— Что происходит? — вопил Рервал, стрелявший очередями.

«Плохие тени», думал вергастец. «Плохие тени».

Нечто вывернулось из тьмы слева от него. Завиток злобной черноты, похожий на…

Гол Колеа вспомнил. Он вспомнил — образ вонзился в голову Призрака, словно боевой нож.

Каюта Тоны. Ужин, всего лишь несколько ночей назад.

Йонси, его дочурка Йонси.

На картинку, по-прежнему лежащую в кармане Гола, рукой его дочери были нанесены мучительно, проникновенно чёрные каракули, вдавленные в бумагу. От яростных усилий Йонси цветной мелок несколько раз ломался, и в отметинах на листке сквозило нечто отчаянное — девочка словно пыталась уничтожить рисунок, стереть образ, ужасный настолько, что ему нельзя было позволить обрести очертания.

«Мне надо было нарисовать побольше деревьев, — объяснила тогда Йонси, — но я нечаянно взяла чёрный мелок вместо зеленого и получилась плохая тень. Она мне не понравилась, поэтому я её зачеркала».

Колеа слышал, как дочка говорит это.

Плохая тень.

Плохая тень.

Выщелкнув опустевшую батарею, вергастец загнал на её место новую. Он продолжал стрелять в плохие тени.

Картинка, нарисованная цветными мелками. На ней были какие-то шипастые штуковины, несколько человеческих фигур и два серпа в — как решил Гол — небе над ними. Тогда он не понял, что означают серпы, но теперь всё встало на свои места. Две луны. Два призрачных полумесяца, увиденные ими с Баскевилем.

На рисунке было ещё кое-что — треугольник. Пирамида. Пирамида бункера.

— Это деревья? — спросил Колеа, показывая пальцем.

— Угум, — ответила Йонси, с наслаждением поедавшая рагу.

Их со всех сторон окружали фесаные деревья.

— А кто это? — теперь майор указывал на фигуры.

— Да это же ты, дядя Гол, не дурачься. Видишь, это ты, вот дядя Рервал, дядя Баск, а тут дядя Лаффри.

Все они были здесь. Все они.

— Как тень может быть «плохой»? — спросил тогда, за столом, его сын Далин.

Неопределенно взмахнув руками, Йонси подобрала свою куклу.

— Немножко похожая на чудовище, — объяснила она.

Затем девчушка, не слезая со стула, потянулась к рисунку в руках Гола и начала объяснять сюжет.

— Смотри. Видишь? Ты убиваешь тени. Вот, смотри, эти зигзаги — пиу-чю-чю-чю-чю! Ты стреляешь по ним из своего ружья: пиу-чю-чю! Я желтым мелком рисовала.

«От моего лазгана сейчас столько же толку», подумал Колеа, переключаясь на автоматический огонь.

Рядом с ним, содрогнувшись, рухнул Лаффри, выпотрошенный клинком тени. Клубок розовых, влажных кишок вывалился из его живота в черный перегной, словно паста, выдавленная из тюбика.

— Святой Фес! — вскрикнул Гол.

Но не раздалось ни звука. Колеа сам себя не услышал.

Мир погрузился в безмолвие, его заглушили.

Реальность замерла, притихнув в тени.

И, во внезапно опустившейся тишине, Гол Колеа ощутил щекой ледяное дыхание.

— Кто ты? — прошептал вергастец. — Что ты?

— Я — здесь, — ответил голос, каждое слово которого звучало, словно медленный шорох мелка по бумаге.

Чёрная тень скользила вокруг Призрака во тьме — угловатая, невозможная, антиформенная.

— Что ты? — отчаянно повторил Гол.

— Я — Голос Сека, — прошептала чёрная тень.

И вновь её слова напомнили жуткий сухой скрип сломанного мелка. Голос сущности звучал невероятно громко, но Колеа был уверен, что только он сам слышит его.

— Принеси мне орлиные камни, — проскрипела тень, скользящая совсем рядом, и, одновременно, в дальней дали, — или твое дитя сгинет.

— Ублюдок! — зарычал Гол. — Не тронь её!

Что-то прошуршало во тьме. Смешок. Зачёрканная тень облетела Призрака по кругу.

— Ты надеешься, что твой израненный разум мог быть исцелен прикосновением слабенькой имперской святой, — процарапал голос, — и это не превратило тебя в проводника для демонов?

— Убирайся из моей головы!

— Принеси их мне! — сухо проскрипел голос.

