— Ты уже знаешь, Инспектор.

Он передернул затвор невесть откуда взявшегося короткого, черного автомата и, бросив его за спину, вышел.

Гул в голове стих также внезапно, как и возник. Испуганные «школьные» мысли потихоньку выбирались из укрытий, расползаясь по своим привычным местам. Но теперь они все были со знаком вопроса.

Я допил степлившееся пиво, выключил ставший ненужным «щуп» и кивнул, глядя в непроницаемую черноту за окном.

«Да, я узнал тебя, Стойкий! Я вспомнил, кто носил такие береты с парящими птицами на сгибе! Но ведь вас так мало осталось — тех, кто видел ползущую проказу, и кто видит сейчас ее жуткую тень над горизонтом… Я запомню тебя, Стойкий!..»

— Лети-им!..

Она радостно и задиристо смеется и призывно машет мне рукой. Миг — и Ее Крылатый рыжей свечой взвивается в светлеющее пробуждением небо. Мой конь отстал и опасливо трогает копытом костлявый уступ. Мне тоже слегка не по себе — стараюсь не глядеть вниз, в черную патоку ночи, заполнившую долину. Густой гребень заботливого утра уже прошелся по непокорным прядям утесов, снимая с них липкую тьму, и теперь лишь отдельные смоляные капли ее застряли в самых упрямых завитках расселин и уступов.

Решившись, я трогаю пятками горячую, упругую дрожь могучего тела Крылатого, и он, будто тоже собравшись с духом, выстреливает себя ввысь, догоняя собрата.

Через мгновение оба скакуна взламывают хрупкий холод утра мощными ударами копыт, взметывают в сумасшедшем вальсе искрящуюся невесомую пыль тугими хлопками широких крыльев. Мы почти лежим на их спинах, зарывшись руками в бьющийся шелк грив.

Она вдруг садится прямо, отпускает шею Крылатого и — о, чудо! — ветер не сбивает Ее, наоборот, будто поддерживает заботливо за плечи, поигрывая теплым золотом волос.

— Не бойся! — весело кричит Она. — Ветер наш друг! Здесь все — наши друзья!..

Я снова внутренне сжимаюсь, даже зажмуриваюсь, потом медленно выпрямляюсь на спине Крылатого и… продолжаю мчаться вперед в объятиях ветра!

Открываю глаза. У далекого, выпуклого горизонта будто невидимый мойщик легкими движениями гигантской щетки снимает темный, жирный налет ночной копоти со вселенского окна, и первые робкие язычки дневного костра уже лижут подрамник, пробуя его на вкус.

Крылатые еще стремительнее бросаются вперед, словно почуяв живительный жар просыпающегося огня. Бесшумное, слепящее зарево исполинским кокошником воцаряется на земном челе, а мы продолжаем безудержно лететь в самый центр пожарища.

— Не бойся! — снова кричит Она, обернувшись. — Если пройдешь Восход, найдешь свою настоящую жизнь!

— А разве я не живу?! — изумляюсь я.

— Ты просто существуешь, как и многие пока! Чтобы жить, ты должен обрести себя. Одну часть ты уже нашел, нужно еще две! Настоящая жизнь — это свобода, которой желаешь, это красота, которую видишь, это любовь, которую ищешь, это счастье, о котором мечтаешь!..

Она опять обгоняет меня, отдаляясь, истаивая в слепящем неистовстве Восхода, и вместе с ней разлетается звенящими бисеринками по невидимым колоссальным ступеням чистый, радостный голос.

Стена огня нависает над нами. Уже нет ничего, кроме бешеной молчаливой пляски торжествующего Ничто.

«Ничто?!.. Ничего?!.. Никого?!..»

— Не бойся! — дышит в лицо изготовившийся к прыжку невыносимый жар. Это всего лишь мгновение! Ты ничего не почувствуешь! Один миг!..

Адское опахало коснулось разгоряченной кожи…

«Не-ет!.. Не хочу-у!..»

Я рывком сел на постели. Кондиционер услужливо смахнул с лица потные ручейки воздушным полотенцем. Я взглянул на фосфоресцирующий таймер: полшестого — Боже, какая рань!.. Но и ложиться снова не имеет смысла: я же теперь — здешний Инспектор Порядка, стало быть, через час идти на службу.

