— Хочешь посмотреть фотографии гнезд ремезов? — приветствовал меня славный орнитолог.

— Нет, мой дорогой, у меня сенсационные новости. Где бабушка?

— Бабушки нет. Пошла на море купаться.

— В такую холодину?

— Бабушка — единственная особа, которая независимо от погоды и температуры воды ежедневно купается в море.

— Действительно, феноменальная бабушка! А ты что делаешь?

— Проявляю пленку со снимками молодых чаек, которых фотографировал еще в четверг, в хорошую погоду.

Еще одна феноменальная личность! Тут Франт посылает розы красавице актрисе, актриса плюет на него, Франт улетучивается, а Мацеку все нипочем, он проявляет снимки.

— Ты только представь себе! — закричала я и подробно рассказала обо всех утренних событиях. А потом добавила: — Нужно отнести розы на улицу Шутка. Сдается мне, он там живет. При случае разведаем, нет ли у него той самой шляпы, а если есть, то свистнем…

— Хочешь свистнуть чужую шляпу? — поразился Мацек.

— Не навсегда. Просто нужно проверить, нет ли в ней газетной прокладки под кожаным отворотом.

— А если он газету выкинул?

— Тогда отнесем к виолончелисту. Уж он — то узнает собственную шляпу!

— Но ты говорила, что не уверена, заменили ему шляпу на самом деле, или он только притворяется.

— Правда, но в любом случае нужно как — то действовать, а, рассматривая гнезда ремезов, мы ничего не узнаем. Одевайся и пошли!

Мацек умел быстро одеваться по тревоге. Он сунул ноги в резиновые сапоги, натянул свитер, набросил куртку, повесил на одно плечо фотоаппарат, на другое бинокль — и был готов. Мне он очень понравился, потому что выглядел как знаменитый путешественник Нансен, не хватало только бороды.

— Зачем тебе фотоаппарат и бинокль? — полюбопытствовала я.

— Никогда е знаешь, не появится ли вдруг какая — нибудь редкая птица. В прошлом году на озерах я наткнулся на журавлиное гнездо, но не смог его сфотографировать из — за отсутствия фотоаппарата.

— Слушай, Мацек, — заметила я. — Мы выбираемся за птицами или за шляпой?

— Никогда не известно, что может случиться, — улыбнулся Мацек.

На улице Шутка под сенью старых тополей и белых кленов царила египетская тьма. Я с трудом отыскала калитку, через которую вчера выходил Франт. К сожалению, калитка была заперта, а на столбе к тому же висела табличка с надписью: «ВНИМАНИЕ, ЗЛАЯ СОБАКА!»

— Это здесь, — сказала я.

— Удачное же местечко ты выбрала! Не хватало еще, чтоб собака порвала мне брюки.

Я всмотрелась в глубину сада, но там не было ни единой живой души. Не было даже злой собаки. Заросшая травой стежка изогнулась дугой в сторону высоких деревьев, из — за которых выглядывал дом с красной черепичной крышей. Было тихо. Дом, казалось, вымер. В темноте что — то шуршало и негромко постукивало. Быть может, это дождь стучал по листве, и вода булькала в водосточных трубах. По спине у меня побежали мурашки, я почувствовала, что меня бросило в пот.

— И чего мы ждем? — спросил Мацек.

— Ждем Франта, — отрезала я.

— Ты же видишь, что калитка заперта на ключ.

— Но если есть замок, то это значит, что калитка открывается.

— Конечно. Но здесь совершенно пусто, будто в доме никто не живет.

— Уверена, что именно здесь Франт спрятал шляпу.

— Если и спрятал, ты ничего не сможешь сделать, так как туда не войдешь.

— Увидим… — Я упрямо стояла на совеем, хотя, признаться, охотнее всего смоталась бы отсюда куда глаза глядят. Но от этого меня удерживало присутствие орнитолога. Еще подумал бы о девчонках плохо. Приложив ко рту сложенные рупором ладони, я громко прокричала: — Эй! Эй! Ау! Пожалуйста! Я принесла розы! Эй! Эй! Ау!

Мне отвечало только эхо.

— Не надрывайся, Девятка, а то распугаешь голубей, — незамедлительно вступился Мацек.

Разумеется, для него голуби важнее шляпы. Хорош, нечего сказать. Не шевельнул даже пальцем и еще смеет предъявлять претензии! Наперекор ему я завопила еще громче. И тогда из сада до нас донесся хриплый низкий голос:

— Кто это там расшумелся? Никого нет дома.

— Как это нет, если кто — то отвечает, — не уступала я.

— Повторяю, дома никого нет. Все пошли на обедню в костел.

— Мы по важному делу! — настаивала я скорее по инерции, чем из желания продолжить разговор.

— Сейчас, — отозвался тот же низкий голос, доносившийся, казалось, из — под земли. И тут из — за кустов появилась старуха, сгорбленная, худющая и костлявая. Спрятавшись от дождя под наброшенным на голову черным фартуком, она медленно направилась по тропинке к нам, словно привидение.

— Чего хотите?

— Извините, пожалуйста, — проговорила я как можно вежливей. — Мы к тому господину, что здесь живет.

Она окинула меня злым взглядом.

— Нет тут никакого господина, а живет только огородник. Он ушел в костел вместе с женой.

— Я принесла… отнесла… — плела я, спотыкаясь на каждом слове, этому господину розы, так как пани Моника…

— Что ты болтаешь? — заорала она. — Говорю тебе, нет здесь никакого господина.

— Но я же видела вчера, как он выходил отсюда.

— Он один, что ли, выходил? Говорю тебе, здесь живет огородник. Люди приходят и уходят.

— Извините, — пробормотала я. — Мне показалось…

— Чтоб тебе и дальше казалось, — проворчала старуха и, повернувшись, поковыляла в сторону дома.

По лицу Мацека промелькнула горькая улыбка.

— Ты всегда настаиваешь на своем, но тут полная неудача. Франт здесь не живет, а вчера приходил заказать цветы.

Он надеялся переубедить меня, но не сумел.

— Если у тебя хорошее зрение, то присмотрись внимательнее. Видишь? Цветы из цветочного магазина «Цикламен» на улице Янтарная, на упаковке стоит фирменный знак. И вообще не нравится мне эта бабуся!

— Это, однако, ничего не меняет, — философски подытожил Мацек.

Я не знала, что чего не меняет, но не стала над этим задумываться. Подозревала все же, что в кроссворде, который предстояло решить, нашлась новая закавыка.

Мы еще немного подождали, но как долго можно стоять у таблички «Внимание, злая собака!»? И мы двинулись в сторону Пляжной.

Мы брели без определенной цели, а выяснилось, что сделали новое открытие, когда, свернув на улицу Пляжная, увидели другую калитку, ведущую у тому же самому дому, а у калитки Франта. Стоя к нам спиной, он запирал калитку.

Незажженная трубка, похожая на вопросительный знак, торчала у него в зубах. Без нее я вряд ли сумела бы его узнать. Он выглядел как морской волк, собравшийся выйти в море на лов сельди. Резиновые сапоги, длинный рыбацкий плащ, на голове зюйдвестка. Странный человек! Ничего не делает, а только переодевается по десять раз на дню. Один раз оденется как Дон Жуан, другой раз — как спортсмен, а теперь вот — как рыбак. И как ему только не надоест?

Что мне оставалось делать? Я все ближе подходила к нему с тремя ярко — красными розами в руке. Он притворился, что вообще не замечает меня, словно я была не более чем туман либо областью низкого атмосферного давления. Приблизившись к нему вплотную, я спросила с сатанинской усмешкой:

— Вы не ожидали, да?

— Простите, чего не ожидал? — Он недоуменно повел округлившимися от удивления глазами.

— Вы были уверены на сто процентов?

— Уверен в чем?

— Что пани Моника не отошьет вас.

Франт вяло улыбнулся в ответ и только сейчас соизволил заметить у меня в руках знак своего поражения: три ярко — красные розы.

— Пани Моника сказал, — тянула я с дьявольским наслаждением, — чтобы вы посадили эти розы в своем садике и больше не надоедали ей, ибо таких поклонников, как вы, у нее пруд пруди.

Я ожидала, что трубка вывалится у него изо рта, но он лишь кисло улыбнулся, напомнив выражением лица маринованную сельдь.

— Бывает, моя дорогая. Не приняла эти, может быть, примет другие.

— И не подействовало свидетельство вашего поклонения. — Пренебрежительным жестом я протянула ему розы. Он пожал плечами.