен» не появлялся, хотя перед открытием толкался у самого крыльца. Почуяв неладное, я решился и вошел в магазин: парень как сквозь землю провалился!

Это было плохо.

Это было очень плохо! В запасе оставалось чуть больше суток, но самое неприятное — впереди была ночь!..

…Поход к универсаму, что на Площади, тоже ничего не дал. Огромная, безликая толпа: крики, кашель, гул, бледные круги вместо лиц, отдельные носы, брови, глаза, рты, пестро-серые расплывающиеся фигуры, пятна сумок, авосек, портфелей… Я было сунулся в этот квазиживой псевдотуман, но вовремя вспомнил напутствия Доктора: избегать массовых скоплений энерфанов, так как есть риск раствориться в них несмотря на имитатор.

Я вернулся в трущобы совершенно растерянный, сидя на дамбе выкурил подряд три сигареты, и попытался сосредоточиться. Черная вода с мазутными акварелями лениво пихала насыпь, тыкала в серую гальку ветками и окурками и, кажется, была этим вполне довольна. Я щелкнул через плечо «бычком» и посмотрел вдаль: вместо противоположного берега там клубился знакомый серый, искрящийся на солнце туман.

Так и не придумав ничего, я решился на самый примитивный и в общем-то малоэффективный прием: методично обходить кварталы осторожно спрашивая встречных о какой-нибудь ерунде и одновременно зондируя их «щупом» по модуляции КОЛЮНЯ. На безрыбье, как говорится, и сам раком станешь!..

Часа через три мне встретился этот странный дед с двустволкой и все расставил на свои места заявив, что «здеся тебе никто ничево ни про кого не гавкнет, паря, поскольку тута кажный дурак другого дурака и в темноте признает, а ежели найти кого хошь — дивиндуальный подход ищи». Когда же я попробовал выяснить насчет «подхода», дед уверенно определил, что такое чудило видит впервые…

«…Да-а, Инспектор, хреновый из тебя охотник! Какого-то вшивого гопника вычислить не можешь, а еще — отличник Школы!» — я с раздражением раздавил окурок, сплюнул и распаковал рюкзак: Доктор почему-то запретил покупать или брать что-либо здесь и настоял на полной экипировке туриста-одиночки. Я так ничего и не понял из его объяснений, но теперь, вспомнив гомонящую «протоплазму» у магазина на Площади, даже порадовался упрямству хмурого ученого.

Два стакана крепкого кофе и полдесятка сэндвичей с мясом придали немного уверенности. «Ничего, ночь как-нибудь пересижу, а утром…» — мысль оборвалась внезапным напряжением: что-то изменилось вокруг. Я быстро осмотрелся, не поднимая головы.

Улица как-то странно дрожала и колыхалась. Линии предметов теряли четкость, контуры расплывались, а с неба стремительно опускалась белесая пелена, растворяя карикатурные облака и покрасневший диск солнца. Из-под меня пропала вдруг одноногая скамейка, и я полетел навзничь, автоматически сгруппировавшись в ожидании удара о забор. Однако, его тоже не оказалось, и я с лету погрузился в тот самый серый туман — или чем он там еще был? Рюкзак бесследно исчез в блеклой мути, руки не могли нащупать никакой опоры, хотя лежал я почти горизонтально, и только ноги до колен чувствовали комкастую твердость засохшей глины.

С трудом подавив подкатившую тошноту, я медленно сел в тумане и в полуметре впереди смутно разглядел собственные потрепанные «кроссы». Тогда одним рывком, сжавшись в комок, я выкатился на середину улицы, которая уже не была улицей, а лишь темной извилистой лентой, выходившей из тумана и уходившей в никуда, причем оба эти конца быстро укорачивались.

Стало холодно. Я обхватил руками колени и прижал к ним клацающий подбородок. Передо мной вдруг возникло узкое пергаментное лицо Доктора. Оно досадливо поморщилось и сказало:

— Ты должен успеть до ночи, сынок. Конечно, можно и переждать, но если сон окажется без сновидений, я тебе не завидую. Честно! Имей это в виду… Гхм-м, само собой, мы тебя вытащим, но… твой собственный рассудок… черт его знает! Ты отлично выдержал тест на сенсорное голодание, но здесь — другое, понимаешь?.. В общем, как говорится, держи хвост пистолетом и… постарайся успеть.

Я сглотнул.

Лицо исчезло.

Улица кончалась.

Холод усилился.

Я закрыл глаза и стал вспоминать…

…Комната была большая и светлая. И отец тоже был большой и светлый. От своей улыбки. И мама светилась от его улыбки. Все светилось, когда он улыбался. А я визжал, когда он подкидывал меня под потолок.

А он держал меня за плечи и спрашивал:

— Кем же ты будешь, сынок?

Не меня спрашивал, себя. А я гордо отвечал:

— Стражем Будущего! Как ты!

А отец как-то странно смаргивал при этом и снова бросал меня вверх. И все мы были счастливы.

Но однажды отец пришел домой темный и грустный. Я смотрел, как он собирается, и как мама смотрит на него — широко-широко, долго-долго — и молчит. А он встал и вдруг улыбнулся своей самой светлой в мире улыбкой.

И ушел.

Мама сказала: на задание, долгое и опасное.