Я осторожно потрогал языком «косточку» адаптера. «Только не подведи, дружище! Мне еще этого треклятого Колдуна найти нужно… Одного не понимаю, куда исчез туман? Полное впечатление — по настоящему городу катаюсь, в любой закоулок заглянуть можно, даже гравий на дорожках в парке — камушек от камушка!.. И невозможно избавиться от ощущения, что с каждым днем этих мелких деталей становиться все больше! А может, это я сам добавляю?!..»

От внезапной мысли екнуло в желудке и дико захотелось курить. Наощупь, босиком я прошлепал на кухню, нашел на столе вчерашнюю пачку с последней сигаретой. Сидя верхом на табурете и разглядывая в вялом, отраженном свете уличных фонарей пляжную красотку на рекламном плакате над столом, я сделал несколько глубоких затяжек и попытался успокоиться.

«Ладно. Предположим, причиной являюсь я. Тогда получается, что я часть, родная часть, этого мира?!.. И, следовательно, адаптер не сработал, а меня растворили?!..»

Я поперхнулся дымом и закашлялся до слез. Сигарета дрожала в пальцах, девица на плакате подмигивала сразу обоими глазами и расплывалась. Я с усилием встряхнулся.

«Ну-ну, Инспектор, спокойнее!.. Давай еще раз: ты же ощущаешь себя как личность?.. Значит, растворения, о котором предупреждал Доктор, не произошло. Тогда что?.. Может быть это я сам изменился настолько, что и без адаптера могу существовать в этом мире?!.. Нет, опять не сходится: в таком случае я бы не чувствовал себя Инспектором оттуда…»

Девица на плакате скалила в пространство сахарные зубы, покрытые какой-то новой антикариесной суперэмалью. Сигарета кончилась. Мысли рванули на следующий круг.

«Выходит, меня захватили и теперь дают какой-то шанс?.. Для чего?.. Черт! Почему «захватили»? Захватил!.. Колдун! Дьявол! Оборотень!.. Ладно. Но если это — мир одного человека, куда же исчез серый туман?..»

Круг замкнулся. Ответ остался где-то за его пределами. И это было плохо!

Я полез в холодильник за пивом, но вспомнил, что прикончил все запасы накануне, и достал запотевшую бутылку тоника. Терпкая, горьковатая влага обласкала высушенный волнением рот и трепещущее горло. Мысли снова пришли в движение.

«Все-таки откуда взялись изменения?..» — теперь я был уверен, что они — не плод разгулявшегося воображения, а реальность. «То есть, тьфу! Какая реальность?!.. Здесь не может быть никакой реальности! Тут все создано одним чело… — я непроизвольно схватился за край стола. «А что, если не одним?.. Несколькими?!.. Многими?!.. Тогда… Сто-оп!..»

Усилием воли я придавил выскочивший из своего темного закутка растрепанный, рычащий страх, и тот, заскулив, подался назад.

«Спокойно, Инспектор, не торопись! Это — нервы, и не надо с ними нянькаться — так и свихнуться недолго. Вспомни, что говорил по этому поводу Доктор?.. «Сознание человека ограничено его мироощущением с одной стороны и широтой кругозора — с другой. Границы восприятия субъективно выглядят зыбкой бесформенной субстанцией, похожей на серый туман… Если вдруг ты его не обнаружишь, не пугайся: значит, границы того мира достаточно обширны — и только!..»

Я разжал вцепившиеся в стол пальцы и глубоко вздохнул.

«Ты, дружище, паникуешь, потому что Колдуна не можешь найти! А он, судя по всему, мужик — дюже умный. Так что, иди-ка, мой свою мятую рожу, набивай бутербродами утробу и топай на службу. Доктор тысячу раз прав: страх — это смерть! А коли ты мыслишь, значит — жив, значит — адаптер в порядке!»

Окончательно успокоившись, я полез под душ…

Рокочущее нутро клуба «Эллада» встретило нас красноватым, мечущимся светом электронных «факелов», туманными бликами сусального золота лепных колонн и заманчивым перезвоном мельхиоровых кубков у стойки бара.

— Пропустим по «шустрику», шеф? — облизнулся капрал, кроличьим взглядом прирастая к винному стеллажу за стойкой.

Я посмотрел на его раздувающиеся ноздри и прыгающий кадык: «Все равно ведь ухватит, охламон! Лучше уж держать его на контроле…»

— Ладно, заказывай «Трою». Мне — льда побольше! Сейчас крутанусь по залу и подойду.

Капрал испарился, а я, включив «щуп», медленно двинулся по периметру «акрополя», стараясь не пропустить ни одной компании.