— Я не понимаю, чего ты хочешь! — крикнул вергастец.

В воздухе пахло мелками.

— Ты узнаешь, Гол Колеа. Ты придешь к пониманию. Сделай это, или плохая тень падет на тебя вновь. Я накрою тебя и твоих отпрысков.

Во тьме открылся чёрный рот, расплывшийся в улыбке.

— Тварь! — крикнул Колеа и вновь открыл огонь.

Гвардейцы расстреляли заросли в клочья. Из сломанных, истерзанных стволов вытекал сок.

— Прекратить огонь, — скомандовал Гол.

Всё равно они уже потратили весь боекомплект.

— И что сейчас произошло? — спросил Баскевиль, глядя на распростертые в перегное трупы — один без головы, другой с выпущенными кишками.

— Лафф! — закричал Рервал, падая на колени рядом с телом друга. — О, нет! Ох, фесаный фес, нет!

— Прекращаем миссию, — объявил Колеа. — Прекращаем её прямо сейчас.

Старые лампы, заделанные в стены аскетической комнаты для «разбора полетов» на борту «Его Высочества Сера Армадюка», гудели и слегка шипели, испуская пожелтевший от времени свет.

Вновь пролистав записи на инфопланшете, Ибрам Гаунт положил его на металлический стол.

— Итак, вы прервали миссию, майор? — спросил комиссар-полковник.

— Так точно, сэр, — ответил Гол Колеа, стоявший перед ним по стойке «смирно».

— Вам это кажется благоразумным решением, майор? — заговорил комиссар Харк, сидящий слева от Гаунта.

— Да, сэр. Предполагалось, что задание будет рутинным, но двое погибших и появление существа…

— Которое вы описываете как «демона», сэр, — вмешался капитан «Армадюка» Спика, расположившийся справа от комиссара-полковника.

— У меня нет других слов для того, что я видел, чувствовал и ощущал, господин капитан. Оно говорило, оно убивало и не имело никакой сущности, кроме теней. Мы стреляли в него, выпустили множество очередей. Оно не умерло.

Воцарилась тишина. Гол решил, что ему стоит кое-что добавить.

— Господа, — продолжил он, — я со всей серьезностью осознаю проблему, связанную с нехваткой припасов. Правда. Не пополнив резервы, мы оказались в достаточно неприятном положении, и не думайте, что мне легко далось прекращение миссии. Но, по совести говоря, я просто не мог продолжать. Погибли люди, и я посчитал, что, если мы не отступим, но потеряем ещё больше жизней.

— Это разумно, — произнес Харк.

— Один из ваших, один из моих… — Гаунт повернулся к Спике, и капитан корабля кивнул.

— Сэр, — сказал ему Колеа, — если бы я мог как-то защитить вашего человека, то сделал бы это. Но всё произошло мгновенно. Оно обрушилось на нас слишком внезапно. Кроме того, я прервал миссию, так как не мог допустить, чтобы мы — если можно так выразиться, — принесли это существо на борт с собой.

— Это создание называло себя Голосом Сека? — спросил комиссар-полковник.

— Да, сэр.

— И оно чего-то хотело от вас?

— Да, сэр.

— Оно хотело получить… как там? «Орлиные камни»?

— Да.

— Что это такое? — вмешался Харк.

— Не могу знать, господин комиссар, сэр.

— Есть у нас какие-нибудь данные по ним? — уточнил Гаунт у Харка. — По «орлиным камням»?

— Никаких, Ибрам.

— Майор Колеа, — произнес Гаунт, — обладаете ли вы информацией, которую не захотели или не сочли необходимым вносить в представленный рапорт?

Гол помедлил.

«Конечно, обладаю, — подумал он. — Взять, например, то, что Голос знал, как меня зовут, и что у меня есть дети. То, что всё происходящее совпадало с рисунком Йонси. Или то, что создание назвало меня „проводником для демонов“. Как я могу рассказать вам об этом? Как я могу надеяться, что вы, услышав подобное, не застрелите меня на месте? Я не вправе говорить об этом — ведь, если я умру, буду казнен за ересь, кто защитит моих детей? Или их тоже казнят? А может, отдадут на Чёрные Корабли? Кто решится защитить Призраков? Нет, я отвергну эту тьму, эту тень. Я силен. Я — Гол Колеа. Сама Святая коснулась и благословила меня. Я защищу от тени свою семью и полк. Это станет моим личным, тайным долгом, и я исполню